Читать книгу Воспоминания и дневники. Дополнения к семейной хронике - Юрий Канунников - Страница 19

Аресты в городе шли. Взрослые об этом узнавали. Незадолго был арестован врач, заведующий лабораторией, в которой работал отец. На улицах стали даже днем встречаться арестованные под конвоем 2–4-х «сотрудников» в гражданском с револьверами наголо.

Боялся ли отец ареста? Боялся, но вины не чувствовал, т. к. три месяца в белой армии Колчака в качестве рядового офицерского полка, не участвовавшего в зверствах и репрессиях, никого не убивавшего, казалось, не было поводом для ареста.

Слышал я кусок разговора между родителями много позже и далее. – Уже в тюрьме и тем более в лагере он понял, что поводов для ареста вообще могло не быть. Достаточно было косого взгляда лица из власть имущих или «сотрудников», или упоминания фамилии на чьем-то допросе. Например, на вопрос: «Кто присутствовал при разговоре (высказывании, анекдоте)?» Возможно, что подобный вопрос был задан и заведующему лабораторией. Возможно.

Арестовывать пришли ночью. Четверо «сотрудников» и двое понятых, соседей.

Я проснулся от громких разговоров, топанья и зажженного света. Однако тихо лежал в своей деревянной кроватке с загородками. Никто не обращал на меня внимания. Все столпились в большой комнате, где начался обыск. Я оделся, вошел тихо в открытую дверь и присел на корточки у стены. В комнате был полный разгром. На полу валялись книги и мелкие вещи. Со стен были сняты и выдраны из рамок картины. Автопортрет отца был сорван с подрамника и, свернутый в большую трубку, – лежал на столе. За столом сидел, видимо, старший, листал альбомы с фотографиями и время от времени обращался к отцу с вопросом: а это кто? Некоторые фотографии вынимал и откладывал. Остальные трое рылись в книгах и в ящиках комода, выбрасывая книги с полок, а вещи из ящиков на пол.

Так были перевернуты все комнаты и кухня. С вещами обращались, как и описываются обыски в литературе, не было вспарывания подушек и перин, остальное было в ассортименте.

Под конец этой процедуры я был согнан с места и устроился в проходной комнате на тахте, которая была уже исследована и сдвинута с места. В мою кроватку бабушка подбирала одежду с пола.

Как уводили отца, я не видел. Проснулся от того, что меня с плачем обнимала мама.

В последующие после ареста дни на меня никто не обращал внимания, было не до меня. Мама ушла с работы (или ее уволили, узнав об аресте ее мужа). Она проводила время у юристов и у тюрьмы, а через несколько дней уехала в Самару, т. к. отца отправили туда.

Когда я по моему запросу получил документы о реабилитации отца, то узнал, что следствия и суда фактически не было. Заседала «тройка», которая и вынесла приговор.

Бабушка, как я позже понял, хлопотала с продажей дома. Тут я пошел в школу, опять в первый класс, мне было ровно 8,5 лет.

Мама приехала из Самары в конце сентября или даже в октябре, и тут я впервые услышал зловещий номер статьи 58.10.

После заседания «тройки», на котором отцу дали срок в 3 года лагерей, мама бросилась к адвокату, который ее буквально выгнал, сказав, что она со своей апелляцией ненормальная, т. к. при пересмотре дела срок добавят. С тем она и вернулась в Бузулук.