Читать книгу Зеркало без опоры. Второе издание - Юрий Катаев - Страница 5

Жёлтая площадка скошенного поля,

Далеко и низко – рощи купола.

Брошенный небрежно через поле пояс

Зеленью дороги замер до утра.

Всюду неподвижность и объемов чёткость,

Всё вокруг застыло зеркалом пруда,

Как мое сознанье памятью о чем-то,

Медленным теченьем мыслей в никуда.

Вздрагивают листья от ударов

Серо-беспросветного дождя

Между рам, распахнутых наружу,

Реющих на петельных гвоздях.

Тянет свежим холодом из сада,

Комната, наполненная им,

Порождает неподвижность взгляда

И снимает мышечный зажим.

Вздрагивают листья от ударов

Серо-беспросветного дождя.

Мокрым, крашеным металлом замер

В тупике вагонный порожняк.

Две улицы, заржавленные шпаги,

Скрестились в площадь, и давно осела пыль,

Лишь две афиши, брошенные стяги,

С тоской глядят на проходной пустырь.

Застывшую сто лет назад картину

Венчает  белый дом прямым углом,

Один этаж в земле наполовину,

Высоких окон стройность во втором.

И взгляд плывёт по низким перспективам

Над серостью построек и дворов,

Встречаясь вдалеке с неторопливым

И строгим взглядом древних мастеров.

Средь деревянного уюта,

В вечерних запахах цветов,

В краю, где каждая минута

длинна, как несколько часов,

Иду, шаги считая сердцем,

Наполнен счастьем и стыдом —

Я на виду, куда мне деться,

И виден тот приметный дом.

И там она, иль нет, не знаю,

Лишь прохожу, скрывая взгляд,

С себя частично тем снимаю

Любви томительный заряд,

И вечер гаснет уж спокойней,

Прохладней тёмная трава.

И этот долгий путь окольный —

Как чьи-то мудрые слова.

То упруго нарастает, то стихает шум,

Словно долгое шипенье пенистой волны —

Воздух через сито листьев цедится с трудом,

Затихают в крепких путах ветра скакуны.

И протяжное шипенье купола листвы

Единит в потоке пенном радость и печаль.

Широко и отстранённо жизнь и смерть видны,

И ознобом пробегает через мысли даль.

Вокруг покой архитектуры,

Прохладный разум белых стен.

Под двухэтажной, плотной формой

Спит интерьер без перемен.

И там когда-то жили люди,

Средь колпаков ночных и ваз

Плели любовные прелюдии,

И, может, думали о нас…

Легли стволов белёсых строки

Пунктиром вдоль асфальта тьмы.

Под куполом листвы высоким

Прозрачны города шумы.

Вот, описав полукруг

Под небом лилово-серым,

Вспыхнул контрастом луг,

Зазеленел без меры.

Грозен, тяжёл горизонт

Над луговым сияньем.

Край косогора – фронт,

Тьме противостоянье.

Согнутые в дугу,

Жёлто-усталого тона,

Тёмные на лугу,

Копны стоят просторно.

Слева и справа – лес,

Чёрный на расстоянии.

Всё далеко окрест

Замерло изваянием.

Это я сижу на траве,

Словно глиняный будда,

И ощущаю свет,

Льющийся ниоткуда.

В предвечернем полусвете

Полусном покой разлит.

От движенья снежной сети

Город, кажется, летит.

Виден Кремль – обычно, близко.

Мост, безлюдность, тишина,

И гудит легко и низко

Нереальности струна.

Поздний вечер, бесконечный изумруд

Стынет через чернь коряжистых деревьев,

Так высок, так невозможно крут,

Что и я, и жизнь моя – всё вчерне.

Пламенеют капли облаков,

Редкие в бездонности громадной,

И освобождаюсь я, как от оков,

От людских оценок лжеотрадных.

Колеи извилистая темь,

Лужи, отражающие небо,

Леденеют, и стою я с тем,

Что я есть, очищенный, нелепый.

Улица скользнула вниз, асфальтом

Разрубив одноэтажный быт.

Головокружительное сальто,

И вдали – лесной, спокойный вид.

В чём-то неприметном

Мягко и не слышно

Из кромешной темени

На дорогу вышла.

Теплотой и страхом

Сердце ощутилось:

Ожидала, все-таки,

Как договорились.

И затем замедленно,

Чересчур прогулочно,

Шла, стояла зыбкая

В тусклом свете уличном,

Профилем спокойная,

Темноте послушная,

Лишь шагами редкими

Тишина нарушена.

Вот и всё —

Обрубки тополей,

Чёрные остатки листопада.

Чередой бессмысленных дней

завершился круг безотрадный.

Сердце – треснутое стекло.

Неустроенность.

Неискренность.

Боль.

Так нигде ничто и не расцвело.

Сырость.

Грязь.

Голь.

В комнате тишина,

Вяжущий копится мрак.

Прямоугольник окна.

Всё не так.

Лёгкий шорох пошел, пошел,

Нарастая, превратился в шум —

Листья жёлтые, впавшие в шок,

Втянуты в капельный бум.

Мало их осталось уже,

Вот еще один окно прочертил.

Обесценился на осенней меже

Мир и застыл.

Лишь слегка приподнята грудь

Перед погружением в лед,

Перед тем как заснуть —

Дождь идёт.

Неулыбчивое солнце,

Мимо не спеши,

Сядь напротив, в разговоре

Взглядом закружи.

Пусть слова твои проходят

Через долгий взор,

Позволяя погружаться

В рук, лица узор.

Закат, деревья, столб, стена —

И неподвижно и пустынно.

Бесповоротно тишина

В асфальт дороги звонко встыла.

Заброшен день, ещё один,

В застывшую над тьмой провала

Неугасаемую синь

Невыразимого накала.

Как хорошо, без суеты,

В заброшенности добровольной

Из привокзальной пустоты

Глядеть на проходящий скорый.

«Москва-Владивосток» застыл

Змеёй отсутствующих окон,

И пять минут столичный пыл

Стекает на перрон высокий.

Обрывки тихих, сонных фраз,

На поезд замкнутые лица,

Бездумное томленье глаз

В оконных, временных границах.

Для них вокзал, я вместе с ним,

Непривлекательны, мгновенны —

Лишь душный поездной интим

Движений вялых, манекенных.

Гудок – прекрасный студотряд

Построен в ряд в дверях вагонных,

Флажки, флажки, нездешний взгляд,

И вновь пути пустынны, сонны.

И вновь накрапывает дождь,

И окна тускло осветились,

И мир вокзальный так похож

На то, что на душе скопилось.

Словно роспись на фарфоре,

Розовеют облака.

Как на голубом просторе

Эта розовость легка!

И строений близких лица

Нежно-розовым полны,

И далёкие границы,

Чистотой озарены.

В никуда ведёт дорога,

Ноги нежатся в пыли,

И ни срока нет, ни прока

Ни вблизи и ни вдали.

Была любовь, теперь ушла,

Так выдох следует за вдохом.

Закончен цикл, и ровен шлак

В одной из миллиардов топок.

Но, только родственность, тепло

На веки вечные остались

Как вытканное полотно

Из душ и тел, что нам достались.

В утреннюю лёгкость, бодрость, вдохновенье

Попадёшь нежданно – три ступеньки вниз,

Это по контрасту с чернотой осенней

Белый снег так нежен, лёгок и пушист.

Редко, неуместно зеленеют листья,

И обычной жизни неуместен бег,

И себя увидишь молодым и чистым,

Приостановившись, оглянувшись: снег.

Он ещё не вечен, многого не стоит,

Нет ещё спокойствия холода и льда,

Но переполняет лёгкие простором

Эта притворившаяся белизной вода.

Сияет речная плоскость —

Горящая солнцем сталь.

Шишки, песок и сосны,

К лесному кафе асфальт.

Ступая на иглы несмело,

Скользит, впереди слегка,

Доступное ветру тело —

Слово, глаза, рука.

Качаясь двумя запретами,

Купальник то вверх, то вниз

Танцует, стесняя петлями,

Гибкий, манящий приз.

Обрывки далёкой музыки,

На пляже хлопки мяча.

Любовь между сосен кружится,

Как тающая свеча.

Запредельно поздний час давит тишиною,

И переполняет вас ясностью, покоем.

И, откинув на ковёр голову чужую,

Вы глядите на окно и луну большую.

И любой предмет глядит, став одушевлённым,

То надменно, то с тоской, то самовлюблённо.

И не одиноко вам, и не бесприветно,

Ведь, такой же вы предмет средь других предметов.

И душа через глаза входит и выходит,

А затем – через окно, и по свету бродит.

И свободно сутью всей можно обратиться

И в свечение луны, и в окна частицу.

И над подоконником, лунно освещённым,

В вас вселенная войдет сном раскрепощённым.

Изогнувшись пролетает

прямоугольником платформа,

и отчаянно мелькают

то заборы, то стволы,

замедляясь, оставаясь,

в бесконечности теряясь,

перемежаясь то просёлком,

то стеклом речной воды.

Окно в засохших грязных каплях,

как прилив-отлив вагонный:

дальше, ближе, ближе, дальше —

гипнотический затакт.

Я себя почти не вижу,

словно над пустой скамьёю

только тень моя повисла,

плавая вагону в такт.

Диагоналями промчался,

гулким грохотом растаял

чей-то мост, мне безразличный,

чья-то жизнь – я лишь экран.

Только суть моя качнулась,

только скорость, только странный,

под качающейся пломбой,

металлический стоп-кран.

Как женщины теплы по отношенью к нам.

Как мягко их на нас направленное тело.

В переплетеньях с ними многообразен мир,

Благословенна связь, которой нет предела.

Единственность любви – крыла в полёте взмах.

Обязанности, долг – об этом не сейчас.

О трепетная грудь, возникшая в ночи,

Двоящаяся сном в стомиллиардный раз!

Как бледно, нежно и прозрачно небо,

От лёгкой зелени до розовых тонов —

Прозрачный лёд над покрывалом белым,

Над кочками покинутых домов.

На все четыре стороны – свобода,

Оторванность от суетных дорог,

И смертным безразличием природа

Пронзает остывающий мирок.

И непонятно, поднялось ли солнце,

На горизонте облачная муть.

Сквозь ледяное, мутное оконце

Проходит холод, проникая в грудь.