Читать книгу Затмение. До и после - Юрий Киреев - Страница 7

Удаль

(Вале)

Эта удаль моя –

По наследству.

Ещё предки мои

Досаждали

Султанам.

Только удаль моя

Стала средством

На сердцах

Выцеловывать

Раны.

Я вломился к тебе

В самоё души.

Без звонка.

В заповедное самое

Не бросайся в проём.

Не спеши.

Ты теперь,

Как заложница,

Вся моя.

Уходи!

Всё равно

От меня –

Ни на шаг.

Я тебя,

Как в набеге,

Добыл.

Только стало вдруг

Трудно дышать.

Так дышали у вёсел

Рабы.

Стой,

Турчанка моя!

Стой,

Моя полонянка!

Слишком дорого дался

Набег в самоё.

Рядом с сердцем

Твоим

Соловьям наизнанку

Положу,

Как котёнка,

Своё.

В похвальбе

За искристым,

Как за морем,

Матерела

Молодцеватость.

Только схваченный

За сердце намертво

Таю ласковый я.

Виноватый.

Удаль –

Это в тревогах

За солнце над домом

Кто-то первый

Красивый

Встаёт впереди,

Чтоб согреть у ворот,

Развороченных громом,

Полонянку свою

На груди.

Не календарная оттепель

Не в Миргороде

Достославном,

Не в семантическом ряду,

Меня обидели недавно

У всех соседей

На виду.

Меня из лужи окатили.

Обдали с ног

До головы.

Я не пойму:

Смеяться или

Дойти до самой

До Москвы?

С каким восторгом

К первой луже

Бежит от мамы

Карапуз!

Как не похоже

С лужей дружит

Какой-нибудь

Не бритый туз.

Ещё смешней,

Когда шестёрка,

Едва споткнётся

Господин,

К нему проникнется

Настолько,

Что не отмыться

До седин.

Но наступает

Общий ужас,

Когда начнёт

(Какой кошмар!)

Швыряться

Брызгами веснушек

Вдруг распоясавшийся

Март.

Подписка на Гёте

Полночь жуёт

У книжного

Жилы.

А вы подпишетесь

На меня?

Вы,

Закоренелые

Библиофилы,

Сны на бессонницу

Променяв?

Не на отпетого.

На живого.

В силе.

В смехе.

В щетине щёк.

Что?

Не слыхали

Нахала такого ещё?

Знаю,

Куда вы гнёте.

Слабость слога –

Плохая броня.

Так пропустите

К Гёте

Без очереди меня!

Дайте!

Дайте припасть

К патриаршей ризе.

К сердцу разума.

К разуму рифм.

А что подписка

Самая

Мизер,

Так у меня

С того и нарыв.

Проморгал я поверку.

Жадно

Заслюнявил меня

Фломастер.

Ну, уж ладно.

Отвесьте счастья.

Что молчите вы?

Или вымерли?

А мне только бы

Пульсами свериться.

Я давно отдал

Этому имени

(Да простит мне

Медбрат)

Своё сердце.

Свою душу.

Продал.

Заложил

По рецептам

Доктора Фауста.

Чтоб горела,

Как радуга жизнь,

А не блекла

В цветах побежалости.

Чтобы вечною

Моложавостью

По весне зеленела

Душа.

Пропустите меня,

Пожалуйста,

Просто

Очередью

Подышать.

Волейбол

Мяч,

Как ручной метеорит,

Горит

Над белой радугой.

То омрачит.

То озарит,

Коротким градом

Радуя.

И пьёт спортзал

Во все глаза,

Глаза азарта полные.

А над площадкою гроза.

Удар!

И мяч, как молния.

Как взрыв,

Над сеткой

Рук заслон

На перехват мгновению.

Пускай сломило,

Занесло

Лавиной невезения,

Не падать духом!

Грудью пол

Стели –

Нужна победа нам.

Люблю за это волейбол

Я бережно и преданно.

Люблю не пляжную

Игру.

Люблю упасть,

Но выстоять.

Люблю,

Когда галдит в углу

Надежда олимпийская.

Люблю

Планирующий взлёт.

И – крест!

Овациям на завязь.

Люблю играть

Годам назло

И молодым

На зависть.

Люблю шутить:

Физкульт прости!

Противнику в финале.

Люблю с плеча

Перекрестить

Любой беды начало.

Перекрестить

Ценой любой.

Перекроить

Победами.

Люблю за это

Волейбол

Я бережно

И преданно.

Экономика дружбы

Пусть жадна

Ростовщик-судьба.

Но зачем же

За голову браться?

Если друг заложил

Не себя –

Это значит

Банкротится братство.

Сквознякам

Уступая трубу,

Выпускаю

Души облигации:

Экономить

Морщинки на лбу!

И румянец!

И грацию!

Экономить седины

И стук в Горсобес…

Но на чём?

При каком посредстве?

На себе.

На себе.

На себе.

Где записано?

В сердце.

В сердце.

Расточительство

Мне пульсами

С солнцем не мериться.

Но жару

Не занимать.

Весна начинается

С сердца.

Откуда берётся

Зима?

Я, словно

Командированный

В нескладный

Служебный круиз,

Среди пескарей

Титулованных

Зачем-то ищу

Василис?

И бьётся.

И бьётся без отпуска

Не розданное тепло.

А время морщинистым

Оттиском

У краешка глаз

Залегло.

О, пылкое вёсен

Величество!

Как долго

Ты будешь опять

(Немыслимое

Расточительство!)

В груди

В холостую

Стучать?

Одиночество

Ни друзей –

Ни врагов.

Кто же сбросится

На банкет –

Утолить переносицу?

И напрасно

Хорошая чешется:

Некому

Горевать или тешиться.

Но и мне горевать,

Вроде, нечего.

Мне давно

Обеспечена вечность.

Долговечность

В труде.

Долголетие.

Горсобес мне –

Не долгая Лета.

Не хочу,

Словно кладбища,

Пенсии.

Даже скрашенной

Стерео песнями.

Ни отпеть.

Ни проклясть

В общем, некому.

Одиночество.

Хуже некуда.

Не возвышенный.

Не затравленный.

А что, вдруг я и есть

Самый правильный?

Донские арбузы

Те, кого боярин донял,

Но кто духом не закис,

Большаками ли,

По Дону ль

Утекали в казаки.

Прежде

С господцем под терем

Подпускали петуха

И в бега –

На тихий берег

Отмываться от греха.

Хватит

Горбить поясницу

И не солоно

Хлебать.

Хорохорились станицы.

Щекотали степь хлеба.

И не свет зари

По небу –

По столам

Арбузный сок

Праздной силе на потребу

Проливал

Лихой клинок.

Стало завидно боярам.

Указали реже есть,

Слать

Царю арбузы даром

И царёву службу несть.

Порубал –

Пора в рубаки.

Чай земля –

Сплошной кочан.

На сердцах,

Как на рубахах,

Выел дыры солончак.

Знать,

От службы распрележной

Лучше с пулей

В поле спать!

Так не раз

Донские стрежни

Поворачивали вспять.

Ах,

Кабы да не измена,

То средь лобной

Тишины.

Не баюкал

Стон застенок

Государевые сны.

А на утро

Над брусчаткой

Переспелый

Брызгал сок,

Словно каменной

Перчаткой

Пьяный дьякон

Бил в висок.

И щербатый рот

Разинув,

В не одну ещё зарю

Будут кланяться

В России

Хлебосольному царю.

Угостившийся от пуза

Будет каяться

Народ

За чубатые арбузы,

За кровавый огород.

Но по самый гроб

Обязан

И припомнить всё

Горазд

Он отдаст

Свой долг не сразу.

Плюнет в руку –

И отдаст.

Пещера Улая

Как по Великой Гоже

В приокской благодати

Гулял Улаев ножик

Зачем?

С какой-то стати?

Кипела кровь

Сильнее

Воды на перекате:

«Пошто

Народ синеет

От царской благодати?»

Челны врезались

В баржи,

Как в балыки булаты.

И не спасала даже

Свеча по благодати.

Но в пасмурной пещере

Уху из благодати

Не черпал

Белый череп

Под гоготанье братьев.

Не в шапке,

Не на блюде –

На острие булата

Несли лихие люди

Рассвет

Над благодатью.

А на Великой Гоже

В зелёной благодати

Мы топчем подорожник

У песни на подхвате.

И в полнолунье щедром

На чудеса и тайны

Сидим мы у пещеры…

И выкипает чайник.

Танцплощадка

Асфальт в лесу.

В культурном плане

На нём и зиждется

Вся жизнь.

Он на турбазовской

Поляне,

Как шкурка сусличья,

Лежит.

Уж бьют его.

Так отбивную

Бьют,

Отбивая гопака.

А днём

Мячом его мордуют,

Словно таранке

Мнут бока.

А раз в заезд

Залётный лектор,

Опять

«Тарелками» грозя,

Шпигует чудом

Почём зря.

А юморист,

Из местных некто,

Посолит крепче,

Чем язя.

И что не стерпишь,

Как соавтор

В делах

На сотню каблуков.

Только не верится,

Что завтра

Сойдут пришельцы

С облаков.

Куда уж!

И с небесным блатом

Им не пробиться

Всё равно.

В кругу от барыни

Крылатой

Не только барыне

Тесно.

И я тем барством

Приворожен

Топчусь совсем

Не по смоле –

Топчу

Шагреневую

Кожу.

И что ни вечер –

То смелей.

И наплевать мне

За азартом

Среди безудержной

Гульбы

Кому

На росной зорьке

Завтра

Мои аукнутся

Грибы.

Голодовка на турбазе

Как в рай лесной

Сюда все едут.

Здесь то и делают,

Что ждут,

Как после завтрака

К обеду

Вновь позовут

И подадут

Свиной гуляш

Под рыбьим жиром.

Но пусть его

Смакует он,

Кто предложил

На диво миру

Свинье

Моржовый рацион.

Меня не повар

Озадачил.

И не по части

Вкусовой.

А опыт

Больше, чем свинячий

Над всей

Обителью лесной.

Эксперимент

Селекционный

На свиноферме

В самый раз.

Но вот гуляш

Традиционный

По мне прекрасен

Без прикрас.

И если вдруг

Весёлый повар

Решит селекцию

Продлить

Я этот смех

Сочту за повод,

Чтоб голодовку

Объявить.

И объявил я

Голодовку.

Один.

Один на целый зал.

Ах,

Как мне сделалось

Неловко.

И я добавку заказал.

Тренировка

На стадионе

При полном параде

Компания

Сущих чертей

Стоим

Жеребячества

Ради

На всех четырёх

На вратарской черте.

Стоим не на смерть.

(Не вышли паспортом)

Стоим мы на смех.

Стоим мы на спор там.

Как я позавидовал

Конскому крупу.

Когда день померк вдруг

В нокдауне.

На чём теперь

Совещаться по-крупному

И думать на чём,

Заседая,

Мне?

На стадионе

Весёлое зрелище.

Но наблюдает

Один лишь директор,

Как сотрясает

Футбольное стрельбище

Фундаменты

Интеллекта.

* * *

На стадионе,

Конечно,

Не черти,

Не жеребцы

На воротах.

Тогда ещё не было

«Челси».

Но дурость

Имела квоту.

Фужер

Работа.

Получка.

Буфет.

Стадион.

От старта до ручки –

Последний

Микрон.

Последний –

За друга.

И залпом по всей.

Гуляет по кругу

Гранёный бассейн.

Гуляет по кругу.

Круг замкнут уже.

А сердце,

Как бубен.

А жизнь,

Как фужер.

А хрупкую тару

Разбить –

Без проблем.

Последним ударом.

Последним!

Совсем.

Будни

Ой, бабусенька!

Разве можно так?

Ты шепнула в персты

Словечко

И спасителю

В честь безбожника

Язычок показала

Свечка.

Округлились

Глаза у лика.

Прихожанин пошёл

Раскованный.

Восковая, поди,

Не улика,

Да во здравие

Участковому.

Суровый закон

Ставит рамки-преграды.

Зато стадион –

Без ворот,

Без ограды.

Зато и трава –

Не трава, а ковёр.

Валит «татарва»,

А с мячом – никого.

С крестом без Христа

Бородач-истукан

Снимает с куста

Инвентарный стакан.

Никто не мешает

Балдеть на природе.

Без признака духа.

И свечку зажечь

В честь любого святого

Никто не мешает.

Довольна старуха.

Крестится старая.

Вечер удачлив.

С богом и с тарою

Чешет «на сдачу».

Спешит деловито.

Время не ждёт.

Палатка открыта

Лишь от и лишь до.

Успела!

И не за зряплатой –

Порядок привычки ценней.

Жизнь не палатка –

Палата!

И участковый

При ней.

И верится,

Станут объектами

В порядке вещей

Не кусты,

А баки,

Баки с объедками!

Бабушка,

Глупых

Прости.

Манифест

Затасканная

Ямбом и хореем

В лесу метафор

Мается берёзка.

И рифмы жар

Её уже не греет.

Стоит она

Бледнее папироски.

Стоит берёзка

Призрачнее струйки.

Ни стройности,

Ни грусти белоствольной.

Душа певучая

Разобрана по струнке

И сок закатан

На десерт застольный.

Но скорое

Грядёт похмелье ямбам!

Тревожный критик

Напрягает гланды.

Я полной грудью

Поддержал и сам бы

Да в грудь упёрлись

Трубы химгиганта.

Дымит

Великотрубная армада.

Прогресс, как будто,

Дышит перегаром.

А нам с берёзкой

Многого

Не надо:

Глоточек воздуха.

Всего один

На пару.

Я кашляю.

А лист последний жухнет.

Удавкой нам

Багровый шлейф

В полнеба.

И кажется окрестность

Дикой кухней

С открытым газом

Смерти на потребу.

Прогресс раздул

Дымов своих армаду.

Прогресс зальёт

Шампунем глотки трубам.

Ведь нам, по праву,

Малого не надо.

Уж если воздух –

Синий

Во весь купол.

Уж если стих –

То жизнью одержимый.

Уж если солнце –

Целый космос настежь.

А напиваться –

Так из губ любимых.

А задыхаться –

Так от счастья.

1980 – 1990 гг.