Читать книгу Смейтесь, паяцы! Юмористические рассказы - Юрий Кубанин - Страница 3
Мастера
Оглавление…Государь так соображал, что англичанам нет равных в искусстве, а Платов доводил, что и наши на что взглянут – всё могут сделать, но только им полезного ученья нет.
Н.С.Лесков, Левша
Черт знает, что меня занесло в пивную по соседству с шарикоподшипниковым заводом. Не иначе как летняя жара и желание мимоходом освежиться кружечкой пенного. За ближайшей стойкой обстоятельно предавался питию какой-то работяга.
– Присоседюсь, не возражаете? – спросил я.
Он доброжелательно кивнул и подвинул ко мне тарелку с отварными креветками:
– Угощайтесь.
Чёрная кайма вокруг ногтей на крепких пальцах, мощные кисти, в которых запросто могла спрятаться пивная кружка, линялая ковбойка, рвущая в разные стороны пуговицы на выпуклой груди… Чем не типаж ремесленного люда?
Мой сосед с явным удовольствием осушил кружку, счмокнул нижней губой пенку с верхней, подмигнул:
– Да-а… Без малого двадцать лет на шарикоподшипнике, как один день! И жена, понятное дело, не белошвейка, – разом оправдался он за весь пролетариат, уловив мой взгляд на своих руках.
Я не был склонен заводить знакомство, тем не менее, автоматически скорчил гримаску вежливого внимания.
– Вот вы, интеллигенция, – в свой черёд дал понять он мне, что не один я такой наблюдательный, – всё принимаете, как данность. Тот же подшипник – он и есть подшипник. Привычная вещь. Всегда был, есть и будет! А откуда, к примеру, берётся для него идеально круглый шарик, никогда и не задумывались. Верно?
– Верно, – согласился я после некоторой паузы, отдав должное его правоте. – И откуда же?
– А вот откуда! – едва не в нос он сунул мне лапищи и дал экспозицию, чтобы я насмотрелся.
– Вы что же, хотите сказать, что способны вручную изготовить идеально круглый шарик? – не без иронии спросил я.
– Предложи свой вариант! – агрессивно перешёл он на «ты». – Вруби думалку, прикинь, как, по-твоему, делаются шарики?
Вопрос застал меня врасплох. Действительно – как?
– Ну… льют, наверное… Не из кубиков же выпиливают!
– Лили раньше. Теперь из проволоки нарезают, обжимают и обкатывают. Хотя по-первости доводилось и кубики напильником офигачивать, покуда шарик из них не получался! Нынче, конечно, много легче доводка обходится, и выработка больше, но всё едино – за смену так нашоркаешься!.. Дом не мил, пока здесь вот… не расслабишься.
Не знаю, как вас, читатель, а меня зацепило. Чуть ли не до возмущения. Чтобы в эпоху технического, понимаете, прогресса… и… как там ещё пишут – высокоточных и наукоёмких технологий… Такое!
– То есть… – я аккуратно подбирал слова, – вы утверждаете, что получаете… какую-то сферическую заготовку и… голыми руками делаете из неё идеально круглый шарик?
– Ну почему же голыми! – слегка раздражился он. – Говорю ж, приятель, напильником! Нет, ну потом, конечно, надфилёчком, шкуркой, полировочкой – всё по техзаданию! Отшлифуешь – муха поскользнётся – не грех и клеймо личное ставить!
Довольный произведённым эффектом, он присосался к кружке, не скрывая гордыни. Разум мой метался, как таракан, застигнутый в полночь посерёдке кухни.
– А позволительно будет спросить, каким образом вы догадываетесь, что довели предмет до кондиции? На ощупь? Или в микроскоп всё же смотрите? – у меня ещё хватило запала съязвить.
– «Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас и так глаз пристрелявши», – уел он меня цитатой из Лескова.
Дескать, и мы – пролетарии, книжки почитываем. И мнение имеем.
Похоже, вид мой был жалок, коль скоро мой визави смягчился:
– Вообще-то, вопрос грамотный. Само собой, проверить надо, прежде чем вещь в ОТК предъявлять. Только догадкой тут не возьмёшь. Идеал себя выказать должен! Это дефект на тыщи ладов проявляется. А идеал, брат, одно лицо имеет! Одно – на тыщи, мильёны шариков – одно! И как только он его выкажет – всё! В мешок его, хватай следующую заготовку.
– Ну и как же он его выказывает? Лицо! Идеал! – меня раздирало любопытство.
– Очень просто.
– Как?!
– Берём идеально плоскую, выверенную под ноль поверхность и… катим. И если шарик не подпрыгивает, и не отклоняется от идеально прямой линии, значит он… что?..
– Идеально кругл?
– Ну!
После некоторого замешательства я был вынужден согласиться: «Логично».
– А то не логично! Опыт веков! Ещё от пращуров метода!
– Так! Погодите! А идеально прямую линию… тоже сами… на глазок намечаете?
– Не, ну зачем так перегибать! Лазером щёлкаем. Прикладная наука называется. Хотя и до лазера не особо мучились. Линейку приложишь, чертилкой повдоль – вжик! Стенд готов.
– Ага… Линейка, значит, идеально…
– Да не, – перебил он меня, – линейка самая обыкновенная, слесарная металлическая.
– Так, а… – замешательство моё нарастало. – Если так… если до лазера… испытательная линия заведомо не была идеально прямой… это что ж? Сплошняком брак шуровали, что ли?..
– Ну, чудак-человек! – не донёс он кружку до рта. – Если линия заведомо непрямая, а шарик идеально круглый, то при качении он должен от нее… что?..
– Отклониться!
– Молоток! Подрастёшь – кувалдой будешь! Слушай, ты по жизни-то, кем? А то давай в ученики. Вакансию я в кадрах выбью. Ценю сообразительных. Покарауль-ка сидор! – он ткнул в пакет на крючке под стойкой. – Я щас…
Вернулся он с четырьмя полными кружками веером в пятерне. В его отсутствие мозги мои распёрло, как дрожжевое тесто в деже. Я позабыл куда торопился.
– Ну что? Не надумал? – он придвинул ко мне пару кружек. – Давай, брат… Угощаю! Смекалистые нынче – редкость.
Куда девалась моя ирония! Последние дюймы скепсиса на тяжком пути познания давались мне с неимоверным трудом. Вопросы я уже лепетал.
– А идеально плоскую поверхность стенда, значит…
Не дослушав, работяга вторично предъявил мне ручищи:
– Ими, братишка. Всё ими – мастеровыми! Кто из кубика напильником идеальный шарик вытачивает, тому идеальную плоскость отшлифовать – плёвое дело! Из любой бородавки замастырим играючи.
– И проверяете, конечно, сами каким-нибудь простым способом?..
– Проще пареной репы. Ты, случаем, не физик? Тогда напрягись, вспомни школу. Если на идеально плоскую поверхность по перпендикуляру капнуть идеально чистой невязкой жидкостью, то растечется она в виде… чего?
– Идеального круга! – почти возликовал я.
– Опять молоток! Точняк – тебе надо к нам переходить! Созреешь с решением – загляни. Пособлю из симпатии.
Прострация моя достигла апогея. Очевидные, привычные с детства вещи и явления утратили реальность. Достоверным был только мой собеседник, у которого что ни спроси – всё идеально, просто и гениально. Притрётся и состыкуется – комар носа не подточит. По крайней мере – теоретически.
– А что, рекламации бывают? – мне показалось, что я пискнул.
– Никогда! – отрезал он, покосился на присоседившегося к нам подозрительного на вид старичка и, подавшись вперёд, понизил тон. – Хотя… Недавно полтора десятка чужих и три своих спутника в землю около Байконура воткнули. Вместе с ракетой-носителем. На второй минуте полёта. Слыхал, небось? Опять же, в девяносто шестом, если память не изменяет, триста миллионов баксов в океан прямо со старта бухнули. В газетах не афишировали тогда. Не принято было. Кажись, только по телеку сообщили вскользь… Так вот, я чего думаю – может, оно и напортачил кто? Но это так… домыслы. Тем более, что любая машина не из одних только шариков и подшипников состоит. Даже если «чёрный ящик» на отказ движка собак повесит, ну и что? Попробуй, в куче искорёженного оплавленного металлолома потом разберись, что там – в полёте, в движке заклинило – мой шарик или дядин Петин ролик… К каждой гайке телеметрию не присобачишь. Поэтому, касательно рекламаций – кто его знает? В кулуарах, может, господа из Госкосмоса друг друга хренами и обложат, но так – чтоб официально кто поморщился… Никогда!
Тут он посмотрел на часы.
– Блин! Мне пора. Благоверная-то у меня – шпалоукладчица. Это видел? – он в третий раз продемонстрировал свои ручищи. – По сравнению с её – прутики. Извини, приятель, поздниться мне не резон. А хорошо поговорили! Ну, будь!..
Дома, вечером с неизменным удовольствием перечитал лесковского «Левшу». Который раз насладился слогом, подивился злободневности сказа:
«Англичане… начали расспрашивать Левшу: где он и чему учился и до каких пор арифметику знает?
Левша отвечает:
– Наша наука простая: по Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем.
Англичане переглянулись и говорят:
– Это удивительно.
А Левша им отвечает:
– У нас это так повсеместно.
– А что же это, спрашивают, – за книга в России Полусонник?
– Это, – говорит, – книга, к тому относящая, что если в Псалтире что-нибудь насчет гаданья царь Давид неясно открыл, то в Полусоннике угадывают дополнение.
Они говорят:
– Это жалко, лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре правила сложения знали, то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь Полусонник. Тогда б вы могли сообразить, что в каждой машине расчет силы есть, а то вот хоша вы очень в руках искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, как в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и её подковок несть не может. Через это теперь нимфозория и не прыгает и дансе не танцует.
Левша согласился.
– Об этом, – говорит, – спору нет, что мы в науках не зашлись, но только своему отечеству верно преданные».
Да, классика! Уже вторая сотня лет с написания, а всё – как нынче. Вплоть до последнего абзаца:
«Работники, конечно, умеют ценить выгоды, доставляемые им практическими приспособлениями механической науки, но о прежней старине они вспоминают с гордостью и любовью. Это их эпос, и притом с очень „человечкиной“ душою».
Вот и пойми – взаправду с Левшой в Англии всё было, или, как мы теперь говорим – прикол?
А, впрочем… от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
P.S. Опусу с момента первой публикации больше четверти века. Наблюдая, с каким «завидным» постоянством случаются техногенные аварии, рассказ, похоже, долго будет актуален.