Читать книгу Смейтесь, паяцы! Юмористические рассказы - Юрий Кубанин - Страница 7

В газете «Культура» от 15—21 января 2016 года появилась статья: «Я спросил сегодня у менялы…» Цитата из вреза: «55 лет назад, в январе 1961 года, в СССР стартовала денежная реформа – с монет и купюр исчез один ноль. Однако в ходе деноминации возникли лазейки, которыми воспользовались различные ушлые личности. Осведомлённые граждане еще в 1960-м принялись массово скупать медь – монеты достоинством в одну, две, три копейки. Ведь после реформы они сохраняли номинальную стоимость, то есть де факто дорожали в десять раз». Тут-то мне и вспомнилась эта история.

He дай вам бог жить в эпоху перемен – гласит китайская мудрость. Фёдору Нетужилкину бог дал, когда ему катил уже тридцатник. Ну, вы помните – «перестройка» и всё последующее…

Какое-то время семье Фёдора пришлось перебиваться с кваса на воду. Постепенно, под знамёнами свободного рынка, Нетужилкины научились перебиваться с «колы» на минералку, что социального статуса в целом не меняло. Всему виной было законопослушание, ошибочно привитое ему родителями, а как известно, законопослушание и достаток – ипостаси на Руси крайне редко пересекающиеся. Короче, когда сказки про светлое будущее для всех вдруг дьявольским образом обратились в сказочное настоящее только для самих сказочников, Нетужилкин простился с иллюзиями, стал напряжённо искать пути внезапного обогащения, и таки нашёл!

Ещё в детстве маленького Федю, обожавшего газировку с сиропом за алтын из автомата, потрясла полумифическая история о некой одинокой прозорливой старушке, догадавшейся перед денежной реформой 1961 года скопить три мешка медных монет. По условиям реформы, владелец двадцатикопеечной монеты получал взамен двухкопеечную нового образца, счастливый же обладатель десяти старых двухкопеечных монет оставался не только при своих, но и в десятикратном выигрыше. Прикиньте, как мальчик Федя завидовал хитрой старушке.

Из-за инфляции – верной спутницы общественно-экономических потрясений, Нетужилкин давно получал зарплату «лимонами» (т.е. миллионами рублей). В тогдашних, один за другим меняющихся Кабинетах министров далеко не каждый чиновник представлял, как одним словом обзывается количество нулей в числах статей государственного бюджета. Призрак очередной неминуемой деноминации бродил по России. Если вовремя спохватиться, и без шума подсуетиться, мыслил Фёдор, то прикопить три мешка копеек при миллионных заработках… Плёвое дело. Так исподволь, шутейная, казалось бы, идейка обретала очертания сверхценной идеи.

Фёдор не только перестал выбрасывать на тротуар копеечную сдачу, не ленясь попутно поднимать и чужую, но и целенаправленно менял некрупные купюры на металлическую мелочёвку. Складировалось сокровище на дачном чердаке втайне от всех домашних. Мыслился сюрприз.

С наполнением первого потаённого мешочка Фёдор обеспокоился. Случись деноминация сейчас, как обидно встретить её, скажем так, не во всеоружии! Но время шло, капиталец в весовом отношении заметно рос и ныкать на даче «сбережения» становилось всё рискованней.

Наступила глубокая осень, дачный сезон сворачивался, резонов ездить за город не стало, а о реформе ни гу-гу!.. Оставлять богатство на зиму на даче (при полном бомжовом беспределе и не менее полном попустительстве правоохранительных органов) было бы верхом неосмотрительности. Ненастной ночью, в одиночку (под предлогом дополнительной проверки консервации дачного домика на зиму), на стареньком семейном авто Фёдор вывез с дачи увесистые мешки. И утопил на мелководье в ближайшем к дому городском прудике. «Сволочи!.. Скоты зажравшиеся!..», – безадресно, но злобно шептал он в темноту, стараясь без лишнего плеска опускать за борт надувной лодки бесценный груз. Пометил место самодельным буем из пластиковой бутылки. Типа, мусор плавает.

Гуляя следующим днём по набережной, Фёдор дивился гениальности найденного решения. Свинцовая водная зыбь надёжно скрыла клад от посторонних глаз. Отследив, с приходом зимы, ледостав, он прекратил ежедневные обходы заветного водоёма и стал ждать.

Деноминация грянула так же неожиданно, как и всё в Отечестве, начиная с ежегодных снегопадов. Весть застала Нетужилкиных за завтраком, с экрана кухонного телевизора. Не доев бутерброд, под недоумение домашних, Фёдор суетно, ни слова не говоря, засобирался в гараж. Запустив с помощью молитв и проклятий двигатель, побросал в багажник рыбацкий бур, ледоруб, складной багор и подводный фонарик, выехал…

На берегу Фёдора чуть удар не хватил. Аккурат над местом затопления клада была прорублена большая прямоугольная полынья, которая кишела «моржами». Потеряв рассудок, с криком: «А ну, не нырять!..», – Фёдор, как был в одежде, сиганул в прорубь. Где и затеял потасовку с поспешившими вплавь ему на помощь моржующимися гражданами. Откуда и был доставлен в отделение милиции по факту мелкого хулиганства. Откуда и был препровождён в психиатрическую лечебницу. По причине неадекватности, агрессивности и некритичности поведения. Где и был помещён в отделение для буйнопомешанных. Где и был упелёнат в спец. бельё, ибо тарзаном бросался на решётки в оконных проёмах и с воплями: «Выпустите меня отсюда!», – тряс их нещадно…

Очнулся Нетужилкин уже без смирительной рубахи в так называемом полубеспокойном отделении. Уроки дюжих санитаров пошли Фёдору на пользу. В палате он был тише воды, ниже травы. И только в беседах с лечащим врачом Фёдор срывался и горячечно молил: «Выпустите меня, пожалуйста! Я вам денег принесу! Мешок!..»

Мало-помалу доктора и уколы сделали своё дело – перевели полубеспокойство в заторможенность. И в начале лета Фёдор был выписан на амбулаторное долечивание. Больным «учётным», но с улучшением. Кто поспорит, что лекарственный ступор – это ухудшение?

Дома Нетужилкина встретили настороженно (хотя виду не подавали), и с оттенком лёгкого испуга. Обнаружив покладистость в исполнении подаваемых команд, успокоились. Обильные чаепития и свойские харчи быстро снизили концентрацию в крови успокаивающих препаратов. Не прошло и недели, как Фёдор произнёс первую осмысленную фразу:

– Фонарь подводный цел? – спросил он.

Зинаида невзначай всплакнула и весь день была с мужем особенно предупредительна. Вечером он исчез.

Нашли его утром у пруда. Фёдор сосредоточенно копался в приличной куче ила и тины. На хилой волне, рядом у берега, покачивалась резиновая лодка…

Повторной госпитализации Нетужилкина в полубеспокойном отделении ничуть не удивились. Психиатрия прекрасно способна глушить симптомы душевных расстройств, но бессильна против их причин. Единожды сюда попав, клиент, за редкими исключениями, становится завсегдатаем заведения.

Болезнь его, меж тем, претерпела заметную метаморфозу. Он стал вял, молчалив, апатичен. От былой тревожности не осталось и следа. Консилиум перевёл его в отделение мягкого режима, где психотерапевты сразу взяли Фёдора в оборот, пытаясь вернуть ему живость восприятия окружающей действительности. Пару месяцев спустя, опираясь на две древние истины – что отсутствие ухудшения на фоне лечения трактуется как успех, и что отрицательный результат в науке тоже результат, другой консилиум постановил: Фёдора, как не представляющего социальной опасности, выписать домой. На всякий случай снабдив его десятидневным больничным листком.

С госпожой Нетужилкиной, перед вручением ей Фёдора, в очередной раз побеседовали, дав рекомендацию активнее вовлекать его в повседневные хлопоты. Медицинский эффект трудотерапии давно снискал всеобщее в мире признание.

После семейного обеда, носившего некоторые признаки праздничности, Зинаида долго не решалась ничего сказать. Мыла посуду, поглядывала на мужа, по-прежнему тупо сидящего за уже убранным столом.

– Федь, сходил бы за хлебом, а? – наконец почти заискивающе произнесла она.

Фёдор молча согласился.

– Вот… Возьмёшь батон и буханку чёрного, – положила она перед ним несколько бумажных десяток.

– А мелочь есть? – хрипло спросил Фёдор.

– Ой, да полно! – посыпались на стол вытряхиваемые из кошелька монеты.

Фёдор брал каждую в отдельности, внимательно рассматривал и клал рядком, по номиналу.

– А что, старые копейки не в ходу? – в горле у него совсем пересохло.

– Старые? Да мы уже забыли, как они выглядят! Все, до последней копеечки, новые!..

Фёдор мелко затрясся, на лицо стала наезжать гримаса то ли сардонического смеха, то ли младенческого плача. Зинаида побледнела. Хохот, рыдания, всхлипы фонтаном ударили из Фёдора.

– Сволочи!.. Скоты зажравшиеся!.. – колотил он кулаками по столу.

– Да кто, Федя? Кто, миленький?.. Кто?.. – прижимала Зинаида к груди голову мужа.

К вечеру истерика стихла. Катарсис принёс глубокий сон, однако утром, с первыми аккордами государственного гимна из кухонного динамика, Фёдор вскочил.

– Ты куда? – поднялась на локте бдительная жена.

– Как это куда? На работу!

– Рано тебе ещё на работу, Федя!

– Какой – рано! На часы посмотри! А ты сама-то что? Во вторую сегодня, что ли?..

Наскоро попил чаю, сунул в кейс бутерброды, обыденно чмокнул в дверях напряжённую супругу.

– Расслабься, мать! Всё о'кей! Кстати, больничный мой где? В обед забегу в поликлинику, закрою…

С тяжёлым сердцем Фёдор подходил к проходной родного НИИ. Полгода носа не казал. Пустят ли? Пустили.

– Фёдор! – окликнули на этаже. – Где тебя черти носят? Со вчерашнего дня обыскались! Шеф злой, тебя требует! И это… В бухгалтерии премию за прошлый год дают! Сечёшь?

Деньги – это святое! Но начальство лучше не злить.

– А, Нетужилкин… – махнул рукой шеф из-за стола и, не предлагая сесть, перешёл к сути. – Документация по рацпредложению Иконникова, кажется, у вас?

– Ну, в общем-то…

– Так, и каково ваше мнение?

– Ну… Пока не совсем определённое…

– Ясно. Определитесь – пулей ко мне! Дело безотлагательное. На раздумья – не больше месяца, на крайний случай – два, от силы – три. Всё, работайте!..

Деликатно закрыв за собой дверь, Фёдор помчался в бухгалтерию.

У себя в лаборатории неторопливо изучил новые дензнаки, разложил на две неравные кучки. Одну, побольше, завернул в газету и спрятал в портфель. Другую определил в нагрудный карман пиджака. Вспомнил о больничном. Несколько раз перечитал диагноз.

– М-да!.. – резюмировал он.

Клочки бумаги полетели в корзину для мусора.

Не дожидаясь обеденного перерыва, спустился вниз, шмыгнул мимо вахтёра на волю.

«Всё! Шиздец! Пора браться за ум!», – подумал Фёдор и бодрым шагом направился в сторону ближайшего обменника.