Читать книгу Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин - Страница 9

Соловушка НКВД
Глава шестая
Похищение-1

Оглавление

Когда мы в Россию вернемся… но снегом ее занесло,

Пора возвращаться. Светает. Пора бы и двинуться в путь.

Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь.

Григорий Адамович

1

Январское утро 1930 года выдалось в Париже холодным, с леденящим ветром, который чуть ли не валил с ног прохожих. Порывы ветра гудели в проводах, узких улочках, гремели незакрепленными ставнями, раскачивали деревья.

– Надень бекешу и подними воротник.

Скоблин не обратил внимания на слова жены, но Плевицкая была настойчивой:

– Выпал снег, правда, быстро растаял, но улицы покрылись ледяной коркой. В Москве шел бы всю ночь и к утру повсюду лежали сугробы.

– Да-да, – не поднимая головы от тарелки с омлетом, сказал генерал. Встрепенулся, взглянул на Надежду. – Прости, что сказала?

– Нынче стужа, изволь одеться потеплее.

– Ты права, – согласился Скоблин. – Не забудь, вечером идем в ресторан с четой Кутеповых. Будь, пожалуйста, готова к семи.

О посещении ресторана муж сказал мимоходом, как о ничем не примечательном событии, словно с Кутеповыми приходилось ужинать довольно часто.

«Если сумел уговорить всего остерегающегося Кутепова провести вечерок в ресторации, значит, начал выполнять приказ Центра, – подумала Плевицкая. – В неофициальной обстановке легче завязать нужную чекистам дружбу…»

– В будущем предупреждай заранее, когда хочешь взять меня с собой. Для выхода в свет требуется время – дамы не столь скоры на сборы, как военные, им нужно навести на себя лоск.

– Извини, но Кутепов дал согласие лишь вчера, – признался Скоблин. – Выстраивал вечером план своего поведения и забыл предупредить. У тебя впереди целый день для приведения себя в надлежащий вид, впрочем, ты всегда в отличной форме, – лестью Николай Владимирович обезоружил жену. – Сам бы вряд ли принял приглашение, помогла его Лида, она вспомнила о нашей свадьбе, изъявила желание провести вечер с тобой, и муж не смог отказать. Не мне тебе говорить, что вечер может дать много для сближения с начальником, от которого в РОВС зависит все – и планы, и рост организации, и осуществление террора в России. Надо постараться помочь расслабиться, быть откровенным. Давно виделась с его мадам?

– Чаще перезваниваемся, нежели встречаемся. Долго сидим на телефоне, сплетничаем о своем, женском.

– А когда последний раз разговаривала с генералом?

– В соборе на богослужении перебросились парой незначительных фраз.

– Сегодня отведи душу воспоминаниями.

Больше за завтраком не было произнесено ни слова.

Скоблин доедал остывший омлет и размышлял: «Все говорит за то, что Центр нацелился на Кутепова: с некоторых пор, как сообщили в шифровке, генерал точно кость в горле СССР. На Лубянке считают, что он чуть ли не главный виновник взрыва партийного клуба в Леонтьевском переулке, наставлял Бориса Коверду стрелять в Варшаве в полпреда большевиков Петра Войкова, тем самым отомстить за его комиссарство на Урале, руководство убийством царя с семьей. Приложил Кутепов руку и к неудавшемуся покушению на Бухарина… Если судить, как Александр Павлович ведет себя на заседаниях штаба, что требует от подчиненных, похоже, что весьма крепко держит бразды правления, не умаляет заслуг Врангеля».

Скоблин вытер салфеткой губы и произнес не относящуюся к завтраку фразу:

– Рыба тухнет с головы, значит, надо рубить голову.

Плевицкая поняла, что имеет в виду муж, и подумала, что Кутепов не тухнет, а здравствует, находится в зените славы, сравнивать его с рыбой неуместно.

2

Выкуривая после завтрака ароматную тонкую сигару, Кутепов обратился к жене:

– Нынче приглашены на ужин в русский ресторан. Как видишь, послушно выполняю твою рекомендацию не быть бирюком. С нами будет чета Скоблиных.

– Я рада! – воскликнула Лидия Давыдовна. – После их свадьбы мы стали вроде родственниками. – Свидетели на свадьбе не родственники. – Мы подруги.

– Скоблин изъявил желание вернуться в политику, видимо, наскучило лишь организовывать концерты жены, захотел настоящего дела. – В отличие от некоторых в твоем окружении, он не карьерист.

Оценка Скоблина не пришлась Кутепову по душе, но супруге никогда не перечил.

– Ты права, у него немало заслуг. Нет ничего зазорного, что помогает жене, главное, не растерялся в эмиграции, не упал духом. Хорошо, что большую часть жизни вращался не в артистической среде. Я держал его в отдалении и присматривался. Лидия Давыдовна перебила:

– И сейчас милостиво допускаешь к своей персоне? Прими совет: сбрось вечером строгость – в ресторане она будет неуместна и тебе не к лицу. Не будь солдафоном, поухаживай за певицей, которая не теряет шарм, но не забудь и о моем присутствии… – Слушаюсь. – Прошу, а не приказываю.

Кутепов опустил голову, надеясь, что супруга перестанет поправлять, но Лидия точно завелась:

– Позволь сделать еще замечание. В последнее время с головой ушел в свой РОВС и совершенно позабыл о расширении кругозора, приобщении к искусству. Подчиненные судят о начальнике не только по умению командовать, но и по знанию им новинок литературы, новостей культурной жизни. Специально для тебя напрошусь у Плевицкой на посещение ее концерта, буду расспрашивать о новостях в музыкальном мире – изволь слушать, мотать на ус, расширять кругозор.

Кутепов согласно кивнул, не желая вступать в спор, тем более что во всем был согласен с Лидией. Жена продолжала наставлять, превозносить тактичность, воспитанность Скоблина:

– Он не вымаливает, как другие, престижную, высокооплачиваемую должность в твоем РОВС, не пробивается к власти. Имеет немало заслуг, но не кичится ими. А Наденька талантливее десятка певичек, а не отказывается выступать на благотворительных концертах…

«Зачем доказывает несомненное? – подумал Кутепов. – Певица в похвалах не нуждается. А Скоблин, верно, не участвует в дрязгах, не подсиживал тех, кто поднялся выше него, не кичится былыми заслугами. На таких, как он, можно во всем положиться. Стоит подумать о привлечении к более важной работе, доверить какой-либо секретный отдел…»

Лидия не умолкала. Кутепов продолжал слушать вполуха.

«Наговаривает сто бочек арестантов, не останови – будет болтать сутками… Права в одном: стал сухарем, забыл про земные радости, с головой ушел в дела. Последний раз был с Лидией в ресторане полгода назад, когда отмечалась годовщина гибели Корнилова. Сегодняшнее посещение нужно не только, чтобы сделать приятное Лидии, но и пристальней приглядеться к Скоблину: алкоголь быстро развязывает язык, непринужденная обстановка располагает к откровенности…»

Кутепов поблагодарил за завтрак. В прихожей принял от денщика шинель. Пожелал сыну хороших отметок в гимназии и улыбнулся на прощание, чем несказанно удивил членов семьи, привыкшей видеть мужа, отца холодным, не проявляющим ласки.

Но причиной улыбки было не тепло к домочадцам, а воспоминание о скоропалительной два года назад смерти основателя РОВС, его первого командующего. Тогда, при прощании, Кутепов, понятно, не улыбался. В гробу барон возлежал в черкеске. На дубовую крышку с позументом положили шашку, папаху. На подушечки легли многочисленные награды. В ногах приспустили Георгиевский и Андреевский флаги.

Вспомнил, как к денщику барона приезжал ранее неизвестный никому брат, матрос советского торгового суда. Сказал, что желал в Брюсселе повидать близкого родственника, после отъезда гостя Врангель слег с высокой температурой, консилиум обнаружил в организме большое количество туберкулезных палочек. На похоронах Кутепов старался выглядеть печальным, в душе же радовался освобождению кресла главы РОВС. Мечта стать преемником барона осуществилась, под командование перешло около 100 тысяч боеспособных, прошедших огонь, воду и медные трубы противников советской власти. Высокий пост главнокомандующего военизированной белогвардейской организацией в Европе принял как должное.

«Отчего-то считается большим пороком стремление во всем быть первым. Но истинно военный человек может быть тщеславным, желать повышений в звании, должности. Я долго шел к посту главы Союза, ни перед кем не лебезил, не унижался, не раболепствовал, никого не подсиживал…»

Денщик услужливо смахнул щеткой с мехового воротника невидимую пылинку.

«Федор снова ходит по квартире в шерстяных носках, будто в казачьем курене! – с теплотой подумал генерал. – Он и Лидия единственные, кому могу во всем доверять. Жена любит, Федор предан как пес до гроба, в штабе же немало таких, кто с радостью подставит ногу, даже предаст и продаст».

– Нонче поутру у барчука построение, – прошамкал беззубым ртом Федор. – Надобно не опоздать, не то попадет от ихнего дирехтура.

– Слышал, Павел? Мотай на ус, – генерал обернулся к сыну.

– Да, папа.

Старый денщик без памяти любил Павлика, окружил мальчика той нерастраченной нежностью, какой не мог одарить оставшихся на Дону собственных внуков. Как и другие русские на чужбине, тосковал по Родине.

– Накажите барчуку не ехать в гимназию на автобусе – там духота. Пусть пешим идет, – попросил денщик.

– Ты прав, перед занятием полезно дышать свежим воздухом, – вступила в разговор Лидия.

– Да, мама, – вновь кивнул Павлик, произнося слово «мама» по-французски с прононсом, ставя ударение на втором слоге.

Кутепов оглядел Федора с ног до головы, отметил, что денщик изрядно сдал – голос ослаб, по-старчески семенит, сутулится, словно взвалил на плечи мешок овса, глаза слезятся. Немощь вызывала жалость.

«Старость не радость. Жаль, нечем помочь. А горбится не только от немалых лет, согнули известия из России о расказачивании, высылке в Сибирь домовитых казаков с семьями…»

– Павлик, изволь слушаться Федора, – попросила сына Лидия. – Бери пример с отца – никогда не опаздывает. И не забудь про варежки.

– Варежки остались в России, – хмуро поправил генерал. – Здесь их заменили перчатки.

3 Плевицкая с грустью смотрела в зеркало.

«Под глазами снова мешки… Лицо одутловато… Растет второй подбородок. Придется тщательнее накладывать грим не только перед выходом на сцену… В ресторан оденусь без претензий, бриллианты оставлю дома, чтобы никого не смущать… Генерал вроде царька в Союзе. Отчего Центр приказал с ним сблизиться? Уж не желает ли завербовать? Кутепова не купить посулами – амнистией, высоким постом в Красной Армии. Он не продастся за тридцать сребреников, не дрогнет под дулом револьвера, не испугается пыток. Такие крепки как кремень, верны идеалам до последнего вздоха…»

Она перебрала несколько причин, заставивших мужа пригласить начальника с женой в ресторан: «Да, генерал опасен для Советского Союза. Не задумано ли обезглавить организацию, оставить без вожака? Если предположение верно, операция будет сложной, для исполнителей опасной. Но вряд ли взрыв бомбы под авто Кутепова приведет к краху РОВС – погибшему тотчас найдут замену. Не следует забывать о резонансе – пресса поднимает оголтелый вой. Кутепова уважают, отзываются о нем с неизменным почтением, даже восторгом, отдают должное его энергии, организаторским способностям, звериной ненависти к большевизму. Устранение принесет только вред…»

Погруженная в мысли, Надежда Васильевна сидела у трюмо, забыв о своей внешности. Лишь когда часы пробили четыре раза, встрепенулась и принялась за макияж, сооружение прически.

«Справлюсь с волосами лучше парикмахерши, и в выборе наряда не потребуется совет модельера – Бог не обидел вкусом. Сегодня подойдет платье с фламандскими кружевами, буду выглядеть моложе…»

Размышление о наряде помогло забыть об опасениях, Плевицкой стало легко – кажется, взмахнет руками и полетит…

4

Разговор по телефону был коротким: Кутепов и претендент на Российский престол Великий князь Кирилл Владимирович Романов не страдали многословием.

Двоюродный брат покойного Николая II говорил уважительно. Голос в трубке был энергичным. За плечами Романова было лишь пятьдесят четыре года, титул императора принял в 1924-м, женат на двоюродной сестре Виктории, чего не одобрила Русская православная церковь.

Кирилл Владимирович для приличия поинтересовался здоровьем генерала, пожелал успехов на службе и, словно между прочим, спросил о своем родственнике Петре Николаевиче, который был в оппозиции к блюстителю престола.

– К сожалению, мало информирован о Великом князе, – признался Кутепов. – Его очень ценил Врангель и… – Генерал не мог отказать себе в удовольствии напомнить о неприятном: – И признал за ним права на Российский престол.

– Вы же знаете, что это противозаконно!

– Так точно.

Чтобы сменить тему, Великий князь сказал, что закончил читать мемуары Врангеля, считает их, как и автора, мудрыми.

Упоминание ненавистного имени заставило Кутепова вновь вспомнить о более чем странной смерти предшественника:

«Когда приболел, никто не придал значения повышению температуры, ознобу, болям в суставах, сонливости. С опозданием пригласили врачей».

Когда разговор завершился, Кутепов вернулся к делам, приготовился прочесть подготовленные документы, посидел над папкой с бумагами и снова – в который раз! перед мысленным взором возник Врангель в гробу. Кутепов замотал головой, прогоняя видение, попытался вникнуть в первый документ и вспомнил последние слова умирающего барона:

«Желаю хотя бы прахом вернуться на Родину, но когда это исполнится, и исполнится ли?».

Кутепов не мог знать, что прах Врангеля перенесут с кладбища на окраине Брюсселя в русский православный храм в Белграде, вдова и дети покойного не дадут согласие на эксгумацию трупа (дабы определить действительную причину смерти) и барон навсегда останется в чужой земле…

5

Скоблин шагал по бульвару и не замечал бьющего в лицо леденящего ветра. Генерал размышлял о предстоящем вечере: как лучше, незаметнее начать разговор, не сказать лишнего, что насторожило бы Кутепова, тогда вторая – главная встреча уже не состоится?

Очнулся в сумраке храма. Поутру там было малолюдно. Истово крестилась старушка. Отбивал поклоны худой как жердь старик. Ставила свечку девушка в черном платке. Собирал огарки свечей церковный служка.

«Что заставило переступить порог храма? Потребность покаяться в тяжких грехах?»

Скоблин убедил себя, что свернул по привычке: «Не раз приходил сюда с Надей, вот ноги и привели сами…»

Приобрел пару свечей, одну поставил перед иконой Богоматери, другую оставил гореть в руке.

«Если намеченная операция пройдет без сучка и задоринки, попрошу у Всевышнего прощения, покаюсь в содеянном, впрочем, большая часть греха ляжет на непосредственных исполнителей…»

Генерал вдыхал запах ладана, прислушивался к скороговоркой читающему молитву благообразному священнику и обрел умиротворение, какое снисходит на человека в церкви.

«Кутепов оказался в добром расположении духа, когда пригласил в ресторан, а его Лидия, сама того не зная, помогла встрече… Обрадую, что имею сведения о мздоимстве подчиненных, даже казнокрадах, документы представлю позже… Можно пойти и с козырной, сказать, что в штаб прокрался агент Москвы, на такую приманку клюнет обязательно…»

Скоблин знал, что Кутепов способен резко оборвать, обвинить в наушничестве, назвать доносчиком. Была и вторая опасность провалить операцию: начальник мог явиться с охраной.

Со свечи на ладонь скатилась капля воска. Скоблин дунул на огонек и покинул храм, осенив себя крестным знамением, попросив у Бога помощи в неправедном деле.

«Меня извиняет то, что подневолен, выполняю чужой приказ, неисполнение которого грозит карами. Будь на то моя воля, не ввязался в противное чести офицера и совести дело, мало того, воспротивился ему».

6

Небольшой оркестрик играл не громко, впрочем, занятые разговорами посетители ресторана а-ля рюс не слушали музыкантов, и лишь Кутепова привлекло их исполнение.

«Исполняют что-то знакомое, похожее на военный марш, но убей бог не вспомню что. Играют с душой…»

Когда рядом со столиком вырос гвардейского роста официант, генерал нахмурился:

«Выправка военная, по всему, служил в гвардии, нынче гнет спину перед пьянчугами. Такому не водку разливать, не с подносом носиться, а сходиться с врагом врукопашную, идти в штыковую атаку!..»

Сидящий рядом Скоблин делал заказ, советуясь с женой и Лидией Кутеповой.

«Меня не спрашивают, – продолжал размышлять генерал. – Впрочем, Лида знает, что непритязателен в еде…»

Ресторан был полон – ни одного свободного столика.

Юркие официанты, облаченные в косоворотки, подпоясанные кушаками, сновали с подносами. Стоило перед Кутеповым появиться тарелке с закуской, генерал улыбнулся.

«Икра? Это лучше устриц. А водка, если верить этикетке, «Смирновская»… В штабе поперхнутся, увидя, как их начальник, постоянно отказывающийся от банкетов, сидит в накуренном ресторане».

Дамы за столом болтали, точно не виделись вечность. Генералы лишь перебрасывались фразами:

– Под «Смирновскую» прекрасно идут балык и селедочка.

– А грибочки безвкусные, не то что наши маслята, подберезовики.

Дамы между тем перемалывали косточки бывшей прима-балерине Александрийки, бывшей любовнице (точнее, содержанке) погибшего императора Матильде Кшесинской.

«В курсе всех сплетен, – подумал Кутепов. – От жен ничего не скрыть… А певица после свадьбы мало изменилась, видимо, тщательно следит за собой, поддерживает форму. В памяти стерлось многое, но хорошо запомнилось утомительное «сидение» армии в окутанном раскаленным воздухом Галлиполи. Помню и все до одного бои, в коих участвовал, коими командовал, и победные, и пораженческие, последние запали крепче… И свадьбу Скоблина и певицы не забыл. Как посаженный отец произнес положенную речь… Почему поспешили стать под венец? Было совсем не до церковного обряда, началась эпидемия, пошли смерти, а они, точно неоперившиеся птенцы, забыли обо всем. В Турции будущее казалось зыбким, и дико было видеть среди всеобщего хаоса новобрачных со свечами в руках».

Притронулся к виску, который чуть покалывал, приказал себе успокоиться: «Не к месту осуждаю супругов: с моей стороны, бесстыдство сидеть с ними за одним столом и критиковать!..»

Залпом осушил рюмку, скривился: «Конечно, не «Смирновская» – ее бы узнал сразу – это фальшивка, рядом не лежала с фирмой «Смирнов и сын».

Вслух сказал:

– Видно, не скоро удастся вкусить настоящую «Смирновскую» – рецепт ее утерян или держат под большим секретом.

– Слышал, будто секрет изготовления продали за океан наследнички господина Смирнова, – заметил Скоблин.

Кутепов прожевал кусок осетрины.

– Как ни хороша волжская царь-рыба, а свежая, только что выловленная и сваренная на костре в котелке с нужными травками вкуснее. На Волге осетрина пахнет речной водицей, здесь же кухней.

– Следует поблагодарить большевиков за снабжение.

– Они не бессребреники, ничего не делают безвозмездно, за деликатесы берут в Европе оборудованием заводов. Чтоб успешно провести индустриализацию, готовы продать любое национальное достояние: почти за бесценок отдали полотна из Императорской картинной галереи…

Дамы продолжали болтать о своем. Кутепов подумал: «Напрасно моя благоверная хвастается успехами сына, математика ему дается плохо, нет усидчивости, не делала бы из него ангелочка… А имеют ли Скоблин и Плевицкая детей от предыдущих браков? Должно быть, нет, иначе также вспомнили сына или дочь…»

Лидия Давыдовна о чем-то спросила мужа, но Кутепов, занятый размышлениями, прослушал, пришлось жене повторить:

– Помнишь концерт Анны Павловой? Я еще удивлялась, как у нее хватает сил танцевать два отделения.

– Да-да, конечно, – ответил генерал.

Лидия ожидала услышать мнение о концерте. Но что мог ответить Кутепов? Балерину видел один-единственный раз, не будучи специалистом, опасался давать оценку мастерству танцовщицы с мировым именем. Лидия и Плевицкая сообщили, что Павлова успешно гастролировала в Германии, ее приглашали в Гранд-опера. Кутепов кивнул.

Когда в разговоре коснулись русского зарубежья, Кутепов благоразумно промолчал, так как забыл, когда в последний раз открывал роман или повесть.

«Для беллетристики нет и часа – совещания, составление графиков, смотры, инспекции, инструкции, доклады занимают все время… Лида очень хвалит Тэффи, придется прочесть…»

Как мог поддерживал беседу. Дал согласие сопровождать дам в пригород Сент-Женевьев-де-Буа на русское кладбище, поставить свечу в кладбищенской церкви Пресвятой Богородицы.

«Под Парижем нашли упокоение не только прославленные соотечественники, но и простые служивые. Мне нет оправдания: лишь разок посетил кладбище, не удосужился увидеть установленную копию Галлиполийского мемориала с надписью: «Корнилову и всем корниловцам» – жаль, забыли упомянуть Колчака, Алексеева, Маркова, кто также сложили голову за Отечество…»

На маленьком ухоженном кладбище он долго стоял с непокрытой головой у надгробий Романовых, князей Гагариных, Голицыных, Одоевских.

Плевицкая поинтересовалась:

– Отчего лето проводите в душном, наполненном выхлопами бензина, задымленном городе и по нашему примеру не приобретете дом у озера, близ леса? Могу помочь приглядеть виллу за вполне божескую цену.

Кутепова возразила:

– Муж против приобретения недвижимости, говорит, что Франция наше временное местожительство.

– Живет надеждами вернуться в Россию?

– Все надеются на это. А вашей вилле, признаюсь, завидую, говорили, что до большевистского бунта строили в Курской губернии школу и дом для себя. Что с постройками? Национализировали, сожгли? Не стоит жалеть о былом, станем жить будущим, не век же существовать России в тирании? Кого из близких оставили на родине? Надеюсь, не подвергаются репрессиям? – сыпала вопросами Лидия Давыдовна.

Кутепов скривил губы.

Точно догадавшись, что беспокоит генерала, Плевицкая накрыла ладонью руку Лидии.

– Черт с ними, со школой и теремом в деревне: вернемся, и построю новые. Дошли слухи, что в годы ненастья постройки разграбили, унесли даже доски с пола, конек с крыши, рамы и двери. Что касается близких, то остались сестры и сын. Но не будем о грустном, расскажу о последней поездке в Болгарию…

«А певица тактична, – отметил Кутепов. – О себе и прошлом говорит сдержанно. Не болтушка. Сбросила все плебейское, выглядит истинной интеллигенткой…»

7

Не дожидаясь согласия, Плевицкая поведала о гастролях в Болгарии, турне по Америке, не забыла об обеде у четы Рахманиновых. Надежда Васильевна рассказывала, но не забывала отдать должное деликатесам. При этом думала о шифровке Центра:

«О задании в ней ни слова, видимо, приказ курьер передал на словах… Вряд ли решено завербовать Кутепова, переманить на свою сторону. В советских органах сидят не глупцы, прекрасно знают, что Кутепова невозможно купить ни за какие коврижки. Такие, как он, не изменяют принципам. Зачем Коля обхаживает начальника? Желает заполучить с его помощью тепленькое местечко в штабе, тем самым допуск к секретам РОВС? А быть может, Центр желает разделаться с опаснейшим врагом руками мужа?..»

Мысль не на шутку напугала, Плевицкая невольно охнула.

– Что с вами? – участливо спросила Лидия Давыдовна.

Надежда Васильевна пожаловалась, что чуть было не подавилась рыбной косточкой. Помнила, каких ухищрений стоило добиться от Кутепова согласия посетить ресторан. «Вряд ли против Кутепова готовят теракт, иначе первым заподозрят моего благоверного… А Кутепов бесстрашен: явился без охраны, впрочем, ее нет и во время инспекционных поездок, при посещении госпиталя…»

Плевицкая была тщеславна и желала, чтобы в Москве обязательно узнали, что «Фермерша» не только шифрует и расшифровывает донесения, но хитро устроила встречу с Кутеповым, для чего взяла в союзники Лидию Давыдовну.

Вокруг столика раздались возгласы: посетители приветствовали двух генералов, подняли бокалы в их честь и за здравие. Пришлось Кутепову и Скоблину вставать, благодарить.

«Ресторан выбран удачно – завтра весь русский Париж заговорит о дружбе Коли с начальником РОВС, – порадовалась Надежда Васильевна. – В Галлиполи Кутепов был косноязычен, сейчас больше слушает, нежели говорит. Мотает услышанное на ус, присматривается к Коле? Говорят, в бою стоял под пулями противника, не прятался в блиндажи, укрытия, обещал при пленении последнюю пулю пустить себе в лоб… Расположить такого архисложно…»

В отличие от Кутепова Скоблин был напряжен. Обернувшись к Лидии Давыдовне, он стал любезничать, но руки крутили вилку, чуть дрожали, пришлось вилку отложить, руки спрятать под стол на колени.

«Надо помочь успокоиться, – решила Плевицкая. – Отвлечь от мрачных мыслей… Отчего Центр заинтересовался Кутеповым? Опасен, слишком деятелен, придает большое значение забросу диверсантов, планирует новые теракты, вроде убийства в Лозанне Воровского? Неужели коса нашла на камень, терпению большевиков настал конец и на белый террор решили ответить своим? Но убийство приведет к озлоблению, ответному удару!..»

Вспомнила просьбу мужа оставить его ненадолго с глазу на глаз с начальником и обернулась к Лидии:

– Мужчины нас извинят, отпустят почистить перышки.

Подхватила генеральшу и увела в дамскую комнату.

– Ваша инициатива? – спросил Кутепов.

– Что имеете в виду? – словно не понял Скоблин.

– Оставить нас одних?

– Угадали, – подтвердил генерал. – При сугубо мужской беседе дамам делать нечего. Довольно давно подозревал о зреющем за вашей спиной заговоре лиц из ближайшего окружения, но не имел доказательств. Теперь таковые есть, посему считаю необходимым поставить в известность…

Кутепов перебил:

– В РОВС проник агент ЧК? Этого следовало ожидать: проникновение противника в противоположный лагерь не редкость, стоит вспомнить Библию. Если мы засылаем к большевикам своих людей, то и они вправе делать то же самое. Противоборство разведок было, есть и будет. Продолжайте.

– Рядом с вами не обычные завистники или несогласные с тактикой, а предатели, они пустили глубокие корни, и их, как понимаете, следует незамедлительно отрубить, вырвать, не то задушат святое дело. Возникает справедливый вопрос: почему для сообщения я выбрал неподходящее место? Отвечу: у любого, в том числе вашего кабинета могут быть «уши», тому масса примеров. Не придется удивляться, если секретные службы приютившей нас Франции в курсе всего, чем занимаемся.

– Я догадывался, что подслушивают, но приказал помощнику по секретной части полковнику Зайцеву не искать и не убирать микрофоны. Французов не стоит опасаться – пусть слушают сколько желают, против них ничего не замышляем. Что касается чекистов, внимание к нам используем в собственных интересах – подбрасываем дезинформацию, пускаем по ложному пути. – Кутепов выпил глоток сельтерской. – Позвали лишь для того, чтобы доложить о происках Москвы или еще зачем-то?

– Еще зачем-то, – подтвердил Скоблин.

– Выкладывайте.

– Не здесь.

– Считаете, что и тут небезопасно?

– Предосторожность не повредит.

– Похвально, что проявляете бдительность. – Кутепов впился взглядом в собеседника, и Скоблину стало жарко, затем бросило в холод. – Многие, но не я, считают, что вы под каблуком жены, с головой ушли в концертную деятельность. Рад, что это не так, вам дорог РОВС, близко к сердцу принимаете его победы и неудачи, боретесь за чистоту его рядов.

Кутепов сверлил Скоблина острым взглядом, ожидая, что генерал представит неоспоримые факты предательства.

– Чекисты вербуют себе союзников? Кто же клюнул на посулы, продался, как Иуда? Обвинения должны быть подтверждены фактами.

– Вы получите их.

– Документы с вами?

– Никак нет. Завтра воскресенье, в нашем соборе пройдет литургия по генералу Александру Кульберсу.

– Предлагаете встретиться в соборе?

– Там будет слишком многолюдно, лучше вблизи собора.

– Когда?

– В одиннадцать на бульваре Инвалидов.

Для принятия решения Кутепову хватило пары секунд.

– Договорились.

До возвращения дам генералы доели салат, осушили несколько рюмок. Скоблин пожаловался на трудности с организацией концертов, Кутепов посетовал на леность сына. О житейском продолжали говорить и при женах. После одиннадцати Кутеповы засобирались домой. Скоблин предложил заказать такси, но начальник попросил не беспокоиться:

– Русские таксисты любезно обслуживают меня за минимальную плату.

Возле ресторана действительно ждала машина. При виде генералов с женами водитель гостеприимно распахнул дверцу.

– Здравия желаю! Куда прикажете?

– Домой, любезный, домой, – ответила Лидия.

– Весьма признательны за проведенный вечер, – поблагодарил Кутепов, помогая супруге усесться в машину.

Николай Владимирович приложил руку к полям шляпы и, когда машина отъехала, подозвал другое такси, но не сел рядом с Плевицкой, а поспешил к телефонной будке.

«Этот таксофон точно не прослушивается. Если нахожусь под наблюдением агентов внутренней разведки РОВС, решат, что втайне от жены звоню любовнице».

Набрал пятизначный номер. Услышал по-немецки: «Вас слушают, будьте коротки!», четко доложил:

– Он дал согласие! Встречаемся завтра в одиннадцать на пути к русской церкви. Вряд ли прибудет на авто, думаю, будет без охраны. На всякий случай побеспокойтесь, чтобы не было прикрепленной к генералу машины!

– Ясно, – уже по-русски ответили в трубке.

Скоблин успокоенно вздохнул. Снял шляпу, помахал ее перед горевшим лицом.

«Свою миссию выполнил. Завершат другие».

Вернулся к машине, уселся подле жены. По пути к гостинице ни Скоблин, ни Плевицкая не произнесли ни слова. В лифте генерал размышлял: «Интересно, сколько человек прислал Центр? Москва придает большое значение операции и, без сомнения, выбрала опытных для проведения подобных щекотливых дел. Дай-то Бог, чтобы задуманное и спланированное прошло без сбоя».

8

Ночь с субботы на воскресенье Кутепов провел прескверно: сна долго не было ни в одном глазу.

Генерал ворочался с боку на бок, мял под головой подушку, пытался думать об отвлеченном или приятном, гнал дурные мысли… Когда ухищрения не помогли, вспомнил о прописанных в случае бессонницы таблетках.

«К черту фармакологию! Пусть на нее молится Лида. Любые лекарства помогают лишь ненадолго, к тому же организм привыкает к пилюлям, порошкам, микстурам и трудно отвыкает… Отчего не спится? Переборщил со спиртным? Не стоило мешать мартини с водкой… Из ресторана вышел с ясной головой, а Скоблин, по всему, считал, что питаю слабость к выпивке и заказал две бутылки «Смирновской», мартини, дамам ликер – почти все осталось нетронутым…»

Решил не ворочаться, чтобы не разбудить жену. Нестерпимо захотелось подымить, хотя с куревом раз и навсегда простился в конце девятнадцатого года, поддавшись уговорам супруги поберечь здоровье.

«Отвык от табака быстро, отчего же потянуло сейчас? В доме нет сигарет, впрочем, табак есть у денщика, но, кажется, жевательный и не нюхательный… Что мешает уснуть? Не ел ничего острого, жирного, что тяжело для пищеварения, продукты в ресторане высшего сорта, свежие… И давление в норме – в затылке не давит, веки не тяжелы…»

Вспомнил, как Лида просила забыть о делах, отдохнуть на полную катушку. Просьбу постарался выполнить, как умел поддерживал светскую беседу, дамам улыбался, похвалил сервировку стола, мастерство кулинаров…

Пришел к неутешительному выводу: в бессоннице виноваты угар, дым, которые окружали в ресторане.

«Курить вредно, но еще вреднее дышать чужим дымом!.. Что-то непонятное гложет, какое-то недоброе предчувствие…»

Отмел политику с вечными интригами, стал думать о Лиде, сыне, но вместо их образов словно наяву увидел… Плевицкую.

«Давненько по ночам не являлись дамочки! Узнай Лида, кто вспомнился ее благоверному глубокой ночью, и разгорится скандал, на которые жена мастерица – сдержанна лишь при посторонних, дома частенько взрывается, устраивает сцены ревности, хотя поводов не даю… Жена досталась далеко не сахар, но посторонние считали Лиду сущим ангелом – на такую, говорили, только молиться, с такой надо сдувать пылинки, носить на руках…»

Кутепов хмыкнул в усы, перевернулся на правый бок, вытянул ноги и наконец-то погрузился в желаемый сон…

В эти же часы в свою каморку под крышей вернулся поручик Фортунато из бригады шоферов-галлиполийцев, кому было поручено обслуживать Кутепова. Минувший день выдался неудачным, пришлось долго безрезультатно колесить по Парижу в поисках пассажиров. Удалось подвезти лишь парочку молодых, дряхлого старца, толстяка на представление в «Фоли Бержер» и проститутку, спешащую по вызову к клиенту.

«Выручка снова не окупит затраченные бензин и масло… Если дела так пойдут дальше, разорюсь, придется расстаться с машиной, искать иную работенку, что при безработице особенно среди эмигрантов, затруднительно: нас на фабрики и заводы не берут…»

Последнее время едва сводил концы с концами – весь заработок уходил на оплату комнатушки под косым потолком, обед в дешевом бистро и ремонт машины. Скоро станет нечем платить и за квартиру, аренду гаража. Успокаивало лишь то, что бедствует не он один, трудные времена переживают многие соотечественники.

«Отчего клиентов с каждым днем все меньше? – Фортунато снял штиблеты, стянул брюки. – Предпочитают подземку, что значительно дешевле и быстрее – под землей не бывает заторов транспорта, пробок? Имел бы сбережения, занялся коммерцией. Только где взять в долг под божеские проценты одну-две тысячи франков?»

Залез под одеяло, свернулся калачиком – в мансарде не было батареи, из окна веяло холодом. Перед тем как отойти ко сну, бывший поручик Добрармии, кавалер двух орденов, контуженный под Калачом, получивший в Крыму пулевое ранение, подумал:

«Завтра воскресенье, завтра возить Кутепова – платит штаб РОВС. К дому генерала следует прибыть без четверти одиннадцать – Кутепов не терпит опозданий, сам точен как часы…»

Фортунато зевнул и провалился в глубокий сон уставшего за долгий день сидения за рулем человека. Шофер не подозревал, что в его отсутствие в мансарде побывал непрошеный гость, умело справившись с несложным на двери замком. Ничего не похитил, даже не рылся в ящиках комода, лишь перевел стрелку старого будильника на час назад. И неслышно покинул каморку.

9

Кутепов вышел из дома без четверти одиннадцать и нахмурился: автомашины на привычном месте не было.

«Что помешало приехать? Забарахлил мотор, прокололась шина, а запасной под рукой не оказалось? Заболел водитель? Но могли заменить, прислать другое авто. Придется отчитать за разгильдяйство».

Стояла типичная для января в Париже погода с мелким, тающим в полете снежком. Генерал еще раз поискал взглядом машину и быстрыми шагами пересек улицу.

«Бегу вприпрыжку, словно мальчишка – со стороны выглядит смешно…»

Возле афишной тумбы приубавил шаг. Среди приглашений на вернисаж, спектакли, распродажу устаревших моделей одежды не было афиши с фамилией Плевицкая.

«Видимо, делает перерыв в концертной деятельности, готовит новую программу или не любит крикливую рекламу. Но без нее не собрать публику, петь придется перед пустым залом…»

В спину бил ветер, он подгонял, не позволял шагать не спеша.

«Уж позабыл, когда гулял по городу, все в авто да в авто. А Париж, несмотря на ненастную погоду, красив, жаль, нельзя пройтись подольше и подальше – поджимает время».

Кутепов миновал ухоженный скверик, за которым виднелись купола русского собора.

«Черт с ним, с водителем – отменю нагоняй. Будь авто, не получил бы удовольствия от прогулки на свежем воздухе. Не проговориться бы Лиде, что ходил пешим, иначе станет корить за потерю бдительности, пугать опасностью схватить на морозе бронхит. Прогулка не придется по нраву и в штабе – напомнят о происках чекистов, что собачья чушь – лишь полным идиотам взбредет в голову убивать меня в Париже ясным днем…»

Вероятность подвергнуться нападению была столь невероятной и абсурдной, что Кутепов усмехнулся:

«Лишь слабые и трусливые прячут душонки в пятки. Со смертью лицом к лицу встречался не раз, никогда не вымаливал у костлявой снисхождения, не кланялся. Нельзя жить и оглядываться при каждом шаге. Еще никого из наших в Париже не убивали, в других городах случалось, но только не здесь. От чекистов, правда, можно ждать сюрпризов, но не в центре Европы…»

Чуть приубавил шаги возле продавщицы жареных каштанов, невольно обернулся вслед прошедшей мимо курсистке.

«Не постарел, коль обращаю внимание на молоденьких мамзелек!»

Запах каштанов в жаровне перебивал выхлопные газы машин.

В темном пальто, касторовой шляпе Кутепов ничем не выделялся среди прохожих, начальника РОВС можно было принять за клерка, маклера, рантье, но только не за боевого генерала, всю свою сознательную жизнь посвятившего борьбе за свободу Отчизны.

«Напрасно забыл о прогулках перед сном и вчера из ресторана поехали на такси – стоило пройтись, тем более что квартира в пяти минутах, тогда бы не мучила бессонница. Прошагал всего ничего, а чувствую прилив сил, просветление в голове. Решено: с завтрашнего дня в штаб и обратно иду пешим, другое дело посещение военных училищ, смотры, инспекции частей, туда, понятно, на своих двоих не дошагать…»

– Александр Павлович!

Кутепов замер.

Окликнули от стоящей на углу Русселе и Удино легковой автомашины.

Кутепов не шелохнулся: позвавший был не знаком. Человек у машины догадался, что удерживает генерала.

– День добрый! Я от господина Скоблина, к сожалению, он задерживается, за что извиняется. Прошу в машину, – незнакомец подошел к Кутепову, взял его за локоть, крепко сжал.

«Что задержало Скоблина? И чья машина?» – пронеслось у генерала в голове.

– Где Скоблин?

– Ждет вас, точнее, нас. Попросил встретить и доставить до места беседы.

– Я жду документов, а не беседу!

– Будут документы, получите из рук в руки, – успокоил незнакомец уже иным тоном, где пропали нотки уважения к высокому воинскому званию. – Поспешите, иначе привлечем ненужное внимание прохожих.

«Что помешало явиться всегда исполнительному Скоблину? – продолжал задавать себе вопросы Кутепов. – Сам попросил о встрече, назвал место, время, а прислал другое лицо, точнее, лиц!»

Около машины стояли двое.

«Третий за рулем… Какая к черту конфиденциальность, если о встрече известно троим, не считая Скоблина?»

Кутепова держали уже за обе руки, притом так, что было не вырваться. Александр Павлович напрягся, рванулся из сдавивших тисков, но ничего не вышло.

«Насилие? Не потерплю!»

Неподалеку маячил полицейский, Кутепов позвал его, но страж порядка повел себя странно – подошел и вместе с двумя незнакомцами грубо втолкнул генерала в машину.

Все произошло настолько быстро, что никто из прохожих не обратил внимания на случившееся на перекрестке.

Оказавшись на заднем сиденье между дюжими незнакомцами, Кутепов попытался оказать сопротивление, но силы были неравны, борьба недолга и завершилась не в пользу генерала.

«Сам во всем виноват – никто не заставлял отказываться от охраны! Сколько раз напоминали о бдительности, но я не желал слушать! – ругал себя Кутепов за беспечность. – В чьи попал руки, кому встал поперек дороги? Агентам Москвы или своим?»

Машина выехала на Удино, свернула на бульвар Инвалидов и помчалась к загородному шоссе. Двое не позволяли генералу пошевельнуться: голову прижали к груди, на глаза нахлобучили шляпу, плечи сдавили так, что стало трудно дышать.

«Куда везут? На пустырь, чтоб отправить к праотцам, сбросить в Сену? Нельзя отчаиваться, терять присутствие духа! Буду бороться насколько хватит сил… Скоро воскресное богослужение и, когда не явлюсь, организуют поиски…»

Еще что-либо подумать не успел – лицо накрыл платок, в нос ударил запах хлороформа. Сердце забилось сильнее и чаще. В угасающем сознании промелькнуло предостережение врача: «У вас, господин генерал, пошаливает сердечко: успели-таки потрепать моторчик. Думаю, что причина не в чрезмерных любовных утехах, а в службе. Настоятельно советую поберечься от волнений, хотя, как понимаю, при вашей должности это невозможно, тем не менее следите за сердечком…»

Кутепов не придал значения совету.

Сознание покидало. Последнее, о чем подумал генерал, была досада на свою непростительную беспечность, наплевательское отношение к бдительности.

«Мне нет оправдания! Сам полез в волчью яму! Как мог считать Скоблина, этого подлого предателя, подлеца порядочным? И в результате попался на крючок…»

Кутепов еще раз дернулся и обмяк…

– Как долго проспит? – спросил старший в группе Яков Серебрянский.

– Не меньше часа, может, больше, это смотря сколько надышался, – предположил заместитель начальника КРО ОГПУ Пузицкий.

Возле моста Альма машина замерла в веренице остановившегося транспорта.

– Пробка или проверка документов? Не хватает, чтобы заглянули к нам в машину! – нахмурился Серебрянский, но резидент ИНО во Франции Зиновий Волович успокоил:

– Не могли так быстро хватиться пропажи. Видимо, впереди авария, разбирают ее причину. Пока с нами страж порядка, – Волович тронул за плечо сидящего впереди рядом с водителем «полицейского», – опасаться нечего.

– Помогли бы навести порядок! Языком владеете безукоризненно, лучше коренных парижан.

– Меня могут узнать: как-никак второй год тружусь в посольстве, – глухо ответил Арене (он же Альтер), но все же вышел, стал помогать регулировать движение и, когда машины сдвинулись с места, вернулся.

– Как объект?

– Спит точно младенец после мамкиной сиськи.

– Удача, что не поднял крик.

– И не вырвался, иначе с нас сняли бы стружку, понизили в звании, послали служить за Полярный круг.

За городом потянулись перелески, фермы, поля. В машине молчали, вновь заговорили, когда авто замерло у пустынного взморья в районе Трувилля.

– Где пароход?

– На подходе. Наши координаты известны, и время обговорено, ошибка может быть в десяток минут.

– Море неспокойно: поднялся ветряга, штормит. Трудновато будет доплыть, еще труднее вернуться…

Гривастые, с двухэтажный дом волны неудержимо накатывались на берег, разбивались о валуны, ворошили гальку, с шумом возвращались в пучину, чтобы снова понестись на безлюдный пляж, окатить его пе-нойС. еребрянский приподнял с головы спящего Кутепова шляпу, нахмурился, но сидящий с другой стороны генерала Зиновий Волович успокоил:

– Все идет как по маслу.

– Еще накаркаете! – обрезал Пузицкий.

В машине повисла тяжелая тишина.

Пузицкий взглянул на наручные часы швейцарской марки, которые выдали перед отправкой на задание вместе с одеждой, имеющей французские этикетки.

В тягостном ожидании пароходного гудка или звона колокола-рынды прошло полчаса. Торговое судно «Спартак» появилось из-за мыса без сигнала. В миле от берега застопорило ход. Спустили шлюпку с четверкой матросов.

– Волны злее тещи.

– Укачает в такой шторм.

– Нас да, но не матросов.

– Было бы сейчас лето, море не волновалось…

– Тебя не спросили, когда проводить операцию!

Не признаваясь, трое чекистов и водитель мечтали об одном – поскорее сдать «груз».

Шлюпка, наперекор волнам, приближалась к берегу. Гребцы дружно всаживали весла в кипящую воду. Когда дно коснулось гальки, два матроса спрыгнули, стали тянуть шлюпку.

Пребывающего в глубоком сне – точнее, беспамятстве, Кутепова извлекли из машины, донесли до шлюпки, уложили на дно, следом через борт перешагнули Пузицкий и Арене.

– Избавьтесь от машины, – напомнил старший группы. – И снимите номера – они хотя и фальшивые, но могут навести на наш след.

– Слушаюсь, – ответил водитель.

Весла зарылись в волны, шлюпка двинулась к пароходу, на этот раз быстрее – подгонял ветер.

На борту Кутепова унесли в каюту, положили на узкую койку, приставили к пленнику часового.

– Поздравляю! – сказал второй помощник капитана.

– Рано, – возразил Пузицкий. – Вернемся домой – тогда поздравите.

– Пленник спит как убитый.

– Ему ничего не остается, как дрыхнуть. Пусть выспится, а проспится, поймет безнадежность своего положения, станет сговорчивее, перестанет ерепениться. Долго шли к нам?

– Пять суток. Пугали качкой, морской болезнью, но обошлось, иначе бы матросы засмеяли: второй помощник капитана, а от качки мутит, выворачивает наизнанку.

– Давно на «Спартаке»?

– Прибыл перед самым отходом из Ленинграда, до этого плавал лишь в озере на лодке.

– До прихода к нам были…

– Врачом, – признался помощник капитана по политической части.

Пузицкий кашлянул.

– Тогда вам и карты в руки. Будете следить за здоровьем клиента. Станет укачивать – поможете переносить качку, чтоб доставить здоровым…

Ку т е п о в А. П. По одной из версий умер на борту парохода «Спартак» по пути в Новороссийск от сердечного припадка, в чем была виновата передозировка хлороформа – генерал нашел вечное упокоение на дне моря.

«Красная звезда». 1965. 22 сентября:

…комиссар 2-го ранга госбезопасности генерал-полковник запаса Сергей Васильевич Пузицкий блестяще провел операцию по аресту Кутепова и ряда других белогвардейских организаторов и вдохновителей иностранной интервенции и Гражданской войны.

Я н о в и ч В. Б. (Волович Захар Ильич), начальник 2-го (оперативного) отдела ГУГБ НКВД. 1 мая 1936 г. награжден орденом Красного Знамени. 2 мая «Правда» поместила снимок, где он рядом со Сталиным. В середине 1937 г. обвинен в троцкизме, сотрудничестве с Сюрте женераль, американской, японской разведками и расстрелян. Жена Александра Иосифовна (Бурцева) повторила судьбу мужа.

Ф е д о р (фамилия неизвестна) после пропажи генерала жил на пособие безработного. Во время оккупации Франции Германией убил ефрейтора патруля, застрелен.

Ф о р т у н а т о (имя неизвестно) продал такси, переехал в более дешевую квартиру. Долго искал работу. В 1936 г. с группой соотечественников уехал в Испанию, воевал у республиканцев в русском батальоне. По непроверенным данным, погиб в бою.

Ку т е п о в а Л. Д., урожденная Кюст, после пропажи мужа переехала в Ригу, затем в Югославию. Когда газета «Известия» сообщила, что Кутепов бежал с кассой РОВС в Южную Америку, выступила с опровержением. Умерла (приблизительно) в 1943 г.

Ку т е п о в П. А. продолжал учебу в гимназии, затем в кадетском корпусе, университете на отделении славистики. Не верил в гибель отца, утверждал, что тот живет в РСФСР под именем… маршала Тимошенко. В конце 2-й Мировой войны служил в советской военной миссии в Загребе. Получил советское гражданство. По прибытии в Ленинград арестован, судим как враг народа, осужден на 25 лет. Освобожден в 1954 г. Работал в издательском отделе Московской патриархии.

10

Первой забеспокоилась Лидия Давыдовна Кутепова. Когда муж не явился к обеду, затем к ужину, не вернулся утром, генеральша, проведя бессонную ночь, поставила об этом в известность первого заместителя начальника РОВС с конца апреля 1928 года Евгения Карловича Миллера. На ее справедливый вопрос: «Где мой Александр Павлович? Впервые, не предупредив, не явился ночевать!» никто из подчиненных не дал вразумительного ответа.

Когда минуло десять часов, созвали экстренное совещание штаба. За каждым послали порученца, и в осиротевшем кабинете начальника собралось восемь высших офицеров. Возник не очень громкий гвалт – все говорили одновременно, перебивая друг друга, высказывали свои версии случившегося, предлагали способы поисков пропавшего.

– Не вижу причин для паники! Генерал мог засидеться в гостях, в ресторане, наконец в игорном доме, просто забыл позвонить жене, предупредить о задержке.

– Не исключено, что ушел на тайное от супруги свидание: мы все грешны, и он не исключение. Александр Павлович не стар, может иметь на стороне любовную связь! – Чушь! Он примерный семьянин, как никто другой верен супруге!

– Всегда и во всем предельно точен, никогда не опаздывал, так что пропажа более чем странна…

– Если случилось что-то неординарное, то по пути в собор, куда он должен был прийти. – Последней его видела консьержка. – Звонили в больницы? – Ни в одной не имеют понятия о таком больном.

– Пардон, но генерал здоров как бык, докторов обходит за версту, при чем больницы?

– Мог быть доставлен в больницу с потерей сознания, не имея возможности назвать себя… – При нем документы!

– Их могли похитить вместе с часами, кошельком, и в больнице записать как неизвестного.

– Какая больница? Он был всегда бодр.

– Почему говорите в прошедшем времени? Рано хороните.

– Профессор Алексинский обмолвился о сердечной недостаточности генерала…

– Не забывайте, что для Москвы он кость в горле!..

Решили немедленно начать поиски, следствие передать парижской полиции, которая имеет богатый опыт в расследовании любых преступлений. Кое-кто с этим не согласился, утверждал, что можно обойтись собственными силами, напомнил, что в рядах РОВС опытные сыскари, криминалисты. Один из полковников с пеной у рта требовал арестовать подозреваемых, допросить с пристрастием, но ему мягко напомнили, что эмигрантам запрещено вести следствие, тем более карать, к тому же арестовывать некого.

К вечеру понедельника 27 января о случившемся узнал весь Париж, за ним Франция, другие страны. Газеты раструбили в экстренных выпусках с кричащими заголовками о пропаже видного деятеля русского зарубежья, главы антисоветской военизированной организации.

Журналисты сошлись во мнении, что Кутепова украли, вывезут в СССР, станут там пытать.

Русские газеты «Возрождение», «Последние известия» написали, что у чекистов длинные руки, которые могли дотянуться до центра Европы, требовали от французских властей немедленно провести тщательный обыск в советских торгпредстве, полпредстве на рю де Греналь и разгромить змеиное гнездо.

Довольно авторитетные «Эко де Пари», «Либерте» обратились к премьер-министру Андре Пиеринно с предложением прекратить дипломатические отношения с СССР, отозвать французского посла, выслать всех сотрудников советских учреждений.

Нужно изгнать разбойников из их нор! А в главной советской норе – посольстве произвести обыск, который поможет отыскать следы господина Кутепова.

Разрыва отношений с Советским Союзом потребовали депутаты правой и умеренной партий. Премьер-министр промолчал, понимая, как важно для его страны сохранение нормальных отношений со Страной Советов, но, чтобы успокоить членов правительства, отдал приказ приступить к расследованию.

Следствие начали засучив рукава. Выявили очевидцев, видевших в злополучное воскресенье Кутепова у кинотеатра «Севр-Палас» на рю Руссель. Директор католической клиники Святого Иоанна приметил в тот день на перекрестке автомобиль и двух господ, одетых в одинаковые макинтоши и шляпы, а также полицейского, что было странно: на этом месте прежде не выставлялся пост. Неожиданно появившийся блюститель порядка сел в машину рядом с водителем, авто уехало в сторону бульвара Инвалидов. Еще один свидетель, уборщик бульвара, видел, как трое, в том числе полицейский, втолкнули в машину человека с бородкой.

Пропажу Кутепова сравнили с историей Манкиевича, который, в отличие от Кутепова, ничем себя в борьбе с новой Россией не проявил, по всей вероятности, сбежал от кредиторов, а чтобы пустить пыль в глаза общественности, оставил письмо о ложном самоубийстве.

Следователи записали показания, опросили сотню людей, проверили различные версии – от романтического побега Кутепова с молодой любовницей и до возвращения купленного большевиками генерала в Россию.

Следователи считали, что если Кутепов похитил казенные деньги, нежится под солнцем Аргентины, его схватят и доставят в Париж как уголовного преступника. В это мало кто верил, как и в то, что генерала силой увезли на Родину: до России надо миновать несколько государств, столько же границ.

Стало известно, что за пару дней до 26-го неустановленное лицо по подложным документам взяло напрокат машину, которую обнаружили сгоревшей за городом.

Следствие узнало, что незадолго до пропажи Кутепов встретился в Берлине с прибывшим из Москвы бывшим командиром корпуса, генералом Поповым, который попросил беречься, так как против главы РОВС замышляется нечто ужасное.

– Попов или подсадная утка, или честнейший человек, желавший Кутепову добра! – заявил многолетний и неутомимый боец с царской охранкой, затем большевизмом В. Л. Бурцев и, узнав об аресте в Москве Попова, написал в газете:

Какова причина ареста? Только ли встреча с Кутеповым или это предостережение? Считаю, что в пропаже Кутепова Попов не виноват. Генерал оказался в руках агентов большевиков благодаря кому-то из близкого окружения, имеющему многолетнюю крепкую связь с советской контрразведкой.

Заявление ненадолго взволновало русскую эмиграцию, посчитали, что Попов арестован за валютные махинации.

Русский журнал «Часовой» призвал «ответить большевикам поголовным вступлением в РОВС подросшей молодежи, что войдет в историю борьбы с Советами как кутеповский призыв».

Одна из газет напомнила высказывание Кутепова:

Для низвержения советской власти создаются объединения русских эмигрантов, нацеленные исключительно на борьбу с большевиками. Никаких межпартийных споров быть не должно, так как они распылят силы РОВС,

который готов взяться за печатанье антисоветских листовок, прокламаций для распространения внутри России. Одновременно готовится вооруженное восстание, которое начнется не позже весны 1931 года. До успешного выступления уже сегодня направляются в различные регионы СССР специально подготовленные офицеры. Нас ждет беспощадная борьба, только так можно рассчитывать на успех.

Цитату газета дополнила комментарием:

После такого громогласного заявления любой противник постарается поскорее избавиться от генерала, что и было сделано: чекисты опередили намерения Кутепова на целый год, помешали ему выполнить задуманное.

Французское правительство объявило награду в один миллион франков за указание местопребывания видного политика, военачальника объединения русских эмигрантов. Обещанная награда дала результаты: в полицейский комиссариат пришел водитель такси Фортунато с заявлением, что в воскресенье кто-то перевел стрелки его часов, отчего он подал автомобиль к дому генерала с опозданием на час. Показания запротоколировали, но не придали им значения, посчитав, что заявитель просто забыл завести будильник или часы были неисправными.

Желание помочь следствию высказали еще несколько человек: двое оказались умалишенными, состоящими на учете в психиатрических клиниках, один доброхот преклонных лет страдал старческим маразмом, остальные не сообщили ничего существенного, желая просто попасть на страницы газет.

– Нужна нота протеста, притом немедленно, – требовали рядовые эмигранты. – Трудно поверить, что не отыскали ни единого следа Кутепова! Куда смотрит правительство?

За правительство ответил вездесущий Бурцев:

– Нота не поможет вызволить из плена Александра Павловича. Большевики ответят своей нотой, где гневно осудят деятельность на территории Франции антисоветских организаций, имеющих террористические цели.

Пришла весна, и пресса, а с нею читатели стали терять интерес к исчезновению русского генерала, появились новые сенсации, вроде убийства содержанки министра, похищения из частного сейфа банка коллекции бриллиантов, рождения ребенка с двумя головами. Не теряли надежды найти генерала лишь в штабе РОВС, где считали, что Кутепов не погиб, не увезен за пределы страны и отыщется, надо лишь запастись терпением. С пропажей Кутепова РОВС не свернул деятельность, провел ряд военных сборов, отправил в Россию очередных диверсантов, принял в организацию группу соотечественников, проживающих на севере Африки и в Китае. Чтобы никто не посмел заявить, будто обезглавленная организация бездельничает, а штаб напрасно ест свой хлеб, бразды правления поспешили передать генерал-лейтенанту Миллеру, о чем он подписал приказ:

Ввиду безвестного отсутствия председателя Р.О.В.С. генерала от инфантерии Кутепова как первый его заместитель вступил в должность руководителя Р.О.В.С.

Весну 1930 года сменило лето. Надежды на спасение Кутепова рухнули, большинство эмигрантов смирились с потерей Кутепова. Были и недовольные ходом следствия. Чтобы притушить ропот, Миллер громогласно заявил на одном из собраний (потом повторил для прессы), что клянется продолжать святое дело Кутепова, просит русских в Европе не поддаваться панике и всяким провокациям, не верить вздорным слухам, небылицам, которые на руку врагам, желающим произвести раскол в белом движении. Что касается следствия, то новый начальник РОВС перепоручил его полностью Сюрте женераль, надеясь на неограниченные возможности французской полиции.

Как только со дня исчезновения Кутепова исполнилось сорок дней, в штабе заикнулись, что надо помянуть генерала, но большинство воспротивились, продолжая считать Кутепова живым. Это мнение поддержала газета «Известия», опубликовавшая сообщение собственного корреспондента из Амстердама:

По достоверным сведениям, исходящим из кругов, имеющих отношение к правым элементам, виновниками исчезновения Кутепова являются сами белогвардейцы, а именно та часть русских, которые добивались отстранения Кутепова и замены его своим кандидатом.

Есть прямые данные, указывающие, что г. Кутепов, отчаявшись в борьбе с этой частью белогвардейцев и не видя другого выхода, решил уйти с политической арены, выехал незаметно в одну из республик Южной Америки, взяв с собой солидную денежную сумму и любимую даму.

Когда информация дошла до Лидии Давыдовны Кутеповой, она закатила к потолку глаза.

– Боже правый! И как не отсохла рука у писавшего? Как посмели бросить тень не только на Александра Павловича, но и на меня? Бегство с любовницей и казенными деньгами – несусветная чушь!

Кутепова пригласила в осиротевший дом журналистов. Предваряя вопросы, среди которых могли быть и унижающие честь, достоинство хозяйки, заявила, что супруг был исключительно примерным семьянином, отличным отцом, не способным на предательство жены, сына.

– Быть может, бежал от кредиторов? – спросили Кутепову и получили ответ:

– Он не брал ни сантима в долг! Ни у частных лиц, ни ссуду в банке! Для безбедного существования семье хватало генеральской пенсии и жалованья.

Журналист не отставал:

– Но ваш супруг мог играть на бирже, в игорном доме, не ставя об этом вас в известность.

– Терпеть не мог всякие игры на деньги, в том числе карты. Был азартен, но не в игре.

– Кто заинтересован в устранении генерала?

– Большевики, точнее, чекисты.

11

Стоило представителям прессы уйти, как денщик (он сильно сдал после пропажи хозяина, пил целую неделю, еще неделю приходил в божеский вид), доложил о приходе гостьи.

– Не желаю никого видеть! – вспылила Кутепова. – Скажи, что приболела, занята, наконец соври что-нибудь!

– Так ить не простая гостья, а генеральша, – уточнил Федор. – Вроде ваша сердечная подружка, певичка.

Плевицкая не вошла, а ворвалась в гостиную. Бросилась к хозяйке, обняла, зарылась лицом у нее на груди, по-деревенски, как умеют профессиональные плакальщицы, запричитала:

– Да за какие такие грехи тяжкие явилось непрошено горюшко горькое? За что напасти накрыли черным крылом наши головы? И как у извергов только рука поднялась на Александра свет Палыча, как она не отсохла? Как супостаты осмелились пойти на проклятое Богом дело? Нет веры всяким россказням, что пишут газеты! Не хочу слушать домыслы, где один лживее другого! Знаю, ждет антихристов страшный суд и на земле, и на небесах, гореть им в геенне огненной! Знаю, победят силы правды все злое, вернется беспременно Александр Палыч и будет радовать всех нас!..

Плевицкая размазывала по лицу слезы с краской.

– Мой-то Коля ходит точно в воду опущенный! Места себе не находит, с лица спал, сна лишился, все о начальнике печалится. И у меня сердце изболелось, дай, решила, утешу Лидушку, чтоб не одна горе горевала! Поплачь, подружка дорогая, чуток полегчает!.. – продолжала голосить Плевицкая: – Не будем терять надежду на лучшее! Сердце подсказывает, что беспременно увидим дорогого Александра Палыча невредимым, объявится коль не сегодня, так вскорости! Все, кто знал его, и мой Коля в том числе, не перестают молиться за здравие генерала, благодарить за все то хорошее, что сделал обездоленным, лишенным Родины! Припомните мои слова: поплатятся подлые супостаты за содеянное, не будет им покоя ни на этом, ни на другом свете!..

Генеральши рыдали в два голоса, точно стояли у гроба с усопшим, прощались с ним навсегда.

– Верю лишь собственному сердцу, лишь оно одно ни разу не обмануло, предостерегало от необдуманных шагов, предсказывало будущее! И нынче говорит, что вслед за бедами придет долгожданная радость!..

Обнадеживающие слова заставили Кутепову чуть успокоиться. Сквозь всхлипы благодарила:

– Спасибо, милочка!.. Крепилась, чтоб не показать слабость, а сейчас… Спасибо за сердечное участие!

На плач женщин вышли Федор и Павлик. Перепуганный не на шутку мальчик прижался к старому казаку.

Надежда Васильевна заговорила с гимназистом:

– Сделал уроки?

– Осталась математика, – признался Павлик.

– Не любишь этот предмет? А какой учишь с удовольствием?

– Историю России. Сейчас проходим Ивана Грозного и его опричников…

– А родную словесность, стихи, прозу наших классиков?

– Тоже люблю.

– Нынче же пришло роскошное издание русских сказок с иллюстрациями Билибина и случайно купленные сочинения по истории Ишимовой. Кстати, эту книгу уважал сам Пушкин. Скажешь, что давно вырос из сказок? Но их можно перечитывать в любом возрасте, вплоть до старости. Еще подарю мою книгу о детстве в деревне. – Обернувшись к приходящей в себя Кутеповой, добавила: – Если бы не бескорыстная помощь господина Эйтингона, книгу бы не выпустила: типография заломила ошеломляюще крупную сумму, к тому же налоги…

Кутепова поцеловала сына в лоб, напомнила о несделанных домашних уроках и отослала. Затем спрятала лицо в ладони.

– Поплачьте, милочка, не стесняйтесь слез, они очищают душу, – Плевицкая снова заголосила. За многолетнюю жизнь на сцене она научилась многому, в том числе в нужную минуту и в нужном месте выплескивать эмоции, заставлять публику сопереживать.

Кутепова успокоилась, лишь когда денщик поставил на стол чашки, сладости. Всегда строгая, сдержанная генеральша благодарно смотрела на певицу, и та оценила это как победу:

«А ты, милочка, не твердокаменная, и тебя можно растрогать. Во-первых, ты баба, а у нас глаза на мокром месте, и лишь, во-вторых, генеральша… И я расчувствовалась. Хороша же я с потекшей с ресниц тушью, смазанными румянами… Напрасно Коля не советовал выражать сочувствие, говорил, что на это нет приказа Центра. А я в ответ: «Но нет и запрета. В инструкции ни слова, как себя вести в подобной ситуации». Штабисты могут с мадам советоваться, а она выболтает мне… То, что обе ревели по Кутепову как белуги, быстро станет известно в обществе, а это на руку… Играть приходится не только на сцене».

Плевицкая, поглаживая хозяйку по плечу, продолжала размышлять:

«Надо закрепить дружбу, стать к Лидии ближе, чтоб не имела от меня секретов. Влезу в доверие и узнаю, как идет следствие, что удалось выведать французским сыщикам и доморощенным из РОВС… Дорого бы заплатила, чтобы быть в курсе, где Кутепов, что с ним. После того как сделают послушным и можно будет из него вить веревки, подберемся к господину Бурцеву, с его хваткой узнавать похитителей и их помощников… Недалеко от Бурцева ушла и Тэффи: вместо того чтобы продолжать сочинять стишки, романчики, выдвигает собственные версии пропажи генерала. Тэффи еще та птица, с ней держи ухо востро, чем черт не шутит, докопается, кто пригласил Кутепова на свидание… Странный псевдоним Тэффи: от рождения Лохвицкая, по мужу Мережковская…»

Увидев на глазах хозяйки невысохшие слезы, протянула батистовый платочек.

– Полно, голубушка, слезами горю не поможете. Руки опускать не надо, будем жить надеждой на лучшее. Станем молить Всевышнего на небесах, чтобы не оставил раба божьего Александра, был милостив к нему. Теперь вся надежда на Господа, а не на сыщиков, которые…

Плевицкая не договорила – на ум пришла шальная мысль:

«Раз Кутепова не нашли, значит, операция прошла успешно, Центр может отметить не только непосредственных исполнителей акций, а и тех, кто подарил Москве Кутепова. На месте начальства отвалила бы двум «Фермерам» премии, увеличила денежное содержание, которое при нынешнем росте цен не лишнее. Тогда бы расплатились за автомобиль, отдохнули на Корсике, приобрела бы шубу из морского котика, манто, обновила концертный гардероб…»

Как почти все артисты, познавшие славу, убаюканные аплодисментами, читавшие о себе восторженные рецензии, получавшие богатые подношения от поклонников, Плевицкая была тщеславна и пожалела, что на Лубянке не знают, какую важную роль в операции сыграла «Фермерша»:

«Считают, что исполняю лишь обязанности шифровальщицы, прикрываю Колю во время его поездок по Европе. Между тем через Лидию убедила Кутепова забыть о бдительности, поверить в честные намерения Скоблина. Не кто-нибудь, а «Фермерша» была мозгом захвата генерала, дала немало дельных советов, ненавязчиво, щадя мужское самолюбие, руководила мужем, он об этом не догадывался…»

Чуть успокоил вывод: Центр бережет «Фермера» и «Фермершу» как ценнейших закордонных агентов, не дает им опалить крылышки.

«Операция прошла как по маслу, без нежелательных последствий, можно вернуться к привычному укладу, концертной деятельности. Выпущу новую афишу, подновлю репертуар, дам пару интервью – популярность следует подогревать, не позволять остынуть, иначе публика забудет о «Курской соловушке»…

Окончательно справившаяся с волнением Кутепова предложила гостье попробовать пирожные, поблагодарила за то, что Плевицкая одна из первых выразила сочувствие.

– Сослуживцы мужа забыли про семью генерала! Ни разу не пришли проведать, вычеркнули Александра Павловича из своих рядов и памяти, что равнозначно предательству!

– Как продвигается следствие? – певица повернула беседу в нужное ей русло.

– Топчется на месте. Полиция твердит, что нет фактов участия Москвы в случившемся.

– Считаете, причастны чекисты?

– Все говорит за это. Чекистам необходимо рассчитаться с мужем, он сильно досаждал им. Но нельзя убить из-за угла, подложить под авто бомбу – это наделало бы много шума, похищение же прошло без взрыва, стрельбы: был генерал, боровшийся с засевшими в древнем Кремле узурпаторами, и не стало генерала.

– Французы нерасторопны, – согласилась Плевицкая. – Враги действовали чуть ли не в открытую, а полиция не мычит не телится!

Плевицкая ругала полицию, тем самым вынуждая собеседницу выдать известные ей шаги следствия.

«Не теряет надежду увидеть мужа, что похвально. Почему умалчивает о внутренней разведке РОВС?»

– После постигшего несчастья, – продолжала Кутепова, – соратники супруга видны как сквозь увеличительное стекло, во многих разочаровалась. Клялись в верности до гроба, а как исчез, с поспешностью короновали Миллера.

– Кому на руку срочно назначать нового начальника?

– Вопрос к тем, кто курит фимиам Миллеру, ходит перед ним на задних лапках! Муж отдавал Союзу все свое время, не жалел сил, здоровья – и такая неблагодарность!

О Миллере Плевицкая спросила неспроста: Центр запросил информацию о новом главе РОВС, факты его биографии, характеристику, и обрадовалась, когда Лидия Давыдовна заговорила об интересующем лице.

– Очень скрытен – мысли, намерения прячет. Малоразговорчив: при последней встрече лишь приложился к руке и не произнес ни слова. Не бесхарактерен, хороший семьянин. На приемах, банкетах ничего не пьет, видно, бережет здоровье. Недавно отметил шестьдесят третий год. Муж считал типичным штабистом, так сказать, канцелярской крысой, поручал работу с бумагами, отчетами. По слухам, мнителен. Ни с кем близко не сходится, к себе не приглашает, ничьи дома не посещает…

В голосе Кутеповой слышалась недоброжелательность к человеку, заменившему мужа, она не скрывала, что Миллер ей антипатичен.

«Еще немного – и обольет его грязью. Пора сменить тему, – решила Плевицкая. – Как бы не заподозрила в излишнем внимании к Миллеру… Сыграю скуку. Зевну, словно политика навевает сон, далека от моих интересов. А то, что любопытна, так это простительно для представительницы прекрасной половины человечества…»

Тем не менее Надежда Васильевна не спешила перебивать хозяйку, жадно впитывала откровения Кутеповой, которые можно было включить в очередную шифровку…


Из справки ИНО НКВД СССР

Миллер Евгений Карлович родился в дворянской семье 25 сентября 1867 г. Учился в кадетском корпусе, Николаевском кавалерийском училище (окончил по 1-му разряду). Произведен в корнеты, служил в лейб-гвардии в Царском Селе. После Академии Генштаба получил назначение в Финляндский округ. В 1896 г. полковник, штаб-офицер Генерального штаба, позже военный агент (атташе) в Бельгии, Голландии, Риме. В 42 года генерал-майор, с конца 1912 г. начальник штаба Московского округа. В Первой мировой войне начальник штаба 12-й и 5-й армий, командир корпуса на Юго-Западном фронте. Награжден рядом орденов, в том числе иностранными. Весной 1917 г. ранен своими солдатами, арестован. Весной того же года представитель ставки при Итальянском командовании. Переформировал русские войска, находившиеся экспедиционно в Македонии. Осенью генерал-губернатор Северной области (Архангельск), командующий войсками, произведен в генералы от кавалерии.

Покинул Россию в полночь 19 февраля 1920 г. на ледоколе «Минин». С семьей проживал в Норвегии. Приказом Врангеля назначен главуполномоченным по военным и морским делам в Париже…


Из сводки ИНО ВЧК, апрель 1921 г.

Миллер имеет репутацию очень честного человека, не считается ярым сторонником наступательных тенденций. Широкую симпатию создало поведение при эвакуации Архангельска, когда остатки сумм, обмундирования и прочее разделил между эвакуировавшимися…


Резидент в Вене Центру, 30 августа 1922 г.:

Первоисточник: из Болгарии. Совершенно секретно. Степень достоверности: заслуживает внимания.

…Ген. Миллер вел в Югославии переговоры об устройстве для частей белой армии лагеря.

«Фермер» Центру:

…Миллер умен, упрям. Проявляет твердый характер. Бывает неуправляем.

С подчиненными мягок, тактичен. В высказываниях о планах немногословен. Болезненно осторожен. Проживает в Париже на улице Булони с женой Натальей Николаевной (дочерью генерала от кавалерии и Софьи, урожденной Ланской, чья мать в первом браке была женой Пушкина). Дети выросли, живут отдельно.

Первым заместителем РОВС стал ген. Абрамов, вторым – вице-адмирал Кедров, нач. 1-го отдела ген. Шатилов (ему подчинены отделения РОВС в Англии, Америке, Испании, Норвегии, Швеции, Персии). Из прежнего состава штаба остался князь Трубецкой, кому поручена информационная работа. Канцелярия (она же штаб) переехала на рю де Колизе, 29…

Из выступления Н. В. Скоблина на празднестве дней святых Флора и Лавра:

Мне хочется дать доказательства нашей преданности новому главе, работающему в столь трудной и морально тяжелой обстановке. По нашей добровольческой традиции от имени офицеров-корниловцев прошу его превосходительство генерала Миллера зачислить себя в списки нашего полка.

Ответное слово Е. К. Миллера:

РОВС одним своим существованием осознается советской властью как наибольшая угроза и опасность. Мы достигли этого десятилетней верностью заветам основателей и вдохновителей борьбы за Россию.

«Известия». 1930. 3 февраля:

Таинственное исчезновение Кутепова послужило сигналом для неслыханной по разнузданности кампании, направленной против СССР и советского полпредства. «Исчезновение» Кутепова изображается как дело рук Чека, агенты которой якобы «похитили» Кутепова среди бела дня на улицах Парижа. Проведение французским правительством тактики пассивности и потворства, косвенного поощрения хулиганствующей кампании науськивания на дипломатическое представительство СССР невольно создает впечатление, что правительство поддается на провокацию русской белогвардейщины и следует ее указке.

(Без подписи)

Из доклада председателя ОГПУ В. В. Менжинского на Политбюро ЦК ВКП(б), 1930 г.

Операция по ликвидации головки РОВС увенчалась успехом. Похищение и уничтожение генерала Кутепова оперативной группой существенно ослабило военную эмиграцию. Прошу Политбюро отметить участников операции в Париже орденами и именным оружием.


Из закрытого Указа 30 марта 1930 г.

…За выполнение спецзадания наградить начальника 1-го отделения ИНО ОГПУ тов. Серебрянского Якова Исааковича (Бергмана) орденом Красного Знамени.


Из обвинительного заключения 4 октября 1940 г.

10 ноября 1938 г. органами НКВД СССР арестован подозреваемый в шпионской деятельности Серебрянский Яков Исаакович.

Следствием установлено, что Серебрянский, в прошлом активный эсер, дважды арестовывался органами ОГПУ и при содействии разоблаченных врагов народа проник в органы советской разведки.

В 1933 г. Серебрянский был завербован разоблаченным врагом народа Ягодой в антисоветскую заговорщическую организацию, существующую в органах НКВД. По заданию Ягоды установил шпионскую связь с французской разведкой, которую информировал о деятельности советской разведки за кордоном, добывал сильнодействующие яды для совершения террористического акта над руководителями партии и Советского правительства.

В предъявленном обвинении виновным себя признал. На основании изложенного обвиняется Серебрянский Яков Исаакович… в преступлениях, предусмотренных ст. 58 п. 1а УК РСФСР…

7 июля 1941 г. Военная коллегия Верховного суда приговорила Серебрянского Я. И. к расстрелу с конфискацией имущества, жену Полину Натановну за недоносительство о враждебной деятельности мужа к 10 годам лагеря[4].


Песня на стихи эмигранта Конст. Оленина

Спите, орлы боевые,

Спите со спокойной душой,

Вы заслужили, родные,

Счастье и вечный покой.

Долго и тяжко страдали

Вы за Отчизну свою,

Много вы грома слыхали,

Много стонов в бою.

Ныне, забывши былое,

Раны, тревоги, труды,

Вы под могильной землею

Тесно сомкнули ряды.


4

Приговор не был приведен в исполнение. По ходатайству начальника 4-го управления НКГБ П. Судоплатова Серебрянского освободили, назначили начальником отдела 4-го управления (вербовка агентуры для глубокого оседания в Европе, США). В 1946 г. подал в отставку, с августа 1946 г. на пенсии по выслуге лет. Вернулся в органы в 1953 г., пом. начальника 9-го (диверсионного) отдела и вновь арестован с женой за участие в т. н. «бериевском заговоре», подготовке государственного переворота. В марте 1956 г. на допросе у следователя генерал-майора Цареградского умер от сердечного приступа. Прежний приговор Военной коллегии Верховного суда СССР по вновь открывшимся обстоятельствам отменен в мае 1971 г., дело за недоказанностью обвинения прекращено, Серебрянский Я. И. реабилитирован.

Соловушка НКВД

Подняться наверх