Читать книгу О доблестном рыцаре Гае Гисборне - Юрий Никитин - Страница 12

Скальгрим вернулся не только с замками, но и с кузнецом. Тот сперва неспешно приклепал скобы и вставил в них засовы, поправил решетки, затем хозяйски обошел весь замок, осмотрел и заверил, что на самом деле работы не так уж и много.

Гай жадно выспрашивал свидетелей происшествия, как здесь живут и в каких взаимоотношениях, и выяснилось: барон Ансель Тошильдер изволит жить, как в завоеванной стране, благо с того времени, как корону принял Ричард, власть в графстве почти исчезла, и теперь прав тот, у кого длиннее меч.

В этот раз он, как обычно, возжелал поохотиться со своими сыновьями и оруженосцами. Он любит охоту и не представляет, что ему, гордому норманну, потомку завоевателей, могут помешать эти жалкие саксы, потомки побежденных.

Гай поморщился, эти люди будто проспали сто лет, а сейчас говорят, как в горячечном бреду, совершенные глупости. Ну какие саксы, какие норманны, когда со дня завоевания Англии Вильгельмом прошло сто тридцать лет?

К тому же с Вильгельмом вторглось всего пять тысяч рыцарей, это между ними были распределены почти все земли, саксам осталось меньше одного процента территории Англии, однако пять тысяч – это капля в море местного населения, которых миллионы. Народы начали смешиваться сразу же после завоевания, многие норманнские бароны взяли жен из саксов буквально в первые же дни, а знаменитый герой Робер де Оилли, лорд Оксфорда и его земель, женился на саксонке сразу же после окончания битвы при Гастингсе, где Вильгельм одержал победу над англосаксонскими войсками.

– Саксы, – пробормотал Гай. – А здесь, как я понимаю, больше датчан, чем саксов?

Скальгрим кивнул.

– Да, ваша милость. По моему имени видно, что в честь Эгиля Скальгрима, великого викинга! А мой друг – Сван, хотя еще тот лебедь, но тоже понятно, кто мы по роду…

– Все мы англичане, – прервал Гай. – Давно пора забыть, что прадеды наши дрались. Для нас возврата нет, надо уживаться. Разве наши прадеды все до единого, будь то сакс, датчанин или норманн, не принесли присягу верности Вильгельму Завоевателю?.. Ну вот. Теперь что насчет разбойников? Вся страна погружается в беззаконие, а здесь, говорят, так и вообще…

Скальгрим помрачнел, наклонил голову.

– Ваша милость, сейчас вообще хоть не выходи из дому. Скот могут отобрать среди бела дня. А в лес так и вовсе… Не только разденут и разуют, но еще и наиздеваются.

– А женщины?

– Женщины, – ответил Скальгрим серьезно, – даже к опушке не подходят! Стыдно сказать, коровьими лепешками топим, чтобы похлебку сварить… Летом еще ничего, а зима придет?

Гай кивнул.

– Хорошо, иди пока. Поговори с кузнецом, он вроде бы знает, как восстановить замок. А я пока буду думать…

Скальгрим удалился, а он еще раз прочел обязанности шерифа, которые начинаются с того, что должен руководить выборами в графствах, назначать бейлифов, коронеров и констеблей, созывать суд присяжных и предлагать на их рассмотрение дела, он же исполнитель всех судебных приговоров…

Но самое главное – в следующей строке, где обязан вовремя пресекать преступления в графстве. У него право ареста и право делать обыски, к нему стекаются штрафы и конфискации, на нем обязанность поддерживать мир в графстве, именно он принимает первые меры к подавлению беспорядков и мятежей…

Голова загудела, а сердце неприятно стиснули невидимые пальцы. Похоже, принц бросил его в самый ад. Все предыдущие статьи его обязанностей можно было пропустить, все укладывается в эти заключительные слова: обязан поддерживать мир в графстве и принимать первые меры к подавлению беспорядков и мятежей.

А здесь и кроется самое опасное: где провести грань между простым недовольством, выкриками и угрозами, даже отказами платить налоги и началом беспорядков?

Хильд объехал все ближайшие деревни, представил Гаю сорок мужчин, но семерых Гай забраковал, больно покорный и боязливый вид, мало мужского достоинства, из оставшихся велел выбрать по жребию двенадцать человек.

К его тайному удовольствию, ни один не отказался стать судьей барона Тошильдера и его людей. На его родине все было бы наоборот: из сорока разве что один-два виллана решились бы выступить против господ, но здесь потомки викингов, они все и сейчас свободные люди, как их отцы-прадеды.

Хильд снова и снова напоминал Гаю, что присяжные должны постоянно проживать в данной местности, иметь недвижимость и быть мужского пола. Голосование тайное, приговор объявляется ночью, чтобы присяжные не видели лица жертвы и не могли над ним сжалиться…

– Потому, – сказал он, рисуясь ученостью, – богиню правосудия Фемиду изображают с завязанными глазами.

– Какая еще богиня? – спросил Гай грозно. – У нас один Господь, а святая Дева – не богиня, а только мать Иисуса.

Хильд торопливо поклонился:

– Прошу прощения, ваша милость! Я хотел сказать, что у варварских народов, куда мы принесли свет истинного учения, была такая. Ведала судом.

– Женщина?

– Точно, ваша милость, – подтвердил Хильд. – Еще и красивая.

– Совсем одурели, – сказал Гай. – То-то мы со своей верой и смахнули таких богов и богинь, как пыль с могильной плиты… Ладно, забудь, а я никому не скажу, что ты тайком поклоняешься языческим идолам.

Хильд вскричал испуганно:

– Да не поклоняюсь я, ваша милость! Просто ученостью хвастаюсь! Вот как вы подвигами.

– Я разве хвастаюсь? – спросил Гай.

– Ну, самую малость…

– В чем же?

– Как вы в Палестине всех раскидывали десятками…

Гай нахмурился.

– Ничего я такого не говорил. А ты не придумывай, чтобы шкуру свою поганую спасти! А то буду ловить на слове и всякий раз дознаваться, когда я такое сказал! Мне надо учиться быть допытливым. Недаром ж подвалы оснащены так знатно…

Хильд поклонился, пролепетал, что все осознал и больше не будет, метнулся в угол и примчался на цыпочках, как цирковой медведь, изображающий женщину, с толстой книгой в обеих руках.

– Ваша милость! – сказал он преданно. – Я тут перерыл для вашего блага и благополучия все хроники и документы по законотворчеству! Как интересно… В общем, надо попробовать досудебное урегулирование в форме сделки о признании вины.

– Это как? – спросил Гай с недоверием, но сердце трусливо трепыхнулось в надежде избегнуть приближающихся неприятностей. – Можно без суда?

– Очень просто, – заявил Хильд победно. – Я же молодец, я все разузнал, все перепроверил!

Гай сказал в жадном нетерпении:

– Ну-ну, ближе к делу.

– Так вот, – продолжил Хильд. – Суть в том, что обвиняемый признает себя виновным в совершении менее тяжкого преступления, чем вы ему вменяете, а в обмен на это вы порекомендуете суду присяжных назначить более мягкое наказание. Понимаете?

– С трудом, – признался Гай. – Мои руки больше привыкли к тяжести меча, а не гусиного пера, да и голова хорошо работает только насчет того, как лучше захватить крепость или оборонять замок… Но я поговорю с баронетами…

– Может, – сказал Хильд, – сперва с крестьянами?

Гай покачал головой.

– Что толку, если эти спесивцы не согласятся? С крестьянами я договорюсь быстрее.

Он спустился в подвал, в ближайшей ко входу камере лежит на охапке прелой соломы Дарси Такерд, оруженосец, присланный из другого конца Англии, чтобы барон Тошильдер выучил его на рыцаря и научил манерам благородного человека.

Дарси при виде входящего шерифа приподнялся и сел, глядя на него исподлобья. Гай поколебался, вряд ли с этим получится, лучше бы начать с его напарника, но сказал на всякий случай спокойным и холодным голосом:

– Встать, когда перед тобой рыцарь.

К его удивлению и тайному удовлетворению, заключенный не просто встал, а вскочил и замер неподвижно, глядя в жестокое лицо крестоносца.

– Ты будешь обвинен в нападении на должностное лицо, – произнес Гай холодно. – На шерифа, который олицетворяет собой королевскую власть и принца Джона лично. Такое карается смертью. Что скажешь?

Тот пролепетал, вздрагивая всем телом:

– Но я… дворянин… мой отец… граф Эдмонд Бесстрашный!

– И что? – спросил Гай брезгливо. – Я тоже дворянин. И с королем Ричардом мы в походе ночью укрывались одним плащом… Боюсь, теперь твое происхождение не поможет. Хотя, конечно, тебя не повесят, как простого крестьянина, но когда отрубят голову… это тоже вроде бы не совсем радостно.

Он видел, как тот вздрогнул всем телом, глаза округлились в ужасе, а лицо стало белее мрамора.

– Но это, – пролепетал он, – просто ошибка!

– В чем?

– Мы же, – проговорил оруженосец несчастным голосом, – дворяне… мы гнались за оленем! Мы не виноваты, что тупое животное выбежало прямо на поле!

Гай постарался усмехнуться жестоко, даже свирепо, этот мальчишка черпал наглость в бароне, а предоставленный себе, растерял последние остатки мужества.

– Это барон так сказал?

– Да…

– Твой барон дерьмо, – отрезал Гай. – Настоящий мужчина никогда не ищет оправданий. Если прав – прав, если виноват – виноват! А ты либо не мужчина, либо у тебя своей головы нет.

Оруженосец опустил голову.

– Мы просто следовали за бароном.

– Не того учителя вам выбрал отец, – сказал Гай.

Оруженосец взглянул исподлобья.

– Он когда-то отличился, как отец сказал, в сражении у реки Быстрянка, а в битве за крепость Найтауэр первым взобрался на стену и водрузил знамя на главную башню. Ему сам Генрих II пожаловал в честь этого герб со знаменем на башне!

Гай жестко усмехнулся.

– Да? И потому барон решил, один против пятерых не посмеет и слова сказать?.. Я – Гай Гисборн, сам Саладин отметил мою отвагу, и когда под королем Ричардом убили коня, благородный Саладин прислал ему двух коней: одного королю, другого – герою, который тоже потерял коня и дрался с королем рядом, закрывая его щитом и своим телом… это мне! И вы ждали, что я отступлю перед деревенскими увальнями, что и мечей держать не умеют? А барон давно растерял за обильными пирами умение прежнего удалого бойца.

Юноша смотрел на него, глупо вытаращив глаза и распахнув рот. Наконец пролепетал:

– Мы… не знали… кто вы… думали, просто шериф…

Гай кивнул.

– Ладно, теперь знаешь. Но мой гнев уже прошел, я не хочу твоей смерти. Мне ученые люди подсказали, как спасти твою шкуру. Вы со своим приятелем признаетесь в потраве посевов и обязуетесь выплатить штраф… это уже крестьяне скажут, какой… а я снимаю с вас обвинение в том, что хотели убить королевского шерифа.

Оруженосец вздрогнул, в глазах проступила безумная надежда, он упал на колени и сказал умоляюще:

– Да, да!.. Я согласен!..

– Ну вот и хорошо, – ответил Гай, повернулся, чтобы уйти, потом вспомнил и сказал строго: – Но это только в отношении вас двоих!.. К тем троим не относится. Двое убиты, когда я защищал свою жизнь, а барон потерял руку. Ему тоже не будет никакого наказания, так как он… уже наказан, скажем так.

Оруженосец торопливо кивнул.

– Да, так и было. Я все так и скажу.

Гай повернулся и побыстрее вышел, чтобы скрыть торжествующую улыбку. Почему-то казалось, что придется выдержать тяжелую схватку на поле, где он совсем не боец, но мальчишка слишком напуган, сдался, готов принять любые условия.

Хильд ждал в нетерпении, а когда Гай поднялся наверх, тут же подбежал со всей торопливостью, как перегретая на солнце ящерица мчится навстречу добыче.

– Ваша милость?

Гай кивнул.

– Получилось.

Хильд вскрикнул радостно:

– Точно? На каких условиях?

– Все, – сказал Гай, – как ты и сказал. Вот уж не думал, что получится именно так.

– Почему?

Гай пробормотал:

– Ну… суд – это суд. А это вот соглашательство как-то даже и нехорошо вроде. Нечестно.

Хильд сказал с некоторым удивлением:

– Мой лорд, чему удивляетесь? На самом деле из ста судебных дел лишь одно доползает до суда присяжных. Признание обвиняемым своей вины в совершении преступления и заключения им сделки со стороной обвинения исключает слушанье дела присяжными! Все девяносто девять дел завершаются заключением сделок. И это хорошо.

– Чем же?

– Человек понял свою вину, – ответил он рассудительно, – осознал, что был не прав, не упрямится, сокращает расходы на судопроизводство…

Гай проговорил с сильнейшим сомнением:

– Ну, разве что осознал… Хотя, конечно, все доводить до суда – жить будет некогда.