Читать книгу О доблестном рыцаре Гае Гисборне - Юрий Никитин - Страница 9

Сэр Джозеф все в таком же темном костюме, только крючки и бляхи не серебряные, а золотые, встретил Гая у выхода из замка.

– Вот ваши бумаги, – сказал он строго, – на владение землями. Вот предписание королевской канцелярии о назначении вас шерифом Ноттингемского графства, или шера, как говорят местные. В конюшне вас ждут две лошади, но это не подарок, а будет вычтено из вашего жалованья.

– Спасибо, сэр, – ответил Гай с осторожностью. – Этот мальчик тоже едет со мной?

Сэр Джозеф позволил своим замороженным губам изобразить нечто вроде улыбки.

– Этот мальчик, – произнес он, – весьма прыткий мальчик. Он еще как умеет ездить верхом…

То, как он это произнес, намекало на некую тайну, тем более что Хильд смиренно потупил глаза и даже шаркнул ногой, словно растирал подошвой сопли.

– А ему можно? – спросил Гай. – У нас монахи, помню, только пешком… да еще на ослах.

Сэр Джозеф поморщился.

– У вас были только тринитарии и матюрены? – поинтересовался он. – Кармелитам, насколько знаю, разрешено на муле.

Хильд пояснил самым смиренным голосом:

– Ездить на ослах или мулах – проявлять большее смирение, угодное Господу. Но Господь разрешает монахам пользоваться верховыми лошадями, если в этом есть необходимость, а не потехи ради.

Сэр Джозеф сказал нетерпеливо:

– Тогда все. Берите коней и езжайте, сэр Гай! В первые дни там на месте постарайтесь просто уцелеть. Ни во что не ввязывайтесь, пока не поймете, куда вы попали.

Он повернулся и скрылся за дверью, а встревоженный таким напутствием Гай спустился с крыльца. Из конюшни им навстречу вывели двух коней, оба застоявшиеся, мотают головами и пытаются подняться на дыбы.

Гай побаивался за Хильда, но пока он сам уговаривал своего коня успокоиться и начинать верно служить новому хозяину, за спиной прогремел частый топот.

Он резко оглянулся, Хильд на крепкой лошадке описывает круги вокруг них, вид довольный, никакого страха в глазах, полы черной рясы развеваются, как крылья ночного демона.

Гай спросил с подозрением:

– На что намекал сэр Джозеф? Ты был конокрадом?

Хильд прокричал на скаку:

– Ваша милость! Да я и родился послушником!

– Не хочешь говорить, – буркнул Гай, – не надо. У меня свои дела разгребать некогда…

Утро мирное и солнечное, свежие кони вынесли их за пределы мрачного Лондона так быстро, что Гай не успел рассмотреть, что же здесь успело измениться, вроде бы все те же каменные громады домов, деревянные тротуары, лужи посреди дороги, где застревают даже ненагруженные телеги, и высокая каменная стена с частыми зубцами, из-за которых лучники могут бить вниз почти безнаказанно.

За Римской стеной Лондона высится башня Вильгельма Завоевателя, доминирующая над крытыми соломой и красной черепицей домами и бурной рекой. Хильд в ее сторону даже не взглянул, а Гай отдал честь великому полководцу и королю.

В сорока милях к северо-востоку, по дороге к столице, они миновали Рочестер, охранявший путь в Медуэй. Далее увидели, как в тридцати милях вверх по Темзе, охраняя еще один перекресток, на холме высится укрепленный Виндзор, за ним широко раскинулись заливные луга Раннимеда. Там, где река вытекает из лесов, виднеются издали Уоллингфорд и Оксфорд. Еще дальше, посреди овечьих пастбищ и меловых холмов запада, высятся другие башни – Ньюбери в Кеннетской долине, Мальборо и Олд Сарум на Плейне, крепости долины Северна и Динского леса. Вдоль берега Ла-Манша, защищая его якорные стоянки и устья рек – Пивенси, Порчестер, Керисбрук и Корф, а на глухом кельтском юго-западе – Экзетер, Тремартон и Рестормель.

К северу от Лондона расположились цитадели, препятствующие вторжению со стороны восточных графств. Там такие же непроходимые леса, что очень успешно сопротивляются натиску человека. Хильд начал рассказывать, что в старое время здесь процветали поселения англосаксов: Колчестер и Фрамлингем, Беркхемстед и Нортгемптон, Линкольн и Ньюарк. Сейчас на их месте настоящие каменные крепости мрачно и зорко посматривают на охраняемые от чужаков земли, но следят и за местным населением, чтобы не вспыхивали бунты.

Наконец пошли пашни вслед за отступающими под натиском топоров лесами, а потом стена деревьев приняла их, сомкнулась за спинами, и кони дальше неслись в тени, воздух свежий, лесной, напоенный запахами клея, муравьиной кислоты и лесных цветов.

Хильд то и дело вырывался вперед, лицо горит восторгом, Гай поглядывал с растущим подозрением, в монастырь нередко уходят те, кто хотел бы укрыться от закона, а в движениях Хильда иногда проглядывает нечто, что опытному глазу воина говорит многое.

Он крикнул:

– Эй, Хильд! А ты давно в монастыре?

– Я же послушник, – ответил тот, придержал коня и поехал рядом, – а чтоб приняли, я должен семь лет покорно трудиться и проявлять смирение.

– Ого, – сказал Гай невольно. – Да, для тебя проявлять смирение особенно трудная вещь, да?

Хильд ухмыльнулся.

– Ваша светлость?

– И в то же время, – продолжил Гай, – ты где-то успел стать знатоком датского права.

Хильд сказал уклончиво:

– Ваша милость, даже уэссекское и мирсийское право отличаются друг от друга, хотя с чего бы, верно? Но Данелаг… о, это вообще что-то особое, ваша милость!

– Из-за скандинавскости?

– Точно, – подтвердил Хильд. – А оно, если честно, намного справедливее нашего. Главное же, что почти все наши короли весьма старались унифицировать… вот трудное какое слово!.. унифицировать правовые системы обеих частей Англии…

– И что?

Хильд посмотрел в удивлении.

– Как что? Что видите. Ничего не получилось. Даже сблизить не удалось! В Англии одна система права, у нас другая. Так что изучайте ее хорошенько, иначе так вляпаемся, что за всю оставшуюся жизнь не отмоемся.

Они ехали нескончаемым лесом, лишь изредка пересекая открытые небу пространства, отвоеванные людьми у деревьев и таких же нескончаемых болот, и везде Гай видел эти укрепленные замки, укрепленные церкви и укрепленные монастыри, способные выдержать любую осаду.

Даже деревни обнесены высоким частоколом, ворота запираются на ночь, а утром распахиваются, выпуская стада в сопровождении пастуха. Города обычно защищены уже каменной стеной, что по мере разрастания города остается внутри, замыкая в кольцо Старый Город, а потом вырастает и новая стена, еще выше и неприступнее…

Они мчались весь день, давая коням небольшой отдых, но к вечеру одолели только треть пути.

Хильд порывался свернуть с дороги и отыскать деревню, хорошо бы с трактиром, однако Гай продолжал путь, пока глаза могли различить дорогу, затем остановил коня и сказал хладнокровно:

– Здесь и заночуем.

Хильд ахнул:

– Ваша милость?

Гай спрыгнул, конь вздохнул с облегчением, а когда Гай снял тяжелое седло, опустил морду к земле и даже попробовал сорвать различимую только по запаху травку.

– Что тебе не нравится? – поинтересовался Гай. – Святые всегда старались уединиться от мира.

– Ваша милость, я пока только послушник!

– Но будешь святым?

Хильд не уловил издевки, ответил очень серьезно:

– Ваша милость, о таком даже мечтать нельзя!

– Почему?

– Святыми становятся те, кого избирает Господь! А человеческие суетные желания он в расчет не берет.

Гай сказал бодро:

– Ну, и мы брать не будем. Ты как насчет поесть? А я пока разожгу костер… хотя могу выспаться и без него.

– С костром бы лучше, ваша милость! А я пока соберу… гм… на стол.

Гай у ближайших кустов собрал ветки, Хильд не успел разложить еду на чистой тряпице, как после двух ударов огнива вспыхнул огонек, тьма сразу торопливо отпрыгнула, страшась опалить роскошные черные крылья.

Костер разгорелся живо, весело, Хильд хоть и поглядывал с опаской в черноту, но присутствие уверенного крестоносца подавляет страх, а рядом, освещенные пламенем костра, иногда совсем по-домашнему всхрапывают кони.

Гай поужинал быстро и скупо, Хильд подивился, как мало рыцарь ест, говорят, это сарацины довольствуются горсткой сушеных фиников, а доброму англичанину не жить без здоровенного куска мяса, но крестоносцы многие привычки подцепили у сарацин.

Гай вытер пальцы о траву, взгляд его поднялся к небу в поисках россыпи ярких звезд, названия многих узнал там, в Палестине, однако тяжелое низкое небо едва не задевает головы, и он поспешно опустил взгляд.

– Что еще расскажешь о Ноттингеме? – спросил он.

Хильд взмолился жалобным голосом:

– Ваша милость, я еще не дожевал, а душа моя уже спит!

– Ладно, – буркнул Гай, – спи, существо…

– А вы, ваша милость?

– Посижу немного, – отрезал Гай хмуро, – подумаю, во что меня втолкнули, да еще и ногой сзади с размаху…

Утро непривычно для Гая и привычно для Хильда хмурое, воздух сырой, промозглый, вязкий, липнет к лицу и забивает легкие, но Хильд не ворчит, другой жизни не знает, и Гай напомнил себе, что о жарких сухих днях пока придется забыть.

Кони идут бодро, далеко над лесом понимаются и медленно проплывают блестящие шпили монастырей, что строились среди болот или непроходимых мест, монахам нужно уединение для бесед с Господом, а когда проезжали мимо деревень и сел, то первое, что видели, – величественные башни, колокольни и шпили церквей.

Гай подумал, что хотя люди являются подданными короля, а таких королей в Европе сотни, но одновременно они же и подданные папы римского, единственного наместника Христа на земле. Ему повинуются точно так же, если не больше, и только вот эти церкви и монастыри и держат Европу воедино, не дают перегрызть друг другу глотки. Когда неведомый Саладин в дальних и почти сказочных краях захватил Святой Город христиан, то именно церковь сумела поднять всю Европу, заставила ощутить себя единым народом и двинула на освобождение Гроба Господня именно европейцев, а не французов, англичан или испанцев.

Хильд упомянул, что в Англии более семисот монастырей, так что сорок в графстве Ноттингемском – это совсем немного, куда больше здесь женских обителей, монашеских братств, церковных общин и часовен, их вообще не счесть, и если все в первую очередь обращают взоры к Кентербери, Вестминстеру или Сент-Олбансу, они на виду, но еще более величественные и многочисленные островные монастыри Или, Питерборо, Кройленда или Торни – красиво и гордо возвышаются над бесконечными просторами заболоченной земли, непригодной ни для проживания, ни для земледелия… что, однако, руками трудолюбивых и умелых монахов осушается, возделывается и будет приносить такие урожаи, что они снова и снова посрамят владельцев плодородных земель.

Они ехали весь день и не встретили следов человека, только дважды останавливались, чтобы дать коням перевести дух, а сами немного отдыхали и трапезовали.

Потом тусклый вечер, солнце так и не появилось, а глубокой ночью Хильду пришлось вставать ни свет ни заря, но жестокий крестоносец уверял, что это и есть утро, самое лучшее время для завтрака и поездки.