Читать книгу Гипсовый трубач. Однажды в России - Юрий Поляков - Страница 23

Часть первая
Насельники кущ
Глава 20
Пасынок мирового разума

Оглавление

– Вот так и случилось… – вздохнул Огуревич. – Хотел обеспечить ветеранам безбедную старость, а вышло…

– Ладно врать-то! – усмехнулся Жарынин.

– Послушайте, – вмешался Кокотов, чтобы сгладить неловкость. – Во всем этом есть одна нестыковочка!

– Какая же? – насторожился режиссер.

– Аркадий Петрович, вы человек, вхожий, так сказать, в торсионные поля и другие высшие сферы, где наперед и назад все уже давно известно. Ведь так?

– Так, – подтвердил директор, посмотрев на писателя глазами усталого мага.

– Почему же тогда вы, прежде чем вкладывать казенные деньги в рискованное предприятие, не заглянули в ваш этот самый… как его?

– В биокомпьютер, – подсказал Огуревич.

– Вот именно. И все бы разъяснилось…

– Нельзя! – сокрушенно вздохнул он.

– Почему же? – иронически поинтересовался Жарынин.

– Видите ли, большинство людей наивно полагают, что этика – явление чисто социальное. На самом же деле этика – один из важнейших принципов мироздания. Высший разум изначально этичен. Интуитивно люди это всегда чувствовали, говоря, например: «Не в силе Бог, а в правде».

– Вы-то тут при чем? – обозлился режиссер.

– А при том! Использование для личных нужд информации, хранящейся в торсионных полях, может навсегда отрезать меня от Сверхзнания.

– Другими словами, Мировой Разум за недозволенное любопытство поставит вас в угол? – съязвил Дмитрий Антонович.

– Ну конечно! Как вы все правильно поняли! Ведь и у Адама поначалу имелся персональный биокомпьютер…

– Вкупе с внутренним спиртовым заводиком?

– Вы, Дмитрий Антонович, все пытаетесь свести к шутке, но дело ведь серьезное. Что такое «Древо познания добра и зла»? Это и есть мировое информационное пространство. А яблоко, съеденное вопреки запрету, не что иное, как информация, полученная некорректным способом… Результат вам известен?

– М-да… Результат известен, – кивнул Жарынин. – «Ипокренино» захватят, а стариков выгонят на улицу. Но если вы такой щепетильный, попросили бы Прошу. Мальчик – лицо незаинтересованное…

– Неужели вы полагаете, Дмитрий Антонович, что такими жалкими уловками можно обмануть Мировой Разум? Он не допустит!

– Почему же?

– Потому что в подобных ситуациях возможна некорректная деформация исторического тренда. Понимаете?

– Не совсем, – признался Кокотов.

– Видите ли, – с готовностью принялся разъяснять директор, – возьмем, скажем, Куликовскую битву…

– Почему именно битву и непременно Куликовскую? – насторожился режиссер.

– На примере ключевых исторических событий удобнее объяснять, что такое некорректная деформация исторического тренда…

– Ну-ну!

– Вы, разумеется, помните, с чего началась битва?

– С поединка Пересвета с Челубеем, – вспомнил автор «Кентавра желаний».

– А кто победил?

– Никто. Оба упали замертво.

– Верно, – кивнул Огуревич с видом удовлетворенного педагога. – А теперь представьте себе, что кто-то из чародеев, которых, по свидетельству очевидцев, было при ставке Мамая во множестве, заранее вышел бы в мировое информационное пространство, выяснил, куда именно ударит копье Пересвета, и рассказал Челубею. И батыр подложил бы под кольчугу в это самое место, допустим, железную пластину. В результате татарин побеждает. Это сразу деморализует войско Дмитрия Донского. И битву, поскольку силы были примерно равны, он проигрывает вчистую. Вместо Рюриковичей на Руси воцаряются Мамаичи, ислам становится в Евразии правящей религией, и мировая история кардинально меняет свое направление. И все это из-за какой-то железки. Но ведь Мировой Разум ничего такого не допустил…

– А как же он допускает, что заслуженные старики могут остаться без крова? Это разве не деформация тренда?! – возмутился Жарынин.

– Кто знает, кто знает… – вздохнул Аркадий Петрович. – Возможно, Мировой Разум именно сейчас сгущает в социуме негативные явления, чтобы мы наконец осознали абсурдность нынешнего жизнеустройства… – Говоря это, директор наливался значительностью, а щеки его становились все мускулистее. – Я вот что вам скажу…

– Лучше скажите мне, пасынок Мирового Разума, как вы договорились с Меделянским, – грубо перебил режиссер. – Он председатель фонда и был обязан запретить вам прикасаться к стариковским деньгам! А тем более покупать «чемадурики»!

– Я его убедил.

– Меделянского? Это невозможно.

– Он проникся…

– Меделянский? Чушь!

– Ну хорошо… – Директор распустил щеки и потупился. – Часть средств я отдал ему на судебные расходы…

– Ага, значит, он судится на стариковские деньги?

– Да… Но Гелий Захарович обещал в случае победы двадцать процентов всех доходов от Змеюрика перечислять в фонд «Сострадание». А это – гигантские деньги!

– И вы поверили?

– А что мне оставалось делать? – окончательно сник Огуревич.

– Сколько он уже судится?

– Лет семь-восемь… А может, и больше.

– М-да… Прав был старый ворчун Сен-Жон Перс, когда говорил: суд – это такое место, где у закона можно купить столько справедливости, на сколько тебе хватит денег!

– Он и в самом деле так говорил? – встрепенулся растратчик.

– Разумеется. В «Анабазисе».

– Надо будет почитать.

– Я вам привезу книжку. И когда же закончится тяжба?

– Буквально на днях. Я получил от Меделянского оптимистичный эмейл. Если он выиграет, мы спасены!

– А если не выиграет?

– Тогда вся надежда на вас…

Некоторое время сидели молча и для осмысления ситуации снова выпили – каждый по-своему.

– А кто такой Ибрагимбыков? – морщась от лимона, спросил Жарынин.

– Понимаете, мне нечем было кормить стариков… Я не знал, что делать. Сначала Кеша, внук Болтянского, обещал, что фирма «Дохман и Грохман», он там служит, арендует у нас землю за старой беседкой… Но сделка не прошла экспертизу. И тогда я попросил взаймы…

– У Ибрагимбыкова?

– Да…

– Откуда он взялся? Кто такой?

– Не знаю. Сам ко мне пришел. Хотел разводить в наших прудах зеркальных карпов. Мы разговорились, он тоже интересуется торсионными полями. Я был в отчаянии…

– Значит, он появился в тот момент, когда вы были в отчаянии?

– Именно.

– И вы, конечно, подумали, что его к вам на выручку прислал Мировой Разум?

– В некоторой степени… – уныло сознался Огуревич. – Но пруды ему не подошли. И тогда он предложил мне кредит…

– Подо что?

– Ах, какая разница!

– Большая.

– Под землю.

– Но ведь тут заповедник. Впрочем, «Небежин луг» вы все-таки умудрились продать. Интересно – как?

– «Трансгаз» все оформление взял на себя.

– Ну, «Трансгаз», если очень захочет, может и Красную площадь под гольф-клуб продать.

– Да… Но Ибрагимбыков гарантировал… Мне и в голову не могло прийти, что человек, разбирающийся в антропогенезе…

– Что ж эта сволочь, Мировой Разум, вам не шепнул, что Ибрагимбыков – просто бандит и с ним вообще нельзя связываться?

– Не шепнул… – мертвым голосом отозвался директор, закрыл лицо руками и набряк в одиночку.

Соавторы дождались, когда он отнимет ладони от лица, уже совершенно пьяного.

– И что теперь?

– Теперь через суд он требует признать «Ипокренино» его собственностью.

– А вы?

– А мы подали встречный иск…

– Предсудейка была?

– Была.

– Ну и что?

– Ничего хорошего.

– Прессе жаловались?

– Конечно. Верлен целую поэму сочинил.

– Ну и что?

– Не печатают бесплатно…

– В инстанции писали?

– Конечно. Даже президенту.

– Ну и что?

– Ничего. Ответили, что такие вопросы решаются через суд. У нас правовое государство.

– И когда же суд?

– Скоро.

– Точнее!

– Двадцать первого сентября.

– Не ходите. Заседание отложат. А я пока что-нибудь соображу…

– Уже два раза не ходили. Если не придем в третий – решат без нас…

– Какие еще возможны варианты?

– Мы советовались с Кешей, он хороший юрист. Если суд учтет социальное значение и историческую ценность нашего учреждения, он может отказать истцу…

– Но деньги-то все равно придется вернуть!

– Я рассчитываю на Гелия Захаровича. Он очень привязан к «Ипокренину». Его супруга здесь любит бывать…

– Говорят, он снова женился? – встрепенулся Кокотов.

– Да, премилая дама! Молоденькая! – По безутешному лицу директора прошла светлая судорога мужской зависти.

– А если суд не учтет?

– Тогда «Ипокренино» перейдет к Ибрагимбыкову.

– А старики?

– Их развезут по разным домам престарелых. Но вы же знаете, что это такое. Ужас! Мы не можем проиграть суд! Помогите, Дмитрий Антонович! Я знаю ваши связи, ваши возможности!

– Двинуть бы вам, Аркадий Петрович, хорошенько в ваш биокомпьютер сначала с левой, а потом с правой, как в ВДВ учили!

– Я понимаю… Стыжусь… Не о себе прошу!

– Не о себе? Да если это произойдет, вам останется только в лучевое состояние перейти. Ладно, я подумаю!

– Спасибо, спасибо!

– Ну, по последней! – примирительно предложил Жарынин и разлил остатки коньяка в две рюмки.

На этот раз Огуревич дольше прежнего тер виски и напруживался. А когда соавторы встали и направились к двери, он лишь вяло махнул им рукой и медленно завалился на диванчик. Со стороны могло показаться, будто гости, уходя, случайно задели ногой шнур и отключили директора от электросети.

Некоторое время они шли молча по министерской дорожке.

– Ну и что вы будете делать? – спросил Кокотов.

– Поднимать общественность! Прежде всего, конечно, телевидение! Телемопу, как вы удачно выразились. Надо надавить на суд общественным мнением! А там, глядишь, действительно Меделянский со своим Змеюриком подтянется. Чего не бывает! Он ведь тот еще сутяжник.

– Это точно!

Гипсовый трубач. Однажды в России

Подняться наверх