Читать книгу Рок. И посох в песках оружие. Том третий. Смерть как избавление - Юрий Швец - Страница 9

Гасдурбал вернулся в дом Гамилькара уже ближе к ночи. Стража, что дежурила у ворот дома Протектора, рассказала, что его раненых перевезли в госпиталь Бирсы.

– Гасдурбал, сходи завтра, проведай их! Там один очень слаб, может не пережить ночь! – сказал ему Ксеновий, – Надо известить родственников!

Гасдурбал остановился и задумался.

– Но, ты так сильно не переживай! Его перевязывали дочки Протектора, а уже замечено, те к кому они прикасались, не умирают! Может и он выживет! Здесь, латиняне были почти мертвы. Но один из них уже ходит! – Подбодрил его Ксеновий, – Когда будут хоронить Актиха и других?

– Гамилькон запланировал на завтра. Надо оповестить родственников, ты правильно мне напомнил. – Ответил Гасдурбал.

– Так давай, я займусь этим! Ты уже, поди, валишься с ног! Иди, перекуси чего-нибудь! Я всё сделаю! Имена я знаю всех! Служили вместе.

– Спасибо, Ксеновий!

Гасдурбал направился в дом. Он прошёл широкой дорогой, через сад, и вышел к ступеням, поднимающимся к самому дому, с несколькими промежуточными площадками-уступами. Поднявшись по ним, до половины всего подъёма, он заметил ответвление, уходящее влево, в другую часть сада с цветами и беседкой у купальни. Тропинка, выложенная мраморными плитами, обрамлялась акацией – мимозой. Гасдурбал, вдохнув вечерний воздух сада, поднимающийся сюда со всех сторон и сплетающийся в букет разнотравья, постоял здесь какое-то время, вслушиваясь в ночь… После этого, он продолжил подъём и поднявшись чуть выше, уже на этом уровне, услышал журчание акведука, там у беседки… Вода, стекая по акведуку, бежала дальше в сад, питая деревья и различные кусты, которые наполняли воздух ароматом своих соцветий… Гасдурбал снова вдохнул воздух родного города… Здесь, он уже почувствовал и штрихи запахов гавани, которая находилась за холмом дома… Гасдурбал решил пройти по аллее сада, но передумал, и поднявшись до конца ступеней оказался на тропинке дома, что «бежала» вокруг его периметра… Его шаги растворились в гомоне птиц, которые внезапно накрыли сад, прилетев ночевать в плен аромата цветущих ветвей… Сердце шагающего воина сбросило с себя ту пожухшею корку войны, которая неминуемо обожгла его, за всё время, что он находился на её острие, в её реальности… Гасдурбал вышел к обширной беседке, где часто собиралась семья Гамилькара Барки и решил посидеть в ней немного, и поразмышлять над своей жизнью…

…Гасдурбалу, перед приходом армии к Приону, исполнилось двадцать три года. Два года войны, кои он провёл, находясь в армии, изменили его характер и дали тот опыт твёрдости и стойкости, что так востребован в военных действиях. Окружающие это заметили. Эпизоды различных ситуаций за прошедшие года войны говорили, что он не теряет самообладания там, где другие проявляли растерянность и заминку в момент принятия необходимого решения. В таких случаях, Гасдурбал зарекомендовал себя с лучшей стороны и действовал очень решительно. Но, самое главное, что было замечено, все его действия, последовавшие за принятыми в неординарных условиях решениями, заканчивались успехом или с наилучшим результатом, который, только, возможно было ожидать в той или иной ситуации. Это сразу отметили командиры и доложили об этом выше. После этого, его произвели в номархи турмы, а потом, через недолгий срок, назначили и номархом туллы священного отряда. Гасдурбалу очень нравилось служить в коннице. Он чувствовал ритм сражения и порыв атаки, когда отвага, как два крыла, что внезапно подняли дух до высшего предела, изливается на врага мощью не только физической удали, но и преобладанием своего полёта душевных сил, выше крыльев Таната, кружащего над сражением чуть ниже… Он пользовался этим чувством, точно предугадывая момент старта атаки своей туллы, поймав то мгновение, когда в движении, лошадь начинает составлять с тобой единое целое и ты, чувствуешь её сердцебиение, а она твоё! В схватке, Гасдурбал, всегда находился в передних рядах и Боги, почему-то, заслоняли его своими щитами. Ни стрелы, ни копья, ни мечи не дотягивались до него. Поэтому поводу, в его тулле, стали говорить, что он, по-видимому, находится под покровом какой-то из Богинь. Что он, как и Ахиллес, пользуется этой благосклонностью Богов, поэтому, неудержим в своём порыве атаки. Гасдурбал на это не реагировал. И даже не отшучивался. Он всегда был серьёзен. «Пусть болтают – думал он, – Когда меня ранят или убьют, разговоры сами прекратятся!» И именно это заставляло его лезть в схватке в самую гущу! Он хотел доказать другим, что является таким же, как и все! Но, несмотря на то, что он всегда оказывался в центральной точке противостояния с мятежниками, чтобы доказать, что он бьётся так храбро не потому что знает о своей неуязвимости, а исключительно из-за отваги и мужества, которые переполняют его грудь во время сражения во имя отстаивания свободы своего города – он всегда оказывался целым?! Это ещё больше убеждало воинов, что он любимец Богов и шутки только увеличивались в своём объёме. Дошло до того, что у него появились и завистники, кои кричали, что его мужество напрямую связано с этим даром Богов. Это оскорбляло Гасдурбала и стало угнетать его. Получалась прямая несправедливость – чем больше он проявлял храбрости и стойкости в сражениях, тем больше завистники трубили о его, якобы защите, а не об его умении и мастерстве в военном деле… В конце концов, Гасдурбалу это надоело, и он попросил дядю, отпустить его на флот. Гикет не знал истинных причин этого «порыва» своего племянника и долгое время не соглашался, говоря, что это глупость: «—… губить такой талант стратега в солёной воде проливов! Ты, Гасдурбал, уже набрался такого опыта, который другим приходится набирать в течении десятилетия! И не только десятилетия, а по достижению моего возраста! А, теперь, уйдя к Диархону, ты, хочешь начать всё с начальной точки? Да, ты, шутишь, Гасдурбал?!» Но, постепенно, Гикет понял, что решение его племянника не изменится и смирился с ним… Он, заметил, что в каждой схватке, Гасдурбал бросается в самый круговорот боя всадников и уже откровенно стал переживать за судьбу своего племянника, понимая, что тот, что-то хочет доказать и себе, и ещё кому-то… В последнем разговоре с ним, Гикет сказал:

– Ладно, Гасдурбал, отправляйся в Карфаген! Для этого есть повод. Гамилькар передаст через тебя письмо Ганнону! Он сам даст тебе задание! Да, кстати, а почему, ты мне не сказал, что давно уже выполняешь его различные поручения? А? Ладно, ладно… Знаю… Ты такой же, как твоя мать – моя сестра, тихоня! Не любите лезть в глаза и болтать лишнее! Это, в общем, очень хорошее качество. Во многих случаях… Но, я должен тебе сказать, не во всех! Например, не в любви. Здесь, мой дорогой, надо проявить настойчивость! Но, это к слову. Мне будет не хватать тебя! Твоей твёрдой руки в бою, рядом со мной! Но, что сделаешь… Ты, принял решение. Это слово мужчины! Я здесь не имею никакого права сдерживать тебя. Служи Диархоу, так же честно и открыто, как служил, здесь, в коннице! За отвагой дело не постоит, я это знаю! – дядя одобрительно улыбнулся, – Ты попал в поле зрения к Гамилькару! Без моего ведома! Молодец! А я, все думал тебя представить ему?! Но, оказалось, всё уже сбылось… Но, смотри, не срами ни сестру, ни меня на флоте! В Карфагене, встреться с Гамильконом Ганноном. Это опытнейший флотоводец! Он передаст тебе многое. Я, верю в тебя, Гасдурбал!

Этот разговор состоялся, накануне поездки к лагерю Матоса, для оказания поддержки Ферону…

Гасдурбал вдыхал вечерний воздух, который уже утратил свою дневную температуру и ставшим, из-за близости дыхания, расположенного рядом моря, тяжёлым и насыщенным ароматами сумерек. Слабый ветерок приносил его лёгкие ароматы, разбавляя ими стойкий запах цветущего сада. Вследствие этого, в вечернем воздухе рождался восхитительный, пьянящий запах сумерек, как итог прошедшего дня, который растворял в себе дневные заботы и мысли, витавшие в голове совсем недавно. Этот запах умиротворял дух и помыслы, погашал тот негатив, который вносила продолжающаяся война и связанные с ней заботы и тревоги…

Где-то в доме, он слышал громкий смех детей Гамилькара Барки и вспомнил события долгого дня. Гасдурбал припомнил, как сегодня, попав в дом, передал весточку, отправленную Гамилькаром, Иоле и, тут же, отправился в Совет суффетов, выполнять данное ему задание… Детей, по всей видимости, там пытались разогнать по комнатам для сна. Но, они отпирались и громко смеялись, при этом… Гасдурбал вслушался в их голоса… Он пытался, при этом, вспомнить лицо своего отца, погибшего на холмах первого сражения с римлянами у Адиса. Гасдурбал напрягался, но не смог сделать этого… Время унесло его черты с ветром, который проносился все эти долгие годы его взросления без отца… От этого он стал молчаливым, как и мать… Он, смотрел, на соседских мальчишек, что росли в полных семьях и завидовал им… Им было кого ждать домой, было кому их защитить… Гасдурбал, всегда полагался только на себя, на свои силы, учась у жизни, правильно оценивать их и распределять… Но, память об отце всё равно жила и без его внешности… Он помнил его высокую, мощную фигуру… Помнил, как он поднимал его высоко – высоко, держа над собой, на самой высокой точке подъёма своих рук… Помнил, как у него от этого, захватывало дух… А, когда отец, подбрасывал его, своего сынишку, над собой, у него замирал дух от невероятной высоты этого «полёта» и Гасдурбал отдал бы всё на свете, чтобы испытать это чувство заново… Но, это было всё, что помнил об отце Гасдурбал… Всё, что жило в его памяти… и эту память, он свято хранил… Отец ушёл с армией и больше не вернулся… Он помнил плач матери и других матерей, раздававшийся на их улице, где стоял их дом… Помнил возвращение армии в город… Помнил празднества в честь победы, проводимые в городе… Но, отца он больше не увидел и его образ, постепенно исчез из его детской памяти, оставив лишь те обрывки воспоминаний, которые он помнил и прокручивал их в своём мозгу, чтобы не утратить то светлое чувство, которое они ему давали, как самое святое, что было в его жизни…

Гасдурбал тяжело вздохнул… внезапно, свет маленькой лампы, появился на тропе, и стал приближаться к беседке, где сидел Гасдурбал… Он увидел две фигуры, идущие по тропе от дома… Обе фигуры, были женскими… Это определялось длинными подолами платьев…

– …Я оставила его на скамейке… Я это точно помню! Сейчас, мы всё найдём, Иола. Не волнуйся!.. Сама увидишь! – говорил бархатный, женский голос.

– Это хорошо, что ты, не забыла этого! А то бы завтра, мне пришлось отправлять кого-нибудь за ним на рыночную площадь, для покупки нового! – отвечал голос Иолы,

Гасдурбал сразу определил это, так как утром передавал ей письмо Протектора. Ему стало неудобно, от того, что он проник в чьё-то семейное, заветное место, и он поднялся со скамейки, встречая, идущих в беседку, стоя…

– … Ой, там кто-то есть, Иола?! – Фигуры встали в нерешительности, а в голосе прослеживались ноты испуга.

– Не бойтесь, Уважаемые хозяева! Это, я, Гасдурбал, тот, кто утром передал вам письмо стратега Гамилькара! Я просто решил подышать вечерним воздухом в вашей беседке! Извините, если я, напугал Вас! Я этого совершенно не хотел!

– Гасдурбал? Я искала тебя! Почему ты не появился на ужине? Где ты был? – Иола осветила его фигуру.

– Я, пришёл совсем недавно. Просто, поднявшись по лестнице, я решил подышать вечерним воздухом вашего сада! Я, уже ухожу! Располагайтесь!

– Нет, нет, Гасдурбал! – ответила Иола, войдя в беседку, – Тебе совсем не зачем уходить. Это, ты, извини нас! Мы напугались, из-за недавнего нападения, совершённого на дом. Это оставило в нашем разуме, не прошедшее пока чувство опасности. Но, это пройдёт! Просто, потрясение, испытанное нами, ещё сказывается! Так! Это, Гасдурбал, Оттия! А это, Оттия, Гасдурбал! Что, стоишь, Оттия?! Иди сюда, он не кусается! Ты просто его не видела утром, когда дом наводнили раненые! А, он передал мне письмо и исчез. Служба! – Иола осветила подошедшую девушку, – Так где ты, оставила корзину?

Гасдурбал смотрел на обладательницу бархатного голоса. Её лицо ещё было скрыто тенью. Но, приблизившись к ним, свет упал на её лицо и поразил Гасдурбала. Он увидел девушку очень милой наружности. Она была, чем-то похожа на Саламбо, но имела ряд своих черт. Не яркий свет лампы не позволял рассмотреть все прекрасные детали её лица и фигуры, но ясно отделил от тьмы, красоту её образа, ослепив взор молодого воина. Гасдурбал, глядя в её глаза, извинительно улыбнулся ей. Девушка метнула на него свой острый взгляд и прошла к Иоле.

– Вон, на той крайней скамейке! Ну да, вот она, Иола! Я же говорила! – голос выдал радость находки потерянного предмета. В голосе девушки исчез испуг и появился восторг, – Теперь, никого, никуда, посылать не придётся!

– И это очень хорошо! – произнесла Иола, поставив найденную корзину, с чем-то, на стол, – Ты, умница, Оттия!

Обе женщины засмеялись. Их смех растопил лёд, который сковывал Гасдурбала и он тоже улыбнулся этому впрыску смеха.

– Что мы с тобой такие глупые, Оттия?! Ведь наш путешественник, наверное, голоден! Целый день, Гасдурбала гоняла его «служба»! Так, садись! Я, сейчас, тебе, что-нибудь принесу! А, ты, Оттия, пока развлеки молодого воина. Гамилькар написал, что письмо передаст редкостный храбрец! Так, именно, он и написал! Он был старшим, в отряде, что прибыл в город.

– Нет. Старшим был мой дядя Гикет! Это на последней части путешествия, я немного, покомандовал! И сопроводил Ферона и его посольство в Карфаген. – Заметил Гасдурбал.

– Ферона? – Иола повернулась, – Он, был здесь днём. Он передал мне несколько слов от моего мужа! Это было уже после твоего исчезновения. Я бы не сказала, что он сильно ранен.

– Да нет, Иола! У него перевязаны бедро и рука! – сразу же отреагировала Оттия, – Он даже прихрамывает на перевязанную ногу! Он говорил мне, что попал в засаду! Это правда?

– Да. Это правда. Ферон и его друзья – четвёркой, вступили в схватку с турмой всадников врага. И бились до нашего появления!

Лицо Оттии, несмотря на тусклый свет лампы, загорелось интересом, при этих словах Гасдурбала.

Она посмотрела вокруг себя и обнаружила, что Иола уже ушла по тропе. Ненадолго, в беседе повисла тишина.

– Мне неудобно! Я обедал у Гамилькона Ганнона и совершенно не хочу, есть! – произнёс Гасдурбал.

– Обедал?! – переспросила Оттия, – Так, сейчас, уже поздний вечер?! В этом доме не укладывают гостей спать – не накормив! Это закон этого дома. Никаких отговорок не принимаем! Сейчас, будешь ужинать. – Оттия по-хозяйски отреагировала на его слова, – Расскажи, Гасдурбал, когда кончиться война?

Девушка вопросительно смотрела на него и Гасдурбал, немного, помолчал, готовя ответ:

– Если честно, я думаю ещё не скоро. Слишком много пролито крови, чтобы она вот так, сама и завершилась! Она завершится лишь с гибелью последнего мятежника.

– Но я, не могу себе представить, более тридцати тысяч убитых под Прионом?! Это просто ужасно представлять! Сколько же ещё нужно крови, чтобы кончилось это сумасшествие?

Глаза Оттии расширились, когда она произносила эти слова.

Гасдурбал снова помолчал, перед ответом:

– У Матоса восемьдесят тысяч воинов. Из них более пятидесяти тысяч пехоты! Наша армия уступает ей в численности. Если, сейчас, уйдут нуммидийцы, а я слышал о таких планах Протектора, она сократится ещё на порядок! Да, две армии мятежников уничтожены! Осталась только одна. И, чтобы, справиться с ней – нужно время!..

Пока, Гасдурбал говорил, Оттия рассматривала его. Закончив говорить, он улыбнулся и пожал плечами. Лампа, оставленная на столе Иолой, освещала его кудри и высокий лоб. А чрезвычайно «умные» глаза, выражали какое-то извинение, за своё мнение.

«– А он, красив! – подумала Оттия, – Красив, как и Ферон! Я, даже не скажу, кто из них лучше! И этот, и тот – храбрецы! Но, Ферон, мне кажется ярче! А Гасдурбал, как мне показалось, имеет более холодный рассудок!»

– … Твой отец, проявляет весь свой талант стратега, чтобы, как можно меньше, наши отряды несли потери во всевозможных стычках с врагом. Он бережёт каждого солдата. И за это, армия любит его. Любит и доверяет беспредельно. Поэтому, готова идти за ним хоть на край света, если такой существует. Он не требует от солдат большего, чем они могут сделать и трезво рассчитывает все силы перед сражением. Он настоящий гений стратегии. Это качество ему, наверное, дали Боги! И он пользуется им умерено, не ставя себе в услужение, а используя во благо родного города.

Гасдурбал закончил, спокойно смотря в глаза девушки. Отблеск света лампы, отражался в его глазах и от этого, Оттии казалось, что они объяты пламенем.

«– Их невозможно сравнивать! – подумала девушка, – Один, как буйный ветер или шторм на море! Другой холодный и выдержанный, как закалённое железо! Странно, что я их сравниваю и думаю об них? Ведь ещё вчера, я ничего не знала про обоих? Да и сейчас, разговаривая со мной, может быть, они меня даже не замечают? И все эти грёзы, просто возрастное влечение, которое проходят все девушки моего возраста? Ведь, Саламбо, совсем не увлекалась в моём возрасте никем! Она тогда взялась за меч и упражнялась с ним, несколько лет! Может и мне сменить направленность своего внимания?»

Послышались шаги, и из темноты возник силуэт Иолы. Она несла в руках поднос наполненный съестным. Подойдя к столу с лампой, Иола отодвинув её, поставила поднос и повернулась к Гасдурбалу:

– Вот твой ужин, Воин! Принимайся за еду. А пока ты будешь есть, мы с Оттией, попытаем тебя о разном! Согласен? Скажи мне, когда ты, уезжал из лагеря, с Кифероном, всё было в порядке?

Гасдурбал уже поднявший чашу с гранатовым соком к своим губам, застыл в этом положении. Какое-то мгновение, он вопросительно глядел на Иолу, ничего не говоря.

– Просто, мне несколько дней, снится странный сон! А, Ферон сказал, что беседовал с ним в день его отъезда?! Но, потом, ничего не произошло? – Голос Иолы был необычайно встревожен и Гасдурбал понял, что она явно «что-то» чувствует, и, поэтому, усиленно искал варианты своего ответа.

– Я не видел его, после своего отъезда, как и Ферон! – Ответил он, и это, действительно, было правдой, – И, вестей, не получал об этом!

А это уже было неправдой. Но, Гасдурбал не смог озвучить другое, находясь в этом доме и тем, более не зная всю степень опасности болезни Киферона. Гикет в дороге, несколько раз произнёс фразу, что Киферон выбирался и из более опасных ситуаций, и обязательно переборет болезнь!

Иола испытывая взглядом правдивость его слов, посмотрела на молодого воина, но тот оставался совершенно спокойным и ничем не выдавал своё волнение.

– Хорошо. – Иола внешне успокоилась и даже улыбнулась, – Ну, ты ешь! А, что Оттия, – Иола ещё раз улыбнулась, – молодой Гасдурбал рассказал тебе?

– Он о себе ничего не говорил? Он рассказывал о сложившейся ситуации на войне. Он рассказывал о нашем отце. Но, всё это он рассказывал по моей просьбе!

Иола повернулась к Гасдурбалу, который начал жевать принесённый ужин.

– Куда отправит тебя завтра служба, Гасдурбал? У тебя есть ещё какие-то задания?

– Нет. – Просто отвечал Гасдурбал.

– Значит, ты, завтра отправляешься обратно в лагерь?

– Нет. Завтра похороны Актиха и моих товарищей! Их похоронят на Бирсе! На кладбище героев. Этого мы добились сегодня в Совете суффетов с адмиралом Гамильконом.

Иола подняла удивлённые глаза.

– Ты был в Совете суффетов? Значит, Гамилькар давал тебе особое поручение! Так, теперь, ясности больше и многое понятней… И твоё знакомство с Гамильконом, другом этого дома, тоже высоко оценивается нами! Так, значит, не такой и простой, этот Гасдурбал, Оттия! Когда же ты, намерен отправиться к Армии!

– Я не поеду назад в лагерь, Иола! Я остаюсь здесь!

– Как здесь? – Оттия посмотрела на него не понимающим взглядом, – В Карфагене?!

Иола тоже изрядно удивилась словам молодого воина.

– Не в самом Карфагене! Я давно просился на флот, к адмиралу Диархону и, наконец, мою просьбу услышали и удовлетворили! Завтра, я еду в гавань на мысе Крама, сяду в сторожевую галеру и отправлюсь к адмиралу Диархону. И, надеюсь… что завтра они появятся?! – Объяснил Гасдурбал, но последнее предложение проговорил в полголоса, как будто, что-то вспомнив.

Но Иола расслышала их и переспросила:

– Кто?.. Кто появится, Гасдурбал?

Гасдурбал, поняв, что его размышление озвучилось и произошло вслух, поискал подходящее объяснение, прежде чем ответил. На несколько мгновений он взял паузу, отпив из чаши несколько больших глотков сока.

– Несколько товарищей отстали в пути, но по другому заданию. Я просто помянул их.

– Они придут сюда?

– Да, им больше некуда идти. Они иноземцы! И, говорят, что Вы их знаете! Это лакедемоняне: Харикл и его воины!

– Харикл! – вступила в разговор Оттия, выдав радость в своём восклицании, – Конечно, мы знаем его и всех его воинов!

Но, Иола, услышав это, почему-то не разделила радость Оттии, а лишь кивнула головой, в знак согласия с ней.

– Ну, что же, не будем, мешать тебе есть, отвлекая своими бесконечными вопросами. Пойдём, Оттия. Поднос, Гасдурбал, оставь на столе! Завтра его заберут.

Иола встала и вместе с Оттией вышла из беседки. Они пошли по тропе к дому.

– Как он тебе, Иола? – спросила Оттия, как только они зашли за поворот тропинки.

– Не знаю. – Ответила Иола, – не знаю, какой он храбрец, но тайны он хранить умеет.

Иола выглядела задумчивой.

– Да, что с тобой, Иола? Ты же сама говорила мне, чтобы я научилась заглядывать в сердца тех, кто мне может понравиться?! А, теперь, уходишь от ответа?! – Оттия выказывала состояние, которое говорило, что ей хочется посекретничать на эту тему.

Иола улыбнулась и взяла под руку Оттию.

– Ну что ты, хочешь услышать от меня? До этого, ты, пытала меня о Фероне?! Теперь, о Гасдурбале?! Если честно, я не разобралась в нём. Несомненно, он умён и выдержан. Твой отец написал, что он храбрец. Значит, это так! Гамилькар никого не наградит такой похвалой не заслуженно. Причём человек, заслуживший этот эпитет из уст твоего отца, должен быть проверен не один раз. Делай выводы сама! Внешне, он тоже очень приятен…

– Ну, кто тебе больше нравиться – Ферон или Гасдурбал? – перебив Иолу, поставила вопрос ребром, Оттия.

– Ферон обладает яркой харизмой! Импульсивен, безрассуден! Но эти качества присуще всей молодёжи! С годами эти чувства утихают, и, если есть предпосылки, перерождаются в мудрость и опыт. Но, здесь есть одно «но»…

– Какое, Иола? – спросила Оттия.

– С такими качествами и чертами, на войне можно прожить очень недолго. Мне, кажется, в этом плане, Гасдурбал, очень сильно отличается от Ферона… И что, ты, пристала ко мне с расспросами? Они, что подавали тебе какие-то сигналы? Ну-ка, сознавайся?!

Иола, проявляя любовь к Оттии, как к дочери, привлекла её к себе, обняв за плечи. Оттия, в ответ на эти вопросы, загорелась лицом.

– Да нет… Впрочем, Ферон, как-то странно смотрел на меня?! Гасбурбал, мне кажется, был сдержан до холодности. Может я, вообще не приглянулась ему? Не произвела на него впечатления?

Иола улыбнулась.

– Да нет. Этого не может быть. Такая красавица, в какую превратилась маленькая Оттия и не произвела впечатления?! – Иола ещё раз привлекла Оттию к себе, – Завтра, утром всё прояснится! Утро смывает все тайны вечера! – эта последняя часть фразы Иолы, прозвучала, когда они дошли по коридору дома, до комнаты Оттии. – Ладно. Пора спать. Быстро в свою комнату!

Иола подтолкнула Оттию к входу.

– И никаких грёз! Ты слышала меня?!

Оттия не ответила. Она, улыбнувшись в темноту, вошла в комнату, где спали её сёстры…

…Через несколько мгновений, и Иола вошла к дочери. Ольвия мирно дышала во сне… Иола, приготовилась ко сну и легла рядом с дочерью, с любовью подвинув её к себе… Так, лёжа с открытыми глазами, она о чём-то, долго и напряжённо, думала…