Читать книгу Полигон. Знаки судьбы - Юрий Тихомиров - Страница 8
Рассказ 7-й
Судьба или просто совпадения?
Оглавление1944 год, война идёт к концу. Девочка Галя живёт у своей бабушки Мани (Марии Филипповны) в деревне Новое Солнечногорского района Московской области. Когда началась война, бабушка забрала всё семейство Соколовых к себе. Кроме, конечно, главы семейства, Григория Андреевича, который в то время служил в погранвойсках на Дальнем Востоке. Деревня Новое расположена вблизи города Солнечногорска, чуть севернее самого города. Деревня стоит на высоком холме, а внизу протекает река Сестра, которая, то ли впадает в озеро Сенеж, то ли вытекает из него. Скорее последнее.
В том же году мой отец, Сергей Кузьмич, часто бывал в Солнечногорске, инспектировал Высшие военные курсы “Выстрел” по линии Политуправления Московского военного округа, где он служил. Отец любил рыбалку и подгадывал время проверки так, чтобы она заканчивалась в субботу, а в воскресенье можно было порыбачить на Сенеже. Там я впервые и приобщился к рыбной ловле. Я выезжал из Москвы в субботу вечером, так как в те времена суббота была и рабочим, и учебным днем. Тогда меня, 10-летнего мальчика, отправляли в дорогу одного! Как добирался до Ленинградского вокзала в то время – забыл. А вот пригородный поезд помню. Электричек тогда не было. Ходил паровик. На станции Подсолнечная меня встречал офицер с курсов на автомобиле и отвозил к отцу. Ночевали в чьём-то кабинете на диване и составленных вместе креслах. А рыбачить-то отправлялись на лодке в речку Сестру. Как раз под деревню Новое. Мы с Галинкой встретиться не могли, но не раз были очень близко друг от друга!
С 1953 года я ездил на учебу в Академию БТВ через станцию метро “Бауманская”. Это был уже второй курс, нам присвоили офицерское звание и распустили по домам. Галинка в этом же году поступила в Московский Институт иностранных языков и жила напротив Елоховского собора у своей тети Анюты. Это рядом с метро “Бауманская”. Я утром приезжал на “Бауманскую”, а Галинка уезжала на учёбу с этой же станции. Вечером всё повторялось в обратном порядке. Мы не были знакомы, но могли моментами находиться близко друг от друга. Скажем, на встречных лестницах эскалатора.
В годы учёбы в Академии, практически каждый год, у нас были лагерные занятия. Продолжительные летом и короткие зимой. Летние занятия продолжались примерно месяц. Зимние были не более двух недель. Летом мы жили в палатках на берегу залива озера Сенеж. Зимой размещались в казарме рядом с палаточным лагерем. А на противоположном берегу залива располагался комплекс дома отдыха Совмина СССР. А в этом доме отдыха тогда работала поварихой, а потом жила, будучи на пенсии, Галинкина бабушка, после войны перебравшаяся туда из деревни Новое. Галинка часто приезжала в гости к своей бабушке. Если периоды времени совпадали, то мы с Галинкой могли находиться очень близко друг от друга. Между нами мог находиться только залив озера. Очень узкий залив. Не более 250 метров. Но мы по-прежнему не были знакомы.
Мы с Галинкой могли не встретиться и на Полигоне в Кубинке. Галинка после школы собиралась поступить в Институт востоковедения на китайский факультет. Она и поехала сдавать туда документы. Испытательная работа на Полигоне и работа специалиста-китаеведа не имеют точек соприкосновения. Но в 1953 году, когда Галинка оканчивала школу, Институт востоковедения неожиданно прекратил приём девушек на обучение. Это предопределило её поступление на учёбу в Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. Но, когда я получил назначение на Полигон, Галинка училась на очном факультете, жила в Москве сначала у своей тётушки, а потом в общежитии, и в городке Полигона появлялась только в выходные дни. А я в выходные дни часто уезжал домой в Москву. К счастью, произошло очередное совпадение или предначертание судьбы. В конце 1957 года, незадолго до моего приезда, на Полигоне открылась вакансия переводчика с немецкого языка. Галинка, узнав об этом от сотрудницы научно-технической библиотеки Полигона Жени Л., перевелась на заочный факультет и устроилась на работу в отдел научно-технической информации Полигона. Это и стало в определённой степени решающим моментом, сказавшимся впоследствии на наших судьбах.
Вообще-то, и моему назначению на Полигон предшествовали весьма любопытные обстоятельства. Я учился в Академии хорошо. Поэтому со мной в конце обучения беседовал начальник профильной, по моей специализации, кафедры и предложил мне остаться инженером лаборатории на кафедре. Это было бы очень перспективное назначение. Я, конечно, согласился. Но во время дипломного проектирования я поругался со старшиной курса, а он был в звании майора, и меня отправили на 3 суток на Гарнизонную офицерскую гауптвахту. Это событие не прошло мимо начальника Академии, так как только он имел право отправить офицера на гауптвахту. В результате на моё назначение на кафедру он наложил вето. Если бы я остался на кафедре в Академии, мы с Галинкой не встретились бы.
Но на этом ведь дело не закончилось. Могло случиться так, что после окончания Академии я поехал бы в Томск. Об этом мне сообщил руководитель моего дипломного проекта, заместитель начальника той самой кафедры. В Томске было промышленное предприятие, профиль производства которого совпадал с профилем моего дипломного проекта. И там нужен был представитель военной приемки соответствующей специализации. Я подходил на эту должность. Такое назначение считалось бы очень хорошим. Моя мама купила даже мне тёплое одеяло из верблюжьей шерсти, так как считала, что в Томске очень холодно. Если бы я уехал в Томск, то мы бы с Галинкой не встретились.
Но накануне приезда комиссии по распределению ко мне, в зал дипломного проектирования, пришёл руководитель моего проекта и, подтвердив, что мне предложат должность военпреда в Томске, сказал, что я должен от неё отказаться. Я удивился, ведь должность военпреда на профильном предприятии меня вполне устраивала. На это руководитель проекта ответил, что подробностей он не знает, но сказать об этом мне ему приказал начальник кафедры. Я сутки мучился и пришёл на комиссию по распределению в смешанных чувствах. Я хотел поехать военпредом в Томск. Это было престижное назначение. Но и велик был авторитет начальника кафедры. Когда я всё-таки заявил об отказе от предложенной мне должности, вся комиссия очень удивилась. Мне сказали, что тогда я получу назначение в войска и предложили выбрать Военный округ. Это было бы самым не престижным назначением. А что случилось далее – так это просто детективная история.
Приказ о распределении (назначении) зачитывали в актовом зале, в присутствии выпускников двух инженерных факультетов (более 200 человек) и всего начальства Академии. Сначала читали престижные назначения: Академия, Полигон в Кубинке, Центральный экспериментальный завод (эксплуатационного оборудования) в Москве, военные приёмки в разных городах. Меня не назвали. Понял, что пролетел. Надо было соглашаться ехать в Томск! Потом пошли назначения в группы советских войск: группа советских войск в Германии (ГСВГ), Северная группа советских войск (в основном Польша), Южная группа советских войск (южные страны, так называемой, народной демократии). Это было менее престижно, но выгодно по финансовым мотивам. Прослужив в любой группе 4 года, офицер при возвращении мог купить автомобиль и при этом без очереди, которая в обычных условиях растягивалась на несколько лет. Прослужив два срока, офицер мог купить и кооперативную квартиру. Меня и тут не назвали. Далее пошли назначения в войска по военным округам. Предпочтительными были округа Московский, Западный (Белоруссия), Украинский, Одесский, Ленинградский. Менее желательными были Приволжский и Уральский. Дальше на восток – ещё хуже. Прочитали приказ до конца, а моей фамилии не назвали!
Куда же меня-то? Приказ зачитывал начальник строевого отдела Академии (так в военных учреждениях называют отдел, который занимается и кадровыми делами). Закончив, он собрал свои бумажки и пошёл на своё место в президиуме. А начальник Академии перед закрытием этого совещания дежурно спросил, есть ли у кого-то вопросы. Я встал, представился и сказал, что меня не назвали. Начальник Академии смотрит на начальника строевого отдела, а тот говорит, что слушать надо было внимательно. Берёт свои бумаги и начинает водить по ним пальцем. Водит долго, и при этом лицо его начинает выглядеть растерянным. Встаёт кто-то из начальников, сидящих в президиуме, подходит к нему и тоже начинает водить пальцем по бумагам. Выглядит тоже плохо. Если Академия при подаче документов для подготовки приказа Министра обороны пропустила мою фамилию, то попадёт всему начальству. Приказ о назначениях выпускников Академии подписывает только Министр обороны, и начальнику Академии придётся объяснять ему свою оплошность.
С детективом пора заканчивать, но современным людям следует напомнить, что в те времена не было компьютеров, принтеров и ксероксов. Все документы, в том числе и приказы Министра обороны, изготавливались и размножались в ограниченном числе на пишущих машинках. Министр обороны подписал общий приказ о назначениях для нескольких Академий. А для каждой Академии сделали выписку в части, ее касающейся, естественно, тоже на пишущей машинке. В выписке для нашей Академии машинистка пропустила мою фамилию. Видимо, что-то отвлекло ее. Сейчас это называют человеческим фактором. При проверке подготовленной выписки ошибку обнаружили и исправили доступным способом – просто допечатали про мое назначение на обороте соответствующего листа. Начальник строевого отдела при чтении приказа с трибуны перекладывал прочитанные листы, не переворачивая их. Мою фамилию отыскали только тогда, когда кто-то из помогавших ему стал откладывать листы, переворачивая их. Но это был далеко не первый из помощников. И тогда я узнал, что поеду в Кубинку, но ещё не знал, что навстречу своей судьбе. Это назначение, как я узнал потом, выхлопотал для меня начальник профильной для моей специализации кафедры, за что я ему безмерно благодарен. Ему не разрешили взять меня на кафедру, но он проявил обо мне заботу.
Во время защиты дипломных проектов едва не случилось ещё одно событие, которое могло помешать мне получить назначение в Кубинку. В Пензе, на заводе счётно-решающих приборов, должны были начать сборку и отладку первой ЭВМ для создававшегося Вычислительного центра Генерального штаба, который в последующем был преобразован в 27-й Научно-исследовательский институт Министерства обороны. Через много лет мне довелось иметь дело с офицерами этого института и даже бывать в нем. Они рассказывали, что эта ЭВМ на электронных лампах занимала в здании центра два этажа. Специалистов для работы на этой ЭВМ в Министерстве обороны не было. Решено было отобрать выпускников различных Военных академий и направить их на подготовку на завод в Пензу. От нашей Академии требовалось направить 6 офицеров. Выбор пал на наше отделение специалистов по электрооборудованию танков, а я тоже попал в число шестёрки. Вообщето, это было очень заманчиво. Но событие не состоялось. К моменту принятия окончательного решения по этому вопросу наша Академия уже отправила в канцелярию Министра обороны проект приказа о других наших назначениях. А в Пензу поехали выпускники Академий, у которых выпуск был на месяц позднее, чем у нас.
Я описал ряд событий, которые, с одной стороны, держали нас с Галинкой близко друг от друга и, с другой стороны, могли воспрепятствовать нашему окончательному сближению. Не мне судить, проявлялась ли во всех этих случаях рука судьбы, или это были простые совпадения.