Читать книгу Селение Горыни - Юрий Тупикин - Страница 7

– Чего же ты сидишь? – спросила Елена.

– Отдыхаю. Жду новой партии, – лукавил он.

– А поцелуй? – напомнила шахматистка.

– Я не люблю крашеных губ, – признался хитрец, хотя то была правда наполовину. Он действительно не любил химическую лабораторию на лицах женщин и девушек.

– Где ты видишь крашеные губы? – уточнила вопросом девушка.

– На твоих губах… – отвечал он.

– Ты врун или кто? Это родной цвет моих губ. Косметику применять мне излишне… Тебе не остаётся повода уклониться от договора. Или мы засчитываем тебе поражение… – Стало ясно, что Елена поняла чарующее действие поцелуев на молодого парня. Она домогалась поцелуя сознательно, чувствуя, что может проиграть и третью партию. Ей было противно лицемерить, но еще противнее было подставлять свои проигранные губы.

– Ну, нет! Вот мы и проверим, какой это природный цвет! – Он вскочил, опять пересел на её полку и ловко запрокинул её голову. Что же ему оставалось? Выполнять пункт договора, представ-лявшего угрозу значительно более сильную, чем стакан пива? И опять эти пронзительные серые глаза с прозеленью. Он закрыл оба её глаза перстом, но они тотчас открылись снова, теперь они пучились пенистым смехом. Тогда он стал разглядывать губы. То были полные соты девичьих губ, не пуганных настоящими поцелуями, ярко-красного цвета. Он снял с вешалки её полотенце, проник им в её рот и сказал ей: «Послюни», – послюнявил его там, и начал оттирать её губы. Она душилась от смеха. Когда он стал оттирать и румянцы девичьих щёк, она уже содрогалась от смеха, но терпела его манипуляции. Стереть природный цвет румянца было, скажем, всё равно, что стереть аленький цветок с фарфорового блюдечка. Никаких следов помады не осталось на полотенце. Он бросил полотенце на полку с возгласом:

– Балда! А я советовал тебе подкрасить губы… А у тебя и щёки не крашены… – и впился в медовые соты губ. Стало ясно, целовать он умел. Длинный засос с лёгким повалом и они уже полулежали на её подушке, а он страстно упивался короткими глотками мёда. Наконец, она поняла, что для договора достаточно и оттолкнула спортсмена по поцелуям.

– Всё-всё, достаточно, приступаем к последней партии! – распорядилась заядлая шахматистка, идущая ради искусства в жёны к первому игроку, способному её обыграть. По всей вероятности, она тренерам и гроссмейстерам не предлагала подобных условий. Иначе давно бы гремела за каким-нибудь Полугаевским.

– А перекур?! Ты думаешь, я способен играть после таких поцелуев?! Или ты выигрываешь таким способом? Короче, я отойду не раньше получаса. К тому же я хочу есть. Давай чего-нибудь пожуём. Из гостей с пустыми руками не выпускают. Ставь снедь, будем обедать! – распоряжался он, будто дома родной женой. Странное дело, она не сопротивлялась. Тут тоже одно из двух: либо и на неё подействовали поцелуи, либо фактор проигрыша двух партий шокировал её сильнее физического воздействия. Она согласилась с тем, что и сама с утра ничего не ела и вынула пирожки с капустой и с мясом, и половину курицы. Он стал смешить её байками, и они незаметно подчищали её сопроводительные припасы.

– Почему ты присмирела? Была такая речистая. Или после игры с язычком плохо. Так это бывает. Один молодой гроссмейстер выиграл турнир в Праге. Его попросили произнести речь или хотя бы сказать тост. А у него клиренс врос в землю, скромен, робок, язык отсох. Тогда ему посоветовали: «Эй, парень, если не можешь говорить, не занимай больше первые места в турнирах»!

– А ты опасный игрок. Если и человек такой же, то с тобой надо быстрее расстаться. Что я и сделаю после третьей партии… – стала разговаривать хозяйка купе.

– Сомнительно. Теперь от меня не избавишься до конца жизни, если преждевременно не скончаешься за третьей партией. А такое тоже бывало. Один гроссмейстер умер за шахматным столиком, сердце что ли. Все любители шахмат были опечалены. Но нашёлся такой, кто заметил: «Не волнуйтесь, господа, у него всё равно была проигрышная партия». Так что, Елечка, сдавайся на милость победителю и мы сразу с поезда – в ЗАГС…

– Может, на прощание поцелуемся?.. – засмеялась Елена.

– А, плутовка! После третьей партии с нашей девственностью будет покончено. Сразу станешь моей женой, а ЗАГС – это формальность. Не охота проигрывать? Хорошему человеку можно. А я хороший… – они стали покатываться от его болтовни. Он чувствовал, что он Елечке нравится, и не упускал момента для усиления её первых чувств.

– Елечка, милая, честно, неужели тебе так уж страстно хочется обыграть меня и навсегда отшить от себя? Но ведь я же люблю тебя! Отшивать любовь не гуманно…

– Гриша, ты варвар, тебе дай пальчик, ты откусишь всю руку. – Это был первый раз, когда она назвала его имя, да не Григорием, а Гришей. Что-то за этим стояло.

– Неэ! Я буду вкушать тебя. Но ненасытно. По-моему, тебе тоже хочется ненасытности. Ну не будем же мы пить по глоточку. Пока не утолим всю жажду, мы будем пить стаканами… Согласна?

– Не провоцируй меня. Я не должна уступать ни тебе, ни своим чувствам, ни своим амбициям. Я должна выиграть. И, как ты выражаешься, отшить варвара… – И опять их совместный смех. Но она сказала уже о своих чувствах. Не должна, де, уступать своим чувствам. Такому доке, как Григорий, задача становилась менее трудной.

Между тем с пирожками и с курицей тоже было покончено. Григорий успокоил свою партнёршу:

– Не горюй, Елечка, доедем. У меня друг богаче графа Монте Кристо. Перейдём на ресторанное довольствие, это я тебе обещаю. Друг добр и надёжен, его не надо даже раскалывать, лишь намекнём. Кстати, знала бы ты, кто у меня друг. Никакого секрета, одна невероятность: он вождь племени в своём селении. Я сам, сколько дружу с ним, не могу представить, чтобы в нашей стране были вожди племён. А в своё селение он меня не берёт. Учиться вместе – пожалуйста, служить вместе – пожалуйста. Домой вот едем вместе, хотя раньше летали на его самолёте. А как бы поехать в гости – никакого привета, в смысле приветли-вости. Вот такой мой друг. Выдающаяся личность сейчас, а что будет потом, даже представить трудно. В свои двадцать два года он кандидат философских наук по связи. Не по той связи, которая является философским условием взаимодействия вещей и явлений, а по войсковой связи. Сам ректор МГУ ходатайствовал за него перед Министром обороны, чтобы его направили в войска связи для исследования проблемы и производства портативных приборов связи. Представь себе приборчик в виде вот такого пирожка с капустой. А по этому приборчику сержант и офицер управляют своими солдатами в наступлении и в обороне, потому что у каждого из них есть этот необременительный пирожок, то бишь приборчик связи… Об одном беспокоюсь и прошу тебя. Чтобы никакого кокетства. Коль ты моя, то даже на Графа чтобы ни глазом, ни бровью…

– Надо же. Интересно. С графом мы потом разберёмся, а ты всё равно хвастун! Что же ты-то отстал от своего легендарного графа?

– Я… Я был у него в рабстве… Помогал мыслить и строить… Подносил чай, кофе…

– Садимся скорее, тебя не переслушаешь. Я чувствую прилив сил, можешь прощаться с надеждами, – раздухорилась Елена не хуже своего попутчика. Оно и понятно, с кем поведёшься…

– Ладно. Я тоже отошёл от медового поцелуйного шока, спасибо пирожкам и курице. Сил у меня как у Геркулеса, потом убедишься… И посоветовал бы. Не как лейтенант запаса. Не как победитель двух партий. И не как старший возрастом. А как твой жених и друг… Играй серьёзно. Не зевай. Каждый ход, ты это знаешь, имеет решающее значение. А то получится как с королевой Марией Генриеттой Анной… – Он замолчал, накаляя любопытство Елены.

– Ты интриган, да? И что произошло с королевой? – не вытерпела Елена. Смеясь, она спросила о королеве.

– В сентябре 1902 года в Брюсселе, играя в шахматы с прислугой, она зевнула коня служанке и не перенесла утраты. Она упала в обморок, из которого ей не суждено было выйти… Не смешно, а улыбнуться охота, – рассказал он ей очередную байку. Байки были правдивые, они тоже действовали на её сознание – партнёр-то не только хвастун, а эрудированный кандидат в женихи, при этом весёлый.

И они «сели», не сходя со своих сидячих мест. У неё снова был белый цвет, на который она надеялась как на белое платье, которое нельзя запачкать.