Читать книгу Бидон Ньютона - Юрий Валериевич Мороз - Страница 7

Как известно, Ньютон боготворил борщ, но готовить его совсем не умел. При попытках сварганить это кулинарное чудо он получал самые неожиданные результаты. В основном, получалась какая-то тюря неинтересной консистенции, похожая на чёрти что. Само собой, за свою жизнь великий учёный едал и чего похуже. Но данный факт его великой биографии всё равно не мог превратить тюрю в борщ, сколько не воображай. А на украинское народное первое сэра Исаака Ньютона подсадил, естественно, Николай Васильевич Гоголь. Что удивительно, сам Гоголь борща никогда не готовил, и вообще ничего сложнее стакана коньяку накашеварить не умел. Но так гениально он этот борщ описал, так коренно объяснил его смысл, что прочитавший его репрезентацию Ньютон влюбился окончательно и бесповоротно. Грандиозный, несомненный, редкий талант притаился за скромными усами и модной причёской-каре. Читая Гоголевскую монографию, Ньютон всеми фибрами ощущал борщевые вибрации, и, казалось, даже вкус экставагантного блюда тешил великие рецепторы великого учёного сэра. Вот только смысл… Только суть борща, угадывавшаяся каждой своей черточкой, ускользала от Ньютона. Юрким карасиком уходила она вглубь при попытке хотя бы слегка прикоснуться к ней.

Ньютон, когда понял всё это ускольжение и ускользание сути, так сказал Гоголю:

– Я прочувствовал борщ, но никак не могу понять его до конца. Объясни.

– Э, отец, – отвечает Гоголь, беря наставительный тон, – такое не объяснишь. Твой учёный мозг пытается проникнуть в четвёртое измерение, в котором он просто дилетант. И даже если бы он туда попал, то не понял бы там ни хрена. Вот ты любишь квашеную капусту?

– Уважаю, – обсмаковавши вопрос, отвечал Ньютон.

– И я. Но после шоколадного кекса, – наставительно произнёс Гоголь, – она теряет всякий ореол. Невозможно даже вообразить себе, как в одном измерении существуют шоколадные кексы и квашеная капуста. В этом и сокрыт великий смысл. Всему своё время, как говорил царь Соломон.

– Я таких царей не знаю, – сказал тогда Ньютон с обидой в голосе, – мне вообще на монархию плевать. Будь он хоть царь, хоть жопа с бородой, ты мне смысл объясни! А ты белибердишь по чем зря.

Переход на личности мог означать лишь одно: откупоривали третий штоф коньяку, имея на закуску лишь дискуссию. Такими темпами словесная баталия могла легко перерасти в кулачную.

Гоголь уже потихоньку давал крен, вызванный то ли неравномерностью распределения груза, то ли сильным боковым ветром. Было видно, что ещё немного, и литературный лайнер перевернётся полностью и уйдёт на песчаное дно. Перед тем, как героически затонуть, Николай Васильевич гуднул всеми трубами:

– Да как я тебе объясню, коли ты фофан, олух царя небесного, осто…

– Лоп! – сказал Ньютон, хлестким ударом утопив литературный пароход, отчего тот опустился на дно и сладко задремал.

Великий учёный допил третий штоф и чётким оловянным шагом промаршировал в спальню. Сэр Исаак Ньютон был крепким судном и никогда не сбивался с курса и даже не садился на мель.

К утру воспоминания о полемике и последовавших разногласиях растворились в душном абстинентном тумане. Даже клеймо от свинцового кулака Ньютона на левой щеке Гоголя смотрелось, скорее, как знак качества, а не как главная улика вчерашних прений. В этом и был смысл если не борща, то настоящей мужской дружбы.

А на разгадывание борщевой метафизики великий учёный сэр в конце концов махнул рукой.

– Всему своё время, всему своё время, – повторял он про себя фразу, авторство которой по дружбе припысывал Гоголю, – авось, само как-нибудь придёт.

Но за всю жизнь сакральный смысл так и не пришёл в его великую учёную голову, что не мешало ему просто наслаждаться борщом при любом удобном случае.