Читать книгу Юность, ты уже неинтересна - Зинедин Идрисов - Страница 4

Непочатые горные склоны.

Нескончанные шири морей.

Что же нужно еще для влюбленных?

Что же нужно еще для очей?

Это родина дивных пейзажей,

Это родина райских красот,

Что плетенная синею пряжей,

Изузорена далью широт.

Не сыскать такового раздолья,

Не представить похожих картин —

Только здесь таковые прибои,

Только тут изобилье равнин.

Голубые небесные дали

На изгибах зеленых полей,

Одурманят своими чертами

Даже самых нечутких людей.

Живописность небес облаченных,

Потерявшийся горный ручей…

Что же нужно еще для влюбленных?

Что же нужно еще для очей?

Солнце тонет вдалеке,

Отослав последний луч.

Отозвавшись в глубине

Моря черного и туч.

Напевают чайки песню,

Бриз целует нежно щеки.

Мне никто, как ты, прелестно

Не читал свои упреки.

И песок теснится следом,

Будто жаждется сказать,

Что везет мне быть поэтом,

Для тебя стихи писать.

Солнце гладит лучом белоснежные склоны,

Ветер нежным дыханьем качает ковыль;

А над нею мелькают размахи авроры —

Грациозными крыльями цветом в ваниль.

Словно муза среди полевых стихотворцев,

Под тенями летящих в выси журавлей,

Она села звонкую цветь колокольцев,

Разбудив перетолки поэтских страстей.

Все напрасно, аврора, порхай себе дальше,

Удивляй красотою крылатых огней.

Пусть под ветер игривый бутончики пляшут

Свою песню про шири и цветность степей.

Неохотно горят меловые изломы,

Ветер носит по-кругу весеннюю пыль;

А над нею мелькают размахи авроры —

Грациозными крыльями цветом в ваниль.

Светает утро: ночь ушла,

Скворцы немедленно запели.

Над чахлым древом синева

На реку истово глазеет.

На ней рассыпчатой охапкой

Листва вдоль берега плывет,

А через реку, станом шатким,

Шиповник трепанный зовет.

Запахло свежестью и мятой,

Порхают бабочки вокруг.

Природа сказочно опрятна,

Царит смиренье и уют.

На небе тучи закружились:

Раздался гром. Шумит река.

Ее хлипящие слова

На пару с грохотом цедились.

И лист на верную подмогу

В охапку желтую упал.

Их больше-больше, понемногу,

Но сколько – я не сосчитал.

Шиповник плачет не нарочно,

Роняет слезы ни о чем.

И снова голосом тревожным

Неразбериху сеет гром.

Темнеет небо: ночь пришла,

Сверчки немедленно запели.

Над чахлым деревом луна

На реку истово глазеет.

Сметают волны бархатный песок,

И бьются жалобно о скалы.

Стою я, пялюсь в горизонт,

Со взором грустным и усталым.

Стою, и вспоминаю смело

Свои ушедшие мечты.

И чайки, будто бы жалея,

Поглядывают с высоты.

Как будто бы печали внемля,

Летят над темным изголовьем.

Я здесь, вчера еще, робея

Смотрел за сумрачным прибоем.

Тогда подумать я не мог,

Что смута просто запоздала.

И вот, я пялюсь в горизонт,

Со взором грустным и усталым.

Над туманом зори.

Вечер. Тишина.

Я смотрю на горы,

Горы – на меня.

У соседей праздник,

У меня тоска.

Месяц – ах романтик —

Тешит облака.

У соседей праздник,

Там «Агъыр ава1».

Там живые плясы

Будут до утра.

Над туманом зори.

Вечер. Хайтарма.

Я смотрю на горы,

Горы – меня.

Я растревожен.

Эти дни

Несут усталые

тревоги,

За все

нелепости

мои,

И за намеченные годы.

Скандальны мысли

и желанья,

Талант —

уже себе скандал.

Его горячему сиянью

Я юность

целиком отдал.

Я рос под

куполом стихов,

Он златом

лиры был отлитый.

Теперь и я

уже готов

Дарить свой голос соловьиный.

Теперь мечтаю

я всерьез,

Встречая

ранний день

с газетой,

Что я,

повеса и прохвост,

Вдруг стану признанным поэтом.

Что через половину века

Меня узнают

по стихам,

И скажут:

«Он был человеком,

Отдавший дар родным местам».

Тогда и выйдет, что не зря

Я предавался

тяжкой ноше,

И эта мнимая стезя

Мне всех поэм моих дороже.

В моих глазах концы всех лир:

Шевченко,

Твист,

Хайям,

Есенин;

В них целый, целый, целый мир!

И в этом мире всякий – гений.

Но сердце занято

другим,

Другая нам

важнее слава —

У нас в сердцах играет гимн

Поэта Челебиджихана.

В нем наш народ,

в нем наш укор,

В нем Крым,

культура и духовность!

Но мы туманим кругозор,

На честь, на мысли и «Покорность».

История в словах поэта —

Так предначертано всегда.

Несут всю правду сквозь столетья

Его бессмертные слова.

И врать нелепо мне:

Мечтаю,

Что глядя в кущи кипарисов,

Хоть кто-то,

В сумраке гуляя,

Вдруг скажет: «Здесь бродил Идрисов…»

Пусть будет русский, украинец,

Пусть крымец будет коренной, —

Так я в своей стараюсь лире

Объединить их меж собой.

У всех поэтов

на пере

Чернила мира

и сплоченья.

Увы, поэзия в беде

Сегодняшнего настроенья.

Так сталось.

Так, увы, случилось.

На долгий час поэтский долг

Не даст заслуженные миром

Воистину, достойных строк.

Все тайны в нас.

Все смыслы с нами,

В ком что-то есть,

а в ком-то пусто.

Но окруженный берегами,

Я буду преданный искусству.

Я запою во весь предел,

И возложу последний шанс.

Но на бессмысленный удел

Я приготовил перефраз:

 «На кой мне черт,

Что я поэт!..

И так напрасен я уму…

Пускай я сдохну…

Только…

Нет!

Не ставьте памятник в Крыму!»2

Молчат, молчат дрожащие уста.

Но как нам быть? И что же будет с нами

Сквозь серые, нелепые года,

Когда все крымские татары,

Трясясь от грустного стыда,

Не смогут вспомнить те слова,

Что нам остались от Номана?

Когда все девушки забудут

Заветы скромности и правды,

А парни, утопая скуку,

Не жен в них сыщут, а забаву.

И в разговорах вместе с чадом,

С религиозных побуждений,

Они упрутся в пол глазами,

В плену убыточных сомнений.

Ах, глупые, нескромные Ассоли…

Мечты и грезы в помощь вам.

Иль понимаете, сколь боли

Вы причиняете отцам?

Давно ли в жизни стало модным

Себя доступной выставлять?

Ваш каждый замысел – греховный,

И каждый ославляет мать.

А вы, козырные Жуаны,

Немытых ям слепая рвань,

Не надоело ль вам ночами

Пить пиво и курить «тобан3»,

Горланя повсеместно шутки,

Как пара молодых татарок,

Ведут себя как…

Довольно. Полно угнетений.

Неистовы мои укоры,

Когда плоды сих поведений

Поработили жадно горы.

И впредь я больше не смогу,

Внимая сердцем весь позор,

Гулять на синем берегу,

И слушать черноморский хор.

Как будто б море отшумело,

А горы будто б отстояли,

Но наши люди так же смело

Спешат друг с другом поскандалить.

Но как нам быть? И что же будет с нами

Сквозь серые, нелепые года,

Когда мы унесенные умами

К далеким и беспечным берегам?

И потому уж я не сомневаюсь,

Что вы, ссылаясь на менталитет,

Погрязнув в чванстве и непониманьи,

Вскричите: «Будь ты проклятый, поэт!»

Но потревоженный презреньем,

Не перестану я творить,

И буду столь прямолинейным,

Каким возможно только быть,

Доколь небрежность не оставит

Нас на хваление судьбы,

Вот и тогда я уж прославлю

В бессмертной лире отчий Крым.

Над горами

Цветет

Заря.

На часах 4

Утра.

Солдатский сапог

Дверь

Выбивает сломя

С петель.

Офицеры стоят

У машин.

Будто в помощь

Идут

На Берлин.

Офицеры диктуют приказ:

«Крымский татарин —

Предатель

Для нас.

Ваша участь

Уже решена.

По приказу стального

Вождя.

На сборы

15

Минут».

Над горами

Кровавый

Пруд.

Над макушкой

Дрозды

Поют.

У обочины скотский

Вагон,

А внутри

Человеческий

Стон.

Поезд

Ползет

По путям.

Плачь и крик:

«Агълама, балаа-ам5»;

Пот и слезы текут

Рекой.

Вид снаружи такой

Чужой.

Даже небо сдается

Кривым,

Ведь снаружи уже

Не Крым.

Дни как сажа

Пристали к телу.

Не спеша тянулись

Недели.

Смерть как гость

Надоедливый тут,

Забирает кого-то

На суд.

……………..………………….

……………..………………….

Ветер чистит

Снежинки из хлопка.

Над полями полумесяц

Робкий

Собирает зори

В карман —

Так встречает нас

Узбекистан.

Роковое цветенье

Зари.

Не о том ли

Пели

Дрозды?

В головах раскинулась

Тень,

За роковой

18-й

День.

В головах

Офицерский

Глас:

«Крымский татарин —

Предатель

Для нас.

Ваша участь

Уже решена.

По приказу стального

Вождя.

На сборы

15

Минут».

В головах

Кровавый

Пруд.

Над макушкой

Дрозды

Поют.

У обочины скотский вагон.

А внутри

Человеческий

Стон.

В душе пепел,

На сердце

Туман —

Так мы встретили

Узбекистан.

Полыхает

Кровавым

Огнем

В наших думах

Приморский

Дом.

Цветущий и теплый

Май

Забрал

У народа

Их край.

И поныне

Раскинулась тень

За роковой

18-й

День.

Ветер тревожит

Азовское

Море.

Йодом пропахший

Воздух

Першит.

Слышите! Слышите!

Ужас и горе

Гребень морской

Вам невнятно сулит.

Знаете ли,

Что зарю роковую

Вам повстречать

Тогда не пришлось?

Вы не оставили

Землю родную,

К Вам не явился

Непрошеный

Гость.

Вы и не знали

Про вечную тень,

Что нам сулил

18-й день.

Что за удел

Готовил нам вождь,

Который не знал

Арабатскую горсть.

…………………………………

……………..………………….

Берег встречает

Штормом ЧК.

Ветер тревожный

Щипает глаза.

Солнце за тучами

Спит неуютно,

А вдалеке

Какие-то

Судна.

Тучи сгустились

Над горизонтом.

Чекисты бегут

По стрелке

Галопом.

Чайки ревут

Прощальную оду.

Тучи всыпают

Гром по народу.

Дали угрюмые

Зрение вяжут.

На берегу

Швартуется

Баржа.

Вы не застали

Бедствие алое, —

Вам уготовлена

Зыбкая

Палуба.

Строгий удел,

Жестокое знамя.

Век тишины

Минутой

Молчанья.

Азовское дно

Прослыло могилой,

По воле жестокости

Их нелюдимой.

Годы идут,

Но память живет

Про арабатский

Жестокий

Черед.

И йодом пропахший

Воздух

Першит,

И море тревожное

Грустно шумит…

Строгий удел!

Жестокое знамя!

Век тишины

Минутой

Молчанья,

Как запоздалый

Непрошеный гость

К днищу пустил

Арабатскую

Горсть.

Возвысить знамя!

Этот день

Несет важнейшую печаль.

Всего одна была мишень,

В нее нацелился февраль.

Теперь приходится внимать

Позорных слов лукавый хор…

Нам всем давно пора бы знать:

В тот день произошел террор!

Их «революционный» клич

Кровавым следом помутнел.

Узрите душ их паралич!

Узрите полный беспредел!

Так Вам сулило двадцать третье…

Судьбы жестокие законы…

Мы не забудем то увечье!

Его запомнят миллионы!

И память эту не позволим

Мы никому вовек оттопать!

Пускай шумит об этом море!

Пускай рокочет Севастополь!

День за днем, неделя за неделей

Отживают старые порядки.

И шутя, обыденности веют

Нам не подходящие повадки.

С ранних лет любил я побережье,

И степных раздолий голубень.

Но какой в них толк, когда небрежен

Человек, что житель тех земель?

Я порой тоскую за природу,

Иногда тоскую по любви.

Но печаль, что душит по народу,

Никогда ничто не заслонит.

Край богатый мой и благовидный.

Этого у Крыма не отнять.

Под студеный бриз неукротимый

Я привык про лучшее мечтать.

Так теперь несложно вечерами

Думать лихорадочно о том,

Чтобы мы, разбитые годами,

Приняли отчетливый погром.

Чтобы мы к обыденным манерам

Приобщили веру и мораль,

И пускай смеются лицемеры —

Нам идти совсем в другую даль:

В ту, что истекает побережьем,

Над которым плачет голубень,

Потому что долго был небрежен

Человек, что житель тех земель.