Читать книгу Возвращение под небеса - Злата Косолапова - Страница 3

Адвега

Я родилась в 2048-м году в мире, в котором уже не было жизни, в котором не было ничего, кроме ужаса, страдания и бесконечных смертей. В мире, который был уничтожен людьми задолго до моего рождения.

Когда-то давно вооружённый конфликт между сильнейшими державами мира привел к тому, что была использована самая страшная сила человечества – ядерное оружие. Но тогда, до 2018-го года, у людей было всё, чего только можно было пожелать на сегодняшний день: необыкновенные технологии, ресурсы, безопасность, а главное – прекрасный, здоровый и цветущий мир вокруг.

Но люди тех лет не видели правды – они купались в сладкой, но гнилой насквозь карамели из лжи, денег и разврата, они хотели всё больше и больше скверны. Они хотели войны. И война была неизбежна – самая короткая и самая страшная за всю историю жизни всего человечества.

Это был всего лишь один час, после которого на весь мир легли гнетущая тишина и страшный холод.

Они лежат на нём до сих пор…

***

Я всё время вспоминала последние часы, проведённые в городе. Минуло два года, но я не могла не вспоминать об этом до сих пор. В тот вечер я сидела на деревянной лавочке с изогнутой спинкой на моей любимой аллее у фонтана. Было сыро, близился конец лета, и это было холодное время. Дождь, проливающийся в так и незакрытые до конца проёмы на поверхности купола, размеренно шумел, убаюкивая.

Я думала о том, как я любила тут всё.

О том, как любила просыпаться утром и наблюдать за тем, как солнечный свет касается верхушек деревьев и жесткой травы, как скользит по стенам особняка и отражается в стеклах окон. О том, как я любила прохладу воющих ветров, поющих в рощах, и рыже-красные закаты, разлитые на далеком горизонте. О том, как я бесконечно любила завораживающие красотой комнаты главного особняка, лестницы и коридоры усадебных строений, где всегда витал запах костров и готовящейся еды. Я обожала горячий чай, заваренный из листьев, что хранились в пыльных мешках, принесенных из Звенигорода, и бедную, но такую вкусную еду, приготовленную на огне. Но больше всего я любила безграничное небо над головой. Небо, которое было для меня всем. Я ведь и правда могла часами лежать на лавке, наблюдая за проплывающими облаками, рассматривать манящую синеву, грозовые тучи или россыпи сверкающих звёзд на тёмном небесном бархате. Я всегда смотрела на небо, всегда за ним наблюдала и всегда любовалась им.

Уже много после, когда я уже училась в школе Адвеги, на всех уроках рисования со свободной темой я всегда рисовала небо. Они до сих пор хранятся у меня, все эти тридцать четыре рисунка неба.

Я закрыла глаза, вытирая слёзы грязным рукавом. В очередной раз в груди начала царапаться ломкая боль, горло словно бы зачесалось, и я закашлялась, отвлекаясь от мыслей. Тяжело дыша из-за мучающей меня болезни и этой тяжелой маски, что мне пришлось одеть ещё два дня назад, я повернула голову. Там дальше, где заканчивалась аллея, заросшая темными деревьями и сухой травой, возвышался прекрасный особняк со светло-желтыми стенами, мраморными лестницами и изящными колоннами у парадного подъезда. За особняком можно было увидеть далекие огни довоенных приусадебных строений, таких же светло-желтых зданий с колоннами и узкими окнами. Сейчас, в вечерней темноте, этих строений почти не было видно, зато были видны многочисленные желтые огоньки окон в них, а ещё мелькающие факелы, керосиновые лампы и старые фонарики.

Купол готовился к ночи. К той первой ночи, которую я проведу вне его стен. Я снова вытерла подступившие слёзы.

– Эй, птица, ты уже уезжаешь?

Я обернулась, наткнувшись на серьёзный взгляд Антона Крэйнера. Крэйн, как мы его все называли, стоял в тени на дороге, понуро наблюдая за мной. В его проницательных светло-зелёных глазах блестел холод, и томилась некоторая печаль. Каким же красивым он был, мой Антон…

– Да, уже совсем скоро, – ответила я, начиная краснеть.

Крэйн был племянником архонта нашего Купола, Михаила Георгиевича Соболева. Антон был старше меня. Ему уже было шестнадцать. А ещё он был моим самым лучшим другом. Несмотря на то, что я была в него влюблена, как и большая часть девчонок Купола, он меня совсем не замечал. Ну, в том смысле, что он просто дружил со мной. Крэйн с детства всё время таскал меня за собой, и большую часть времени мы проводили с ним и с Женькой, двоюродной сестрой Антона и моей лучшей подругой. Своих подружек Антон, к моему счастью, в нашу компанию не проводил. Впрочем, подружек у Крэйна было много, а мы, его друзья, были в единственных экземплярах. В общем, я с малых лет всё время бегала с мальчишками-друзьями Крэйна, играя вместе с ними в войну, казаки-разбойники, прятки, салки и прочие игры. Мне это очень нравилось, и я была счастлива, что у меня есть такие замечательные друзья. Женька, двоюродная сестра Антона, была моей единственной подругой. С другими девчонками из Купола я почти никогда своё время не проводила. Да они меня и не слишком-то любили. В основном из-за Антона. Девочки мне завидовали из-за того, что мы с ним всё время общаемся. Женьку они, правда, тоже не любили, но побаивались из-за того, что она была дочкой архонта.

Отвлекаясь от мыслей, я шмыгнула носом. Антон нахмурился, затем прошлёпал по влажной грязи резиновыми подошвами сапог и сел на лавку рядом со мной.

Я все ещё продолжала украдкой плакать и хлюпать носом, Антон же молча смотрел на дождевые капли, звонко падающие в воду фонтанного резервуара.

– Я не хочу ехать в этот подземный город, – пожаловалась я.

– Я знаю, птица, – сказал Антон мрачно. Его красно-каштановые волосы торчали из-под вязаной шапки, которую он очень любил носить холодными вечерами. – Но тебе нельзя оставаться здесь. Ты же можешь ещё сильнее заболеть, если не поедешь в Адвегу.

Я заревела. Антон немного помолчал, затем повернулся ко мне.

– Не плачь, Орлова, – твёрдо сказал Крэйн, обращая на меня взгляд своих проницательных светло-зелёных глаз. – Тебе нужно быть сильной. Я знаю, что всё это не просто, но тебе надо набраться терпения. Ты вылечишься и вернёшься сюда. Мы все будем ждать тебя.

– Спасибо тебе, Антон, – прошептала я, едва в силах игнорировать саднящую боль в груди.

Антон тепло улыбнулся мне.

– Я буду скучать по тебе, Машка.

Я смущенно улыбнулась Крэйну в ответ. Почувствовав, что краснею, я опустила взгляд.

– Я тоже по тебе буду скучать, Антон…

– Эй, Крэйн, долго тебя ждать ещё? – спросил кто-то обиженным тоном со стороны рощицы слева от нас.

Я вытянула шею, чтобы разглядеть, кто там пришел. Это был Витя. Полный, хитрый и задиристый мальчишка. Из большинства городских ребят он уважал только Крэйна, что, собственно, было не так уж и удивительно.

– Да иду я, – раздраженно буркнул Антон, поворачиваясь к нему. – Пять минут подождать уже не можете? Сейчас буду. – Крэйн снова посмотрел на меня. – Мне надо идти, птица. Держись там. Я буду ждать твоего возвращения.

Я не успела ничего сказать. Антон ушёл, а я всё сидела на лавке и смотрела ему вслед, ощущая страшную подавленность. Услышав чьи-то шаги, я обернулась и увидела идущего ко мне отца. Папа был одет в синий дорожный плащ, на спине у него был рюкзак. Выглядел он бледным и обеспокоенным.

– Солнышко, нам пора. – Папа обнял меня за плечи. – Нас уже ждут…

***

Я вздрогнула, отвлекаясь от воспоминаний. Прикрыв глаза, я скорее на автомате коснулась места на шее под левым ухом, где два года назад мне, как и всем жителям Адвеги, сделали татуировку. Я мысленно содрогнулась, вспоминая ужасную боль, которую мне пришлось терпеть в те минуты, когда мне на коже лазером выжигали герб подземного города.

– …И ты представляешь, я всё-таки упросила отца помочь нам с украшениями. Теперь всё выглядит просто шикарно. Ребята уже сказали мне, что им всё очень понравилось, – радостно тараторила Настя Сухонина.

– Да, всё очень красиво украшено, – ответила я растерянно. – Ты молодец…

Я кисло улыбнулась, посмотрев на Настю. Да-да, как это не иронично – моей лучшей и единственной в Адвеге подругой была дочь Сергея Сухонина. Несмотря на всю ненависть Сухонина ко мне и к моему отцу, когда я оказалась в Адвеге, Настя, как самый настоящий дипломат, первая подошла ко мне, чтобы познакомиться. Мы сразу же подружились с ней, а через некоторое время и вовсе стали лучшими подругами. Вот такой вот сюрприз для Сухонина.

Я скользнула взглядом по залу, украшенному цветными шарами, сверкающими змейками лент и ветвистыми гирляндами. Удивительно, что Насте удалось так хорошо украсить огромный столовый зал с ржавыми трубами, тянущимися под потолком, и старыми столами, исписанными ругательствами, которые, несмотря на постоянные приказы архонта всё дочиста убрать, появлялись на столешницах с завидным постоянством.

Между прочим, красиво украшенный зал был единственным, что мне нравилось на этом выпускном вечере. И пусть вечеринка была в самом разгаре, веселье гремело, а смех звенел, словно разбивающееся стекло, я, если честно, только и ждала момента, когда можно будет вернуться к себе в комнату. Признаться, я ужасно не любила все эти танцевально-развлекательные мероприятия, но, к моему огромному сожалению, не пойти на выпускной было никак нельзя. К тому же, мне было не так плохо, как на всех остальных вечеринках в конце любого другого учебного года, так как сегодня меня грела мысль о том, что обучение в школе наконец-то навсегда закончилось.

И, кстати, судя по всему, эта мысль грела не только меня. Сегодня многие из тех, с кем я училась, решили оторваться на всю катушку. Например, девочки, которые пришли в пёстрых платьях, едва прикрывающих пятую точку, и которые теперь с особым энтузиазмом крутили этими пятыми точками перед всем залом. Впрочем, несколько особ явились на выпускной и вовсе в полупрозрачных платьицах, напоминающих комбинации. Более скромные девушки пришли в стандартных вечерних платьях или костюмах. Настя, например, была в ярко-красном платье, идеально подходящим под её помаду, а я – в темном платье с белыми кружевами.

Я скосила взгляд в сторону подруги и с отблеском зависти подумала о том, что ей-то и в самом скромном платье красоты не занимать. У Насти было очень красивое лицо, смуглая кожа и светло-карие, словно бы янтарные глаза. А ещё у неё были тонкие запястья и изящная фигурка. Свои тёмно-коричневые волосы она почти всегда собирала в высокий хвост.

Я была очень несуразной по сравнению с подругой – худая и бледная брюнетка с узким лицом и острым носом. Лицо у меня было обычное, на любителя, телосложение худощавое, рост – самый средний из всех средних.

Волосы я всегда стригла в стиле «гаврош». Они были не слишком-то короткими, но и совсем недлинными. В общем, той самой длины, которая исключала лишнюю возню. Здесь этой вознёй уж точно было некому заниматься. В общем, по сути, я была самой обычной серой мышкой. Пожалуй, самой красивой чертой в моей внешности были глаза – голубые, как у моей мамы.

Я вздрогнула, в очередной раз отвлекаясь от мыслей, когда Настя неожиданно схватила меня за руку.

– О, нет…. – прошептала она, испуганно глядя куда-то в зал. – Дэн…

В одну секунду озноб пробил меня до дрожи. Резко обернувшись, я увидела Дениса Сухонина – обожаемого сынка архонта Сергея Сухонина и старшего брата Насти. К нашему общему с Настей несчастью, этому придурку было позволено делать всё, что ему заблагорассудится и всё, кроме особо редких случаев, сходило ему с рук. Денис был, пожалуй, самым жестоким и самым чудовищным человеком, из всех, что я встречала в своей жизни. Даже его отец рядом с ним казался добрым дядей. Конечно же, на наш выпускной вечер Дэн заявился в своей любимой компании. И, конечно же, заявился с таким видом, будто он был здесь королём. Цинично улыбаясь и осматривая зал, Сухонин подхватил бутылку пива со столика возле стойки и, открыв её, сделал глоток.

Начиная дико ржать над кем-то вместе со своими дикарями, он уже успел облапать мимо проходящую красотку из параллельного класса.

Ну, всё, началось.

Эх, а я ведь так надеялась, что Дэн не придет на наш выпускной вечер. Он ведь сам разглагольствовал, что у него есть более важные дела, чем тусовка выпускничков школы, где дрищи и куропатки будут потягивать коктейли из пластиковых стаканчиков.

Вообще-то, Дэн был старше нас, и этот выпускной не имел к нему никакого отношения. Но ему-то было всё равно, чей это праздник – главное, это был вечер, где он мог выпить, повеселиться и кого-нибудь хорошенько взмылить.

И, конечно же, Сухонин-младший был в своем стиле. Он не мог не прийти на вечеринку и не покрасоваться, именно поэтому он потрудился надеть белую рубашку, которую носил с распахнутым воротом, и черные брюки. Его ботинки, как всегда были начищены, а чёрные волосы были тщательно уложены. Да-да, больше всего времени и сил Дэн тратил именно на свой внешний вид. К сожалению, несмотря на свой скверный характер, Дэн был обладал весьма привлекательной внешностью – у него была смуглая кожа, янтарные глаза и красивые густые брови. Что было очевидно, Денис был очень похож с сестрой.

В любом случае, хуже младшего Сухонина мог быть только младший Сухонин со своей компанией. У Дениса была довольно большая банда, состоящая из его злобных и циничных шестёрок, потакающих ему во всех его делах. Среди них был его гадкий дружок Сашка Цветков, сестра Сашки, Цветкова Ира, очень задиристая девчонка. Там же был Дима Нильсов или Нильс, как они его называли, мускулистый здоровяк, редко выходящий из спортзала, и Рома Шарапов – высокий тощий парень, который таскался за Дэном и его друзьями, только потому, что он их боялся.

Вот такая вот милая и просто огромная компания не очень дружелюбных людей, которые меня просто ненавидели. И не только меня. Дэн и его компания унижали абсолютно всех. Кстати, очень крепко доставалось Насте. У них с Денисом были просто ужасные отношения. Правда, к большому счастью моей подруги, Дэн не мог ей причинить слишком большой вред – Сергей безумно любил дочь и по мере возможностей всегда оберегал её от всяких неприятностей. Дениса это, конечно, приводило в бешенство, тем более что единственное, за что Дэну могло влететь от отца, так это за издевательство над сестрой. Но если Насте доставалось очень крепко, то мне доставалось крепче всех. У Дэна я была на особом счету. Он не уставал обвинять моего отца в смерти своей матери, обзывал и называл меня всеми последними словами и был рад при случае приложить физическую силу – пару раз мне неплохо доставалось. И, наверное, я была ещё жива только потому, что у меня было единственное перед ним преимущество – я быстро убегала и хорошо пряталась, особенно, когда видела, что ко мне приближается опасность.

Именно поэтому в Куполе меня прозвали птицей.

– Нам надо уходить, – быстро прошептала я, напряженно вглядываясь в то, как Дэн ржёт, забрасывая Шарапова зубочистками. – Лучше побыстрее…

Я быстро оглядела зал. Возле одной из колонн в зале, оживленно разговаривая, стояли Андрей Спольников и Эдуард Рожков – люди, которые всегда нас могли защитить от Дэна и его компании. Я уже собиралась сказать Насте, что сейчас нам лучше держаться возле них, но не успела.

– Настя? – произнес циничный голос у меня над ухом. – Всё в порядке?

Я неосознанно съёжилась от страха, затем медленно повернула голову. Как и всегда, когда я слышала этот голос, у меня внутри всё переворачивалось.

Архонт подземного города Адвеги был одет в серые брюки и голубую рубашку, на груди у него был прикреплен металлический значок в виде щита, на котором аккуратными буквами было выведено название города. Такой значок с гербом города мог носить только архонт Адвеги.

– Всё хорошо, пап, – быстро ответила Настя, облегченно выдыхая.

Моя подруга сразу успокоилась, увидев Сухонина-старшего. Её реакция была понятной мне – отец был единственной управой на Дэна.

– Добрый вечер, – опуская глаза, тихо отозвалась я.

– Добрый вечер, Орлова, – сухо произнёс Сухонин, пытливо всматриваясь в моё лицо. Он смотрел на меня, поджав губы и чуть прищурив глаза. Однако уже через несколько секунд он перевёл взгляд на Настю. – Анастасия, идём за наш стол.

– Да, я иду, папа. – Настя тихонько повернулась ко мне. – Маш, ты куда сейчас?

– Наверное, вернусь в комнату, – быстро ответила я, указав в сторону выхода из столовой. – Теперь-то Дэн здесь будет хороводить…

Настя кивнула, затем коснулась моей руки и кротко улыбнулась.

– Ну, давай, будь осторожна, – сказала она мне. – Ещё увидимся!

Подруга махнула мне рукой, а затем вслед за отцом отправилась к большому накрытому столу в середине зала. Я отвернулась от этой картины и, убедившись, что Дэн достаточно далеко от меня, выскользнула из-за стола, где просидела большую часть вечера. Настя, скорее всего, весь оставшийся вечер проведет с отцом, а, значит, я могу со спокойной душой побыстрее уйти отсюда и вернуться к себе.

Я как раз шла к выходу из зала, когда меня заметил Андрей. Он улыбнулся и махнул мне рукой, призывая подойти к нему. Чуть-чуть покраснев, я улыбнулась ему в ответ и направилась в его сторону.

Андрей был очень симпатичным светловолосым мужчиной с серо-голубыми глазами и доброй улыбкой. Он почти всегда носил квадратные очки в чёрной оправе.

– Ну, как ты, Машка? – спросил Спольников, улыбаясь. – Веселишься?

Я кисло улыбнулась.

– Ну да, – ответила я вежливо. – Но, если честно, то я уже немного устала и, наверное, сейчас вернусь в комнату.

Андрей удивленно вскинул брови, собираясь что-то ответить мне, но тут к нам подошёл отлучавшийся за стаканчиком чего-то бодренького Эдуард Валентинович Рожков и опередил Спольникова с ответом.

– Ну же, Мария! – Седовласый Рожков широко улыбнулся. Несколько золотых зубов мелькнули среди прочих настоящих. – Уже всё? Может, ещё повеселишься? Всё-таки выпускной бывает раз в жизни!

Я смущенно улыбнулась и покачала головой.

– Нет-нет, Эдуард Валентинович, спасибо за предложение, но нет, – ответила я. – Я отлично провела время на нашем празднике, но уже порядком устала, так что вернусь, пожалуй, пораньше.

Эдуард Валентинович приобнял меня сильной рукой. В его добрых глазах, блестящих на смуглом лице, искрилось веселье.

– Я знаю, Машка, что ты не очень-то и любишь все эти шумные увеселительные мероприятия. И, если честно, я тебя полностью поддерживаю.

Я улыбнулась. Эдуард Валентинович Рожков был главным инженером технического отдела Адвеги, но в первую очередь он был замечательным человеком. Одним из немногих, кто здесь хорошо ко мне относился.

Рожков подмигнул мне, а в следующий момент мы все резко обернулись, когда в зале что-то с дребезгом разбилось.

Я увидела, как Денис Сухонин с диким хохотом смотрит на осколки своей бутылки, которую он кинул прямо в мишень для дартса, где до этого играли несколько ребят. Нильс и Ирка схватились за животы и теперь ржали, словно лошади. Подражая Денису, Сашка Цветков схватил с тумбочки пиалу с конфетами и с диким гоготом начал бросать эти самые конфеты в покосившуюся мишень. Ромка Шарапов подсмеивался, стоя рядом с ним, и усиленно делал вид, что ему точно так же смешно, как и все остальным.

– Придурки малолетние, – недовольно пробормотал Рожков, глядя на Сухонина и его компанию. – И хоть бы хны ведь.

Я кинула взгляд в сторону архонта. Тот был вполне доволен происходящим, судя по гадкой усмешке, с которой он наблюдал за Дэном и его друзьями.

– Страшно представить, что будет дальше, – фыркнул Андрей. – Если уже сейчас Сухонин позволяет им делать всё, что им в голову взбредет…

Я с недовольством посмотрела на Дэна и его ребят. Сколько ж они уже крови выпили из людей – это ведь и представить страшно.

– Ну, Машка, может, ты и права. – Вздохнув, Рожков перевёл на меня тяжёлый взгляд. – Теперь-то уж праздник точно испоганен. Лучше действительно пораньше в комнату вернуться, чем этих придурков терпеть.

Я печально улыбнулась и, попрощавшись с Андреем и Рожковым, поспешила поскорее убраться из столовой. Когда я уходила, то ненароком обернулась и заметила, как Дэн замер на месте с полупустой бутылкой пива в руке. Не обращая внимания на гогочущих рядом дружков, он смотрел прямо на меня, чуть склонив голову и усмехаясь.

Признаться, я оцепенела от его жуткого взгляда. Хорошо, что Ирка Цветкова, вытирая слёзы смеха, подошла к Дэну и приобняла его, отвлекая. Денис сразу же отвернулся от меня, и я тут же выскочила в полутёмный коридор, ёжась от неприятного ощущения после этой странной сцены.

***

Меня окружали стены, выкрашенные в синий цвет, с крепкими деревянными дверьми в них, ведущими в самые разные комнаты. Эти комнаты когда-то до войны использовались для содержания какого-то научного оборудования, а сейчас для нужд закрытого города Адвеги. На стенах помигивали фонарики в строгом стиле, на низких потолках жужжали старые лампы, там же, на потолках, тянулись толстые трубы.

В довоенные годы этот огромный подземный город был одним из самых масштабных научных центров. Он был построен под землёй на территории лесопарка Завидово задолго до начала войны. Вход в город был закрытым, а проекты, которые здесь велись, являлись одной из самых ценных государственных тайн.

Адвега… Да, в Адвеге было всё – безопасность, еда, вода, лекарства и самое продвинутое научное и техническое оборудование, оставшееся здесь с довоенных лет, но самое главное – карантин. Вся Адвега, с самого порога гермодверей в тоннелях и до самого последнего уголка в самой дальней кладовке – всё это было зоной карантина. Это значило то, что здесь был чистый воздух, чистая вода и чистая еда. В зоне карантина не было ни единой зараженной радиацией частицы, и именно поэтому я могла здесь дышать. А так как здесь были лекарства и продвинутое медицинское оборудование – здесь меня могли лечить. И лечили.

Я застыла, и моё сердце глухо ухнуло куда-то вниз, когда Дэн перегородил мне дорогу, уперев руку в стену прямо перед моим носом.

– Воу-воу-воу, какие курочки тут нынче ходят, а, – протянул Дэн гадким голосом. Он быстро окинул меня взглядом сверху вниз. – Стручок и без охраны, надо же. Редкое явление. Что, мужиков цепляешь? Сразу скажу тебе по чесноку, они и за бесплатно не согласятся.

Я почувствовала, как начинают гореть мои скулы – от стыда и раздражения. Но стыд и раздражение – это всё мелочи. Страх. Меня резал страх – ледяной и пронзительный. Он резал меня настолько сильно, что у меня подгибались колени. Я была готова к порции унижений, но боялась другого – Дэн был пьян, как и двое его дружков, а это значит… ничего хорошего это точно не значит.

– Ну, что примолкла, стручок? – протянул Дэн.

Они так называли меня, Дэн и его приспешники – стручок. Это из-за того, что я была худощавой. На мгновение я закрыла глаза, ощущая, как немеет моё лицо, и какими влажными становятся мои ладони. Заметив моё состояние, пухлые губы Сухонина искривились в самодовольной ухмылке.

– Оставь меня в покое, Денис, – хрипло проговорила я, вжимаясь в стену.

– Что ты там пропищала, стручок? – нагло протянул Сухонин.

– Ничего, – прошептала я, сжимая от страха.

Я затравлено смотрела на Дэна, и так и видела пляшущий садизм в его глазах. Нильс, стоящий позади Дэна, страшно ухмылялся, разминая кулаки. Шарапов нервно поглядывал вокруг.

Я должна что-то придумать. Мне нужно как-то сбежать. Помощи-то поблизости негде искать. Неожиданно во взгляде Дэна мелькнуло что-то странное. Он вдруг сощурил глаза и чуть склонил голову набок, глядя на меня.

– А, что, стручок, может, развлечёшь нас? – медленно произнёс Сухонин, хладнокровно улыбаясь. Он махнул рукой в сторону Нильса и Шарапова. – Видишь, у меня тут целая орава парней, и нам скучно. Выпускной – это ж вечер для хороших ребяток, но мы-то не такие… Мы плохие. А вот ты святоша. И мы с такими святошами очень любим играть.

Я ощутила, как сильно начало щипать глаза от подступивших слёз. Изнутри меня всё сильнее жёг едкий огонь отвращения. Хуже происходившего сейчас я ничего даже и представить себе не могла. Кажется, Дэн и правда не собирается меня унижать и тузить в меру его возможностей, на что я так сильно надеялась. Он клонит в другое русло, имея ввиду то, чего я так опасалась. Словно бы подтверждая мои мысли, Дэн вытянул руку, пытаясь схватить меня за лицо.

– Не трогай меня, Сухонин! – в отчаянии воскликнула я, отталкивая руку Дениса и пытаясь ещё больше вжаться в стену.

Яростно сверкая глазами в сторону Сухонина и его парней, я почувствовала, как горячие слёзы заливают моё лицо. Меня так сильно начало тошнить от отвращения и страха, что мне и самой было удивительно, как меня до сих пор не вывернуло.

Так, стоп. Я должна успокоиться. Если не успокоюсь – мне станет совсем плохо, и тогда я точно не смогу убежать.

«Терпи, – повторяла я себе. – Терпи. Надо выждать момент».

Дэн цинично посмеивался, глядя на меня. Верзила Нильс гадко ухмылялся, а Шарапов, напротив, что-то лепетал, испуганно оглядываясь по сторонам и топчась на одном месте.

– Да кому ты нужна, Орлова? Для кого ты всё бережёшь-то себя? – захохотал Сухонин. – Я ж тебя осчастливлю! Ты же эти прекрасные мгновения потом всю свою жизнь вспоминать будешь! И всё благодаря тому, что мне сейчас хочется немного расслабиться…. С тобой, Орлова. Слышишь? Просто мне до других девчонок ковылять лень. Зато ты потом всю жизнь себе льстить будешь, мол, Дэн Сухонин задаром отодрал тебя прямо на улицах Адвеги…

Меня ломало изнутри, все кости словно бы плавились. Неужели всё? Неужели ничего не изменить?

Господи, помоги мне, прошу Тебя, помоги мне!

В ужасе пытаясь оттолкнуть Дэна, я с отчаянным рыком попыталась рвануть в сторону на негнущихся ногах, но Сухонин резко выставил руки по бокам от меня, мешая пройти.

– Э, не-не-не, Орлова, – зацокал он языком. Дэн вернул меня назад к стене одним сильным движением. – Мы ещё не закончили…

Денис резко схватил меня за запястья, прижимая мои руки к стене над моей головой. Я едва-едва могла ему сопротивляться – он был куда сильнее меня, да и я на ногах-то едва-едва держалась.

– Помогите кто-нибудь! – закричала я, рыдая и пытаясь вырваться. – Прошу, кто-нибудь помогите мне!…

Парни Дэна испуганно замерли, нервно оглядываясь.

– Заткнись! – зло скалясь, рявкнул Сухонин.

Он ударил меня по лицу, и резкая боль обожгла мою щеку. На несколько мгновений я потерялась, впадая в шок. Дэн воспользовался этим, чтобы зажать мне рот рукой.

– Сухонин, немедленно отпусти девчонку или я отстрелю тебе что-нибудь. – Я так неожиданно услышала посторонний мужской голос, что едва не взлетела от счастья к потолку коридора. – Я не буду предупреждать тебя ещё раз, так что отпусти её сейчас же.

Это был Рожков. Я узнала по голосу. Это был Эдуард Валентинович. Мои эмоции взорвались в грандиозном фейерверке – надежда, счастье, благодарность. Слава Богу! Слава Богу!…

Я распахнула глаза, делая резкое движение, чтобы с новыми силами начать вырываться из хватки Дэна, но Сухонин уже отпустил меня, сделав шаг назад. Я видела, как с места сорвался Рома Шарапов, мгновенно скрываясь за поворотом. Нильс отшатнулся к стене, горящими глазами глядя на Рожкова. Дэн не был напуган. Он стоял, сложив руки на груди и ухмылялся. Его черные волосы были взъерошены, а в янтарных глазах сверкал здоровый цинизм, с которым он и смотрел на Рожкова.

Эдуард Валентинович стоял недалеко от нас, сжимая в руках пистолет. Его лицо было искажено гневом, он смотрел на Сухонина со страшной, суровой, как северный ветер, ненавистью.

Я в бессилии сползла по стене на пол.

– Чего тебе надо, старик? – нагло спросил Дэн. – Нужны проблемы? Поверь мне, они у тебя будут, когда я поговорю с отцом.

– Проблемы сейчас будут у тебя, щенок, в виде прострелянных яиц, – рявкнул Рожков. – И тогда тебе твой отец точно не поможет.

Рожков опустил пистолет, указывая дулом Сухонину ниже пояса. Причем у Рожкова был такой вид, что даже Дэн сразу понял, что сейчас старику не составит никакого труда выстрелить.

Денис, по всей видимости, осознал, что у него нет выхода, и что ему придется сдать позиции. Он знал, что с Рожковым ему никак не потягаться даже с помощью отца – Эдуард Валентинович был человеком, на котором держалась вся очистительная система Адвеги, то есть он держал в руках весь этот ценнейший карантин подземного города. И другого такого Рожкова в Адвеге не было.

Дэн это знал, поэтому хмыкнув, он просто развёл руками, затем развернулся и направился по коридору в другую сторону. Нильс поспешил уйти вслед за ним.

Как только они ушли, Рожков сразу же кинулся ко мне. Он убрал пистолет и крепко-крепко прижал меня к себе.

– Маша, Машенька, тише-тише, всё хорошо, – бормотал Рожков, обнимая меня.

Я плакала, уткнувшись ему в плечо. Моё истерзанное сердце рвалось от боли.

– Спасибо, – только и смогла пропищать я, в очередной раз, заходясь в рыданиях.

Меня трясло от облегчения. Слава Богу, Дэн ничего не успел сделать. Но этот ужас, все эти мысли о том, что могло бы случиться, если бы Рожков не появился, они терзали меня, разрывая на части.

– Шшш, – шипел Рожков, успокаивая меня. Он положил мне руки на плечи и посмотрел на меня, пока я отрывистыми движениями вытирала слёзы с лица. – Маша, он тебе что-нибудь сделал? Скажи мне только честно.

Я почувствовала себя так отвратительно, так унизительно, что даже поморщилась. Как мне было стыдно за всё это перед Эдуардом Валентиновичем.

– Нет, ничего. – Я тихонько покачала головой. – Ничего не сделал. Вы очень вовремя появились…

Рожков внимательно посмотрел мне в глаза, видимо, пытаясь понять, правду ли я ему говорю. Убедившись, что я не вру, он кивнул.

– Слава Богу, что с тобой всё в порядке, – сказал Рожков, снова обнимая меня. – Ничего, ничего… Я не оставлю этого просто так. Я не дам им издеваться над тобой.

Уже позже Рожков отвёл меня в мою комнату. Мы шли по коридорам-улицам Адвеги, нам на пути несколько раз кто-то встретился, но я даже ни разу не подняла взгляда. Мне казалось, что я нахожусь в какой-то странной, жуткой полудрёме, словно бы под действием сильных психотропных лекарств или каких-то наркотиков. В моей голове с абсолютно точным постоянством мелькали только две мысли: первая – я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о произошедшем. Вторая – я хочу остаться одна. Все остальные мысли мелькали в голове и тут же исчезали.

Мне так хотелось рыдать, так хотелось кричать… Так хотелось оказаться дома, в Куполе. Меня давила безысходность. Я почти ощущала её на своих плечах.

Рожков остановился возле двери в мою комнату, продолжая задавать мне вопросы о моем самочувствии и пытаясь хоть как-то меня поддержать. Он хотел отвести меня в медицинскую часть, чем-нибудь помочь, поговорить со мной по душам…

Одним словом – сделать для меня что-нибудь.

– Я, правда, в порядке. Просто хочу немного отдохнуть.

Рожков несколько секунд сверлил меня взглядом. Наконец, ещё больше нахмурив морщинистый лоб, он кивнул.

– Хорошо… Хорошо, Машенька. Если тебе понадобиться моя помощь – сразу зови. И ничего не бойся, малыш. – Рожков положил руки мне на плечи и чуть склонил голову, внимательно вглядываясь в моё лицо. – Он больше не посмеет тебя и пальцем тронуть. Даже не переживай об этом.

Нервно закусив губу, я кивнула. Не в силах больше говорить, я просто махнула на прощание Рожкову, поспешно зашла в комнату и закрыла за собой дверь.

Я не стала включать свет, просто осталась обездвижено стоять в моей комнате, тьма в которой рассеивалась только синей подсветкой настенных часов. В моей груди что-то с надрывом ломалось, слёзы, такие горячие и такие горькие, текли по щекам.

Господи, как же мне было больно в эти минуты…