Читать книгу Возвращение под небеса - Злата Косолапова - Страница 5

В поисках правды

В очередной раз нервно оглянувшись, я с силой постучала в дверь комнаты Рожкова. Если сейчас Эдуард Валентинович мне не поможет – пиши пропало. Но я должна рискнуть, иначе никак.

– Заходите, кто там, – услышала я глухой голос из комнаты.

Я мгновенно открыла дверь и шмыгнула в жилые комнаты Рожкова. Две комнаты Эдуарда Валентиновича были просторными, но выглядели довольно аскетично. У дальней стены напротив входной двери стоял его письменный стол, за которым сейчас и сидел сам Рожков. По стенам возле этого стола тянулись многочисленные стеллажи с книгами. В этой же комнате стоял журнальный столик и проеденное молью старое кресло. Вторая комната, которая находилась за дверью слева, была спальней, совмещенной со столовой. Сейчас дверь туда была закрыта.

Эдуард Валентинович жил один. Жена Рожкова умерла десять лет назад, а его взрослая дочь уже как два года вышла замуж и теперь жила с мужем.

– Одну минутку, – пробормотал Эдуард Валентинович, дописывая что-то в своих документах.

Через мгновение он поднял на меня взгляд. Я стояла у двери со сжатым в руке письмом и тяжело дышала.

– А, Машенька, привет, – добродушно произнёс Эдуард Валентинович, снимая квадратные очки. Внимательнее приглядевшись ко мне, Рожков нахмурился и медленно встал из-за стола. – Маша, что-то случилось?

Я молчала. Непонимающе глядя на меня, Рожков некоторое время так и стоял возле своего стола.

Опираясь на дверь, словно бы не хотела сюда кого-то впускать, я всё сильнее сжимала в руках письмо и всё никак не могла заговорить – мешал ком, вставший в горле. Совсем неожиданно слёзы заполнили моя глаза, и я разрыдалась, сползая по двери на пол.

Рожков кинулся ко мне.

– Маша! – ошеломленно позвал меня Эдуард Валентинович, обнимая и пытаясь успокоить. – Маша, что случилось? Что произошло? Опять этот гад Денис к тебе пристаёт?

Я отрицательно покачала головой, никак не в силах прекратить рыдания.

– Они… Они… – пыталась сказать я, но никак не могла даже заговорить. Меня обуяла истерика.

– Расскажи мне, что случилось, Машенька, – беспокойно пробормотал Рожков, глядя на меня с горьким сочувствием. – Я могу как-то помочь тебе?

Судорожно хватая ртом воздух, я протянула Рожкову письмо.

Эдуард Валентинович взял письмо из моих рук и развернул его, собираясь прочитать. Он нахмурился, приглядываясь к тексту, затем плюнул, поднялся с пола, где он сидел рядом со мной и направился к столу, чтобы взять свои очки. Уже через несколько секунд он вернулся. Помогая мне подняться, он подхватил меня за плечи и усадил в кресло у журнального столика. Сам же он уселся на табурет напротив меня, и после этого начал читать письмо.

По мере того, как Эдуард Валентинович прочитывал всё больше строк, я замечала, как всё сильнее он бледнеет. Несколько минут тишины показались мне вечностью.

– Что за чертовщина?… – прошептал Рожков, пробегая глазами письмо снова и снова. – Что это, черт возьми, такое? Маша, откуда у тебя это письмо?

Эдуард Валентинович был явно в шоке.

– Сегодня мне пришлось относить справочники в кабинет архонта, – взяв себя в руки, хрипло сказала я. – Его там не было, и охранник меня пропустил в кабинет. Я случайно увидела это письмо на его столе….

Некоторое время Рожков просто сидел на месте, не двигаясь и тупо глядя в смятый листок бумаги, что держал в руках. Он ещё раз перечитал написанное, затем с совершенно ошеломленным видом покачал головой.

– Что же это такое, – прошептал он, кладя руку на лоб. Какое-то время Рожков молчал, по всей видимости, обдумывая всё, что он только что прочитал. Через минуту он снова посмотрел в письмо, потом перевёл взгляд на меня. – Машенька, но… не может ли всё это быть каким-то недоразумением? Просто у меня в голове не укладывается то, что Андрей может быть причастен к этому… Ведь… Ведь он друг твоего отца… И…

Рожков не договорил, и я опустила взгляд. Конечно же, мне были понятны сомнения Эдуарда Валентиновича, я тоже долго сомневалась после того, как прочитала это письмо впервые, но чем больше я взвешивала всё, что узнала, тем больше убеждалась, что всё это страшная правда.

– Не знаю, Эдуард Валентинович, может ли это всё быть недоразумением, – ответила я глухо. – Но сейчас очевидно только одно – это письмо совершенно случайно попало мне в руки. И, скорее всего, то, что в нём написано – чистая правда. Уж поверьте мне, я-то точно хотела бы, чтобы Андрей не был замешан в чём-то подобном. – Мой голос задрожал, и слёзы в очередной раз начали щипать глаза. – И я последний человек, который бы смог поверить в такое, но… взгляните на это письмо ещё раз. Смогли бы Вы после того, что сейчас прочитали, поверить в то, что всё это недоразумение? Просто поймите, если всё это правда, они, когда узнают о том, что это письмо попало мне в руки, убьют меня без всяких церемоний. Тогда раздумывать о том правда всё это или нет, будет слишком поздно.

Я перевела дыхание, качая головой.

Рожков вдумчиво вглядывался в моё лицо, продолжая молчать некоторое время. Наконец, он кивнул.

– Да, твои слова имеют смысл, – сказал он хрипло. – Мы, конечно же, не можем оставить без внимания то, что узнали. Вся эта история мне не нравится, но мы не можем бросаться в омут с головой. Думаю, что всё же для начала нам лучше заглянуть в архив лаборатории. Я могу достать ключ-карту к нему, мне-то туда нельзя, но я уже давно знаю, как организовать доступ туда. Так что давай-ка мы с тобой попробуем найти настоящую историю твоей болезни. И их опыта тоже, пропади он пропадом. – Эдуард Валентинович покачал головой и повернулся ко мне. – Нам в любом случае надо всё проверить, Маша… Без этого нельзя. Ведь если мы ошибаемся…

– Да-да, конечно. Я согласна с Вами, – ответила я напряженно. – Но только вопрос ещё и в том, сколько времени может занять наш поход в архив…. Ведь когда Сухонин обнаружит пропажу письма – мне придется туго.

Рожков покивал.

– Да, времени у нас нет, это факт, – пробормотал он. – Но я точно знаю, что Сухонин сегодня до поздней ночи будет на каком-то совещании, а пока он не вернется к себе в кабинет – он ничего не узнает. Думаю, что всё же стоит рискнуть. Как считаешь?

Шмыгнув носом, я покивала.

– Стоит. Конечно, стоит… – отозвалась я. – Нам надо всё знать наверняка.

Рожков слабо улыбнулся, глядя на меня. Я вдруг увидела в его глазах такую скорбную жалость, такую тоску, что у меня внутри всё скрутило. В этот момент Эдуард Валентинович наклонился ко мне и крепко обнял.

– Моя бедная Маша… – пробормотал он надтреснутым голосом. – Так и сыпятся на тебя бесконечные беды… Сколько же тебе ещё терпеть весь этот кошмар?…

– Не знаю, Эдуард Валентинович, – сказала я, обнимая Рожкова в ответ и в бессилии закрывая глаза. – Не знаю…

***

В очередной раз спустившись по лестнице, мы вышли в просторный атриум с низкими потолками. Здесь везде гудели какие-то технические установки, желтым светом перемигивались старые фонарики на ржавых дверях.

Мы с Рожковым шли по решетчатому полу мимо огромных генераторов и машин, недалеко от которых стояли пустые старые бочки из пластика. Дверь в архив находилась в конце атриума, сама по себе она выглядела внушительной – большая и тяжёлая, уже много раз выкрашенная в белый цвет. На стене рядом с дверью красным светом мигал чёрный электронный замок для пропускных карт.

– Свет включать не будем – сразу обнаружат, – прохрипел Рожков, доставая из кармана ключ-карту, которую он тайком достал откуда из администрации медицинской части. – На плане расхода электроэнергии сразу всё засверкает, как гирлянда, уж я-то знаю…

Эдуард Валентинович приложил карту к замку, и через мгновение красный огонёк погас, чтобы смениться на зелёный. Что-то заскрипело, крякнуло. Рожков взялся за ручку и потянул дверь на себя. Не медля ни секунды, мы вошли внутрь архива, и дверь за нами захлопнулась. Какая темень…

Первые три секунды я испуганно вертела головой, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Воздух здесь пыльный. Я едва не закашлялась. В тот момент, когда на меня накатил какой-то животный страх, и я в смятении отступила назад к двери, послышался щелчок. В следующее мгновение тоненький луч света прорезал темноту. Прищурив глаза, я облегченно выдохнула. Рожков стоял рядом, осматриваясь в зале, в его руках маленьким солнышком горел фонарик.

Архивный зал оказался куда больше, чем я себе представляла. Потолок терялся во тьме, как и стены, уходящие вдаль. Через всё помещение, которое было доступно моему взгляду, протянулся длинный ряд столов с компьютерами. За этим столами я увидела сотни стеллажей с папками и документами.

– Как же мы найдём здесь мою историю? – тихо спросила я у Рожкова, когда мы прошли мимо столов и направились к стеллажам.

Этих стеллажей здесь было просто невероятно много! Искать здесь историю моей болезни едва ли легче, чем иголку в стоге сена.

– Всё не так сложно, как нам кажется. – Эдуард Валентинович хмурился, разглядывая таблички, прикрепленные к полкам с документами. – Я так понимаю, что здесь всё рассортировано по датам рождения и первым буквам фамилий. Иди за мной, сейчас разберемся что тут да как…

Рожков направился вперёд, и я поспешила пойти за ним. Мы уже две минуты шли между стеллажами, приглядываясь к номерам на полках и к буквам на табличках. Из-за пыли мне было тяжело дышать здесь, однако я всё равно заставляла себя идти дальше, не позволяя себе думать о чем-либо другом кроме моей цели узнать правду.

– Вон там. – Он направил тусклый свет фонарика куда-то в дальний угол, где серебрился металл очередного стеллажа. Я увидела красную табличку с номером 2048. – Твой год рождения.

– Точно, – прошептала я.

Мы поспешили подойти к старому стеллажу.

Эдуард Валентинович почти бежал по дорожке между секциями и, когда он резко остановился, я едва не врезалась в него. Едва дыша, я застыла на месте и повернула голову к полке стеллажа. Уже через секунду я заметила табличку с римской цифрой, обозначавшей мой месяц рождения. Рожков мигом начал осматривать все большие картонные коробки, что стояли на полке под нужной цифрой. Он перебирал одну коробку за другой, пока не нашел ту, на которой черным маркером была написана кривая буква «О». Эдуард Валентинович тут же начал копаться в документах, пытаясь найти папку с моей фамилией.

Всё это время я стояла рядом, растерянно наблюдая за ним.

– Здесь ничего нет, чёрт их дери, – разочарованно прохрипел Рожков через две минуты абсолютно бесполезных поисков.

Я обескуражено посмотрела на многочисленные папки, сложенные в коробке.

– Как это нет? – спросила я, не скрывая тревоги. – Ну, хоть какая-то информация обо мне должна храниться где-нибудь здесь…

– Здесь есть данные твоих ровесников, но тебя почему-то нет, – пробормотал Эдуард Валентинович, начиная заново просматривать документы в коробке.

Вскоре Рожков вернул коробку обратно на полку, и взял вместо неё другую.

– Сухонина Анастасия, Сухонин Денис… – прочитал Рожков. Он почесал седой затылок. – Странно… И документы других ребят здесь есть, но почему же тогда нет твоей папки?…

– Может быть, потому что я родилась не в Адвеге? – предположила я. – Возможно, мои документы хранятся где-нибудь в другом месте?

Рожков напряженно пожал плечами, затем оглянулся, скользя фонариком по залу.

– Давай-ка пройдёмся до конца зала… – наконец сказал он. – Посмотрим там…

Я кивнула, и мы с Эдуардом Валентиновичем направились дальше. Выйдя из лабиринтов стеллажей, мы прошли вдоль низких шкафов и проскочили мимо письменных столов с выключенными процессорами, пылящимися рядом с черными квадратами мониторов.

Наши шаги глухо отдавались в тишине, свет фонарика, что нёс Эдуард Валентинович, рассеивал темноту, высвечивая мятые стенки картонных коробок и узкие полки с документами.

Внутри меня клубились самые разные опасения, ведь быть может мы и не найдем ничего. Что же тогда мне делать? Ведь я так и не узнаю, что же здесь происходит.

– Маша. – Неожиданно Эдуард Валентинович повернулся ко мне, глядя на меня горящими глазами. – Кажется, это там…

Рожков посмотрел вперёд, туда, куда падал свет от его фонарика. Прищурив глаза, я тоже посмотрела вперёд. У самой дальней стены зала я увидела небольшой стеллаж. На нём стояли пять коробок с разными табличками. Стеллаж с коробками был один, возле него стояли лишь письменные столы, заваленные книгами и бесконечными бумагами.

Мы с Рожковым медленно направились дальше. От страха у меня скрутило живот, во рту пересохло. Я всё смотрела на этот стеллаж с коробками, до тех пор, пока не разглядела большую красную надпись на одной из них.

«ВНИМАНИЕ! СЕКРЕТНО. ПРОВЕДЕНИЕ ОПЫТОВ».

Я ощутила, как немеют мои конечности. Внутри меня всё вымерзло, и грудь пронзила острая боль, словно бы мне в сердце воткнули копьё.

«Всё это правда, – мелькнуло осознание происходящего у меня в голове. – Я так и знала, что всё это правда. Они действительно ставили на мне опыты».

Мои ноги вдруг подкосились, и я машинально схватила Рожкова за руку, чтобы не упасть.

– Машенька, тебе плохо? – спросил Эдуард Валентинович, подхватывая меня.

Я покачала головой, заливаясь горячими слезами и не в силах что-либо ответить. Я не чувствовала рук и ног, и ничего не слышала, только грохот моего истерзанного сердца в груди.

– Пожалуйста, посмотрите, что там, – сказала я Рожкову хриплым голосом.

Рожков сразу всё понял. Оставив меня сидеть на полу, он направился к стеллажу с той страшной коробкой. Покачиваясь, лучик фонарика Рожкова ускользал от меня всё дальше и дальше. Я осталась сидеть в кромешной темноте архива совсем одна, но меня уже не пугали ни темнота, ни что-либо ещё. Сейчас меня занимали другие мысли – уже через минуту я буду знать всю правду… всю эту страшную правду.

Я сидела, тяжело дыша и едва ли в силах двигаться. Ощущая тяжёлый груз волнения, я наблюдала, как Эдуард Валентинович приближается к стеллажам и достаёт с полки нужную нам коробку. Ворох пыли взметнулся в воздух, и Рожков скривил лицо. Вытащив из коробки толстую картонную папку, Эдуард Валентинович сразу же направился обратно.

Я опустила лицо, чтобы свет фонарика не попадал мне в глаза. Прошло чуть меньше минуты прежде, чем Рожков, наконец, опустился на пол рядом со мной.

Я посмотрела на папку в его руках. Это была самая обычная плотная папка из светлого картона, в самом центре обложки был наклеен кусок белого листа с моими данными. Имя, дата рождения, группа и резус-фактор крови.

Сверху папки была поставлена большая красная печать «ПОДОПЫТНЫЙ ОБРАЗЕЦ: МАРИЯ ОРЛОВА».

– Открывайте, – сказала я тихо.

Эдуард Валентинович кивнул. Дрожащими руками он надел очки, затем стал листать ветхие страницы моей карты. Я старалась терпеливо ждать, пока Рожков просмотрит содержание документов и врачебных заключений, и видела, как менялось и бледнело его лицо, пока он просматривал историю моей болезни.

– Господи… Я просто не могу в это поверить, – прошептал Рожков, взволнованно глядя в бумаги. – Твоя аллергия была вылечена год назад…

Рожков посмотрел на меня. Его карие глаза лихорадочно горели на старческом лице. Он был в шоке. Нет, другое: он был в ужасе. Я тоже, но у меня едва хватало сил на какие-то эмоции. Меня воротило от всего происходящего. Мне хотелось убежать куда-нибудь в угол этого тёмного зала, заснуть и проснуться дома, в Куполе. И пусть всё, что здесь сейчас происходило, оказалось бы просто сном.

– Кошмаром, – тихо произнесла я и поморщилась от острой боли, кольнувшей меня в висок.

– Да, всё так… Год назад они тебя вылечили, – тихо сказал Эдуард Валентинович, снова проглядывая бумаги. – У тебя уже даже был иммунитет к аллергену… Тьфу ты, чёрт…

– Я могла бы уже давно быть дома, – с горечью произнесла я.

Рожков сжал кулак и с силой ударил по папке. Я нервно вздрогнула, но он едва ли заметил это. Он был зол, а я была разбита.

В груди всё с надрывом кричало от боли. Некоторое время мы с Рожковым сидели в темноте архива, погрузившись в абсолютное безмолвие.

– Эдуард Валентинович, – наконец произнесла я слабым голосом. – Позвольте мне взглянуть…

Рожков как-то очень спокойно кивнул и с апатичной печалью протянул мне папку. Ненавистную и бесценную папку с правдой обо мне. Ослабевшей рукой я осторожно взяла фонарик и посветила на листы бумаги, скрепленные в ней. Я прочитывала документы медленно, едва с первого раза понимая написанное. Мои пальцы почти не гнулись, и я с трудом перелистывала страницы. Спустя несколько минут, мне попалась прикрепленная выписка с информацией по сыворотке, последний вариант которой тестировался на мне.

«Антирадиационная тестируемая сыворотка ПВ-307 высокого уровня качества обладает слабым влиянием на организм для создания побочных эффектов. Сыворотка не является прототипом цистамина или НетРадена и создаётся не для выведения радиации из организма, а для изначального повышения иммунитета живого организма к ионизирующему излучению и мутации. Вводится подопытному образцу в течение года и трёх с половиной месяцев. По прогнозам и анализам сыворотка будет действовать правильно только при поднятии у образца иммунитета к излучению до ста процентов. По результатам исследований было выяснено, что для объективного тестирования сыворотки не подойдут подопытные образцы с отсутствием в крови частиц альфа-месты. Необходим образец с присутствием данных частиц в крови».

Я перелистнула ещё одну страницу, наткнувшись на ещё одно письмо Спольникова, адресованное Сухонину. Мое нутро словно бы обожгло огнём. Письмо было прикреплено в конце моей истории болезни, и я сразу же прочитала его:

«Сергей!

Это большая удача, что Орлов написал Вам. Его дочь Мария Орлова прекрасно подойдет для тестов нашей антирадиационной сыворотки. Вы как никто знаете, как долго мы уже не можем найти образец для опытов с альфа-места частицами в крови. Тем более, Орлова будет младше двадцати лет, когда мы начнем тест. Не так страшно, что она больна радиационной аллергией, но нам не стоит начинать тест, пока аллергия не будет окончательно вылечена и иммунитет к аллергену не поднимется до нужного уровня. Обязательно берите Орлову на лечение! Сначала мы её полностью вылечим от аллергии и только после этого начнем делать инъекции с антирадиационной сывороткой.

Что касается Орлова: скажите ему, что его дочь сможет вернуться из карантина только через десять лет – это максимально долгий срок, который только возможно ему назвать, чтобы он ничего не заподозрил. И не волнуйтесь, этого времени нам с лихвой хватит, чтобы провести опыт…

С уважением, Андрей Спольников».

– Вот сволочь, – процедила я, скалясь. – Какая же ты сволочь, Спольников… Какой же ты гад… Как тебя земля-то носит вообще?…

Рожков покачал головой. Сняв очки, он потер глаза.

– Мне действительно жаль, что Андрей оказался тем, кем оказался… – пробормотал Эдуард Валентинович. – В такой ситуации я мог бы подумать на кого угодно, но чтобы заподозрить в таком Андрея… А вот что в итоге…

Я дрожащей рукой перелистнула очередную страницу. Больше ничего. Страницы закончились. Я закрыла папку и теперь сидела, молча глядя на неё. В голове было пусто. Я просто не знала, что мне теперь делать, что думать…

Время вдруг стало казаться мне дерзко медленным. Темнота загустела в этом страшном зале, и мне показалось, что я даже не чувствую, как дышу. Я глядела на свои острые колени в потёртых джинсах, и ощущала, что едва держусь.

Рожков вдруг повернулся ко мне и сказал:

– Маша, тебе надо бежать. – Он угрюмо вглядывался в моё лицо. – Выбраться из Адвеги, дойти до Тверского и найти способ добрать до дома…. Здесь тебе оставаться нельзя.

Меня вдруг словно бы что-то ударило. Я взбудоражено посмотрела на Рожкова и кивнула. Да, именно так – мне надо бежать, мне надо скорее выбираться из Адвеги. Придется идти по мёртвым землям совсем одной, но другого выхода нет. Мне придется искать хоть какой-нибудь способ вернуться в Купол. И пусть я буду одна – мне придется сделать всё, что в моих силах, если я хочу ещё раз увидеть своего отца.

– Да, я должна бежать, – словно пробуя на вкус эти слова, глухо произнесла я.

Эдуард Валентинович поднялся с пола и подал мне руку, помогая мне встать на ноги. Он забрал папку и спрятал её за пазухой.

– И я помогу тебе в этом, – сказал Рожков уверенно. – Я выведу тебя из Адвеги.

***

Покинув архивный зал, мы с Рожковым поспешили добраться до жилых помещений города. С того момента, как я нашла письмо на столе Сухонина прошло всего полтора часа, хотя мне казалось, что минула целая ночь.

Проводив меня до угла коридора и убедившись, что меня никто не ищет, Рожков отдал мне папку, затем велел мне быстро собирать вещи и через пять минут ждать его в тупике тридцать второго улицы западной части города. Улицы, собственно, идущей параллельной той, на которой жила я.

Как только Рожков ушел, я в одно мгновение открыла свою комнату и забежала внутрь, так и не включив большой свет. Заперев дверь, я прислонилась к ней спиной. В ушах стоял гул, дыхание сбилось. Мой взгляд был прикован к светящимся часам на стене, которые заворожённо тикали, отсчитывая секунды до моего побега.

Протянув руку, я щелкнула выключателем. Жёлтый свет разлился в помещении, осветив небольшую вытянутую комнату, обклеенную светло-зелёными обоями. Возможно, я в последний раз вижу внутреннее убранство моего жилья: кровать, стоящую у дальней стены напротив двери, старый секретер и проеденное молью кресло возле него, настенную полку с книгами, альбомами и папкой ещё школьных времен….

Мой взгляд остановился на красивой вазе, стоящей на комоде. Эта ваза была здесь ещё до моего приезда сюда. Единственное украшение в моей комнате. Кажется, про неё просто забыли и оставили здесь. Как и меня. Но скоро всё изменится. Совсем скоро….

Внезапно осознав, что я теряю время, я ахнула. Сорвавшись с места, я дрожащими руками начала выдвигать ящики из старого комода. Я быстро вытаскивала из них свои вещи, всё то, что могло мне понадобиться в пути, и кидала их на кровать. Перепачкав руки в пыли, я достала из-под кровати большой кожаный рюкзак, в который отец когда-то давно сложил мои вещи, отправляя меня сюда, в подземный город.

Первой в рюкзак я запихнула папку из лабораторного архива Адвеги, где содержались все данные о тестах Спольникова и о его сыровотке, затем закинула в рюкзак свои старые джинсы и выцветший зелёный свитер. Уже после в сумку полетели и другие вещи, которые казались мне безумно нужными, но половина из которых типа карандашей, открыток, заколок и чего-то в этом духе, по сути, была самым настоящим хламом.

В секретере у меня была спрятана очень ценная вещь. Вытряхнув из дальнего ящика всякий мусор, я достала из него серебряный брелок в виде волка, который мне подарил отец на мой десятый день рождения.

Наконец, я поняла, что все, что мне может понадобиться, я уже собрала. Я приподняла рюкзак – мне он показался кошмарно тяжелым, хотя место там ещё было. В любом случае, сейчас это неважно, тащить я его точно смогу. Теперь главное благополучно добраться до Рожкова.

Сделав глубокий вдох, я попыталась немного успокоиться. В этот момент где-то громыхнуло. Вздрогнув, я прислушалась. Что это ещё такое?

Мне неожиданно начало казаться, что я слышу крики и топот за дверью, что кто-то зовёт меня.

Охваченная паникой, я кинулась к выключателю и погасила свет, после начала пятиться, не сводя взгляда с двери. Я в бессилии опустилась прямо на пол, когда дошла до своей кровати. Меня так сильно сковал ужас, что я едва ли могла сделать лишнее движение. Некоторое время всё было тихо, и я уже подумала, что мне должно быть показалось, когда в дверь кто-то громко постучал.

***

Я буквально онемела, сидя на полу в полутьме моей комнаты.

– Маша! Это Андрей. – Я почти сразу узнала голос Спольникова. – Ты можешь открыть мне?

Я в ужасе смотрела на дверь и молчала. Господи, что же мне делать? Я поморщилась. В груди кольнуло, когда я ещё раз прокрутила в голове всё то, что сегодня узнала. Я не хочу видеть этого предателя, не хочу даже слышать его голос…

Но главное – как мне теперь сбежать от него? Он ведь наверняка уже всё знает.

– Маша, я знаю, что ты здесь! Пять минут назад Николаев видел, как ты зашла в свою комнату, – громко проговорил Андрей. – Он сказал, что ты выглядела очень странно. Что случилось? Ты откроешь мне?

Я нервно покусала губы. Кажется, всё кончено. Скорее всего, Спольников там не один, а с толпой офицеров. Я зажмурилась. Что же делать? Что? Внезапно в дверь снова забарабанили, да так сильно, что я подскочила.

– Мария, – уже громче прикрикнул Андрей. – Сию минуту открой мне дверь и объясни, что происходит и почему ты сегодня вечером не явилась на инъекцию!

Внутри меня что-то с надрывом заныло, а потом словно бы разломилось на части, взрываясь от гнева. Инъекция?! Эта сволочь до сих пор думает, что я дам себя травить дальше?!

– Предатель! – не сдержавшись, выкрикнула я. – Чёртов предатель! Мой отец считал Вас другом, а Вы предали его!

Стук прекратился. Через несколько секунд я снова услышала голос Спольникова.

– Маша, о чём ты говоришь? – Голос Андрея изменился, стал совсем другим – тихим и ровным. Он явно был в шоке. – Маша, я в последний раз по-хорошему прошу тебя – открой мне дверь и объясни, что происходит.

Чёртов лжец. От гнева я стиснула зубы с такой силой, что они едва не заскрипели.

– Убирайтесь! – снова крикнула я в отчаянии. В гневе я схватила с тумбы мою кружку и с размаху кинула её в дверь. Пролетев через комнату, кружка вдребезги разбилась, ударившись о дверной косяк. Осколки дождём посыпались на пол. – Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!

– Ну, всё, с меня хватит, – произнёс Андрей.

Я услышала звон ключей и исступлённо замерла.

Идиотка! Как же я забыла о том, что врачам выдавались ключи от комнат жителей! Они их всегда носили с собой на тот случай, если с жителями Адвеги случались какие-то приступы, а комнаты вдруг оказывались заперты изнутри.

Недолго думая, я вскочила с пола и кинулась к двери. Надо просто впустить Спольникова в комнату и попытаться пробежать мимо него. План был заведомо дурацким и сразу дал крах. Я была у двери в тот момент, когда Андрей открыл её и прошел в комнату, но в результате моей попытки пробежать мимо него, я только быстрее угодила к Спольникову в руки. Андрей схватил меня, заломив мне руки за спину, и ногой захлопнул дверь, чтобы я не убежала.

– Отпустите меня! – истерично закричала я.

Всеми силами я пыталась вырваться, но естественно у меня ничего не получилось, так как Спольников был куда сильнее маленькой худенькой дурочки, в роли которой я выступала. Я вертелась как уж на сковородке, пытаясь вывернуться из его хватки, но всё было безуспешно. Андрей пытался покрепче прижать меня к себе и хоть как-то обездвижить, но я упорно продолжала сопротивляться. Впрочем, лишь до тех пор, пока не ударилась ногой о комод с такой силой, что у меня чуть искры из глаз не посыпались. Тут же послышался грохот, и звон расколотившейся керамики.

Моя любимая ваза разбилась! От боли в ноге и жгучего разочарования я на мгновение перестала сопротивляться, это и решило исход битвы. Спольников зажал мне рот и крепко прижал к себе.

– Если ты ещё хоть раз попытаешься дёрнуться, я вколю тебе снотворное, – прошептал Андрей мне на ухо.

Я мгновенно застыла на месте, с опаской вняв словам Спольникова. Только снотворного мне ещё не хватало… Несколько секунд мы просто молча стояли в полутьме моей комнаты, которую освещали только круглые настенные часы. Стрелка щёлкала, время уходило, и мне казалось, что с каждой уходящей секундой, я становлюсь все слабее, тоньше, прозрачнее. У меня больше не было сил сопротивляться.

Наконец, Спольников ослабил хватку на моем лице и убрал руку, давая возможность мне свободно говорить. К счастью для меня, я все ещё стояла спиной к Андрею и не видела его лица. Спольников все ещё крепко держал меня, прижимая к своей груди, и я чувствовала, как быстро бьётся его сердце. Слышала, как тяжело он дышит, и ощущала так хорошо знакомый мне запах его одеколона.

– А теперь, Маша, – тихо, но строго проговорил Андрей. – Объясни мне, что происходит.

Я не сразу заговорила. Дала себе отдушину на несколько секунд.

– Я всё знаю, Андрей, – наконец прошептала я. Тоска рвала меня на части. – Я знаю о сыворотке, которую Вы создаёте и о том, что Вы уже год тестируете её на мне.

Спольников молчал, но я чувствовала, как он был напряжен. Это был ключевой момент. Я ждала реакцию Андрея на мои слова, потому что именно она должна была стать окончательной точкой в той правде, которую я узнала.

– Как давно? – спросил он тихим, пронзительным голосом.

Я зажмурилась, и слёзы ручьем потекли по моим щекам. Всё… Всё. Вот оно. Андрей – предатель. Как бы я не надеялась, как бы ни пыталась найти лазейку до самого последнего момента, этим вопросом он сейчас окончательно во всём признался.

– Пару часов, – всхлипнув, ответила я. Перед глазами все было размыто, синий свет часов и полоска света из-под двери превратились в яркие линии, смешанные с неровными пятнами.

Андрей резко развернул меня к себе лицом, затем оттолкнул и с размахом ударил по щеке.

– Дрянь! – рявкнул он. – Какая же ты дрянь! Как можно было вообще всё так испортить?!

На какой-то момент я совершенно потерялась в пространстве, и упала бы, едва помня себя от резкой боли, если бы Спольников снова не поймал меня, крепко хватая за предплечья. Я уже не сопротивлялась – в конце концов, сейчас это в любом случае бесполезно. Теперь Андрей крепко держал меня, пронзая гневным взглядом. Едва-едва я пришла в себя и, когда заметила, как близко от меня был Спольников, мгновенно почувствовала долю острой неприязни. В комнате было темно, но я видела блеск его очков в синей полутьме.

Я смотрела ему прямо в глаза. В эти так хорошо знакомые мне серо-голубые глаза. Мне вспомнилось лицо Андрея в тот момент, когда он успокаивал меня после какой-то неудачной контрольной работы в школе. Тогда в этих глазах я видела только доброту и тепло. Тогда Андрей с мягкой улыбкой повторял мне, что ничего страшного в моей неудаче нет, что я обязательно со всем справлюсь.

Господи, неужели всё происходящее возможно?

Я закрыла глаза. Боль была такой ядовитой, такой страшной. Это невозможно было терпеть.

– Какая же ты идиотка, Маша, – гневно прошептал Спольников, с силой сжимая мои предплечья. – Поверить в это не могу! Ты же сама всё себе испортила. Теперь тебе придется до конца опыта торчать в лазарете. Я и так ведь сделал всё, чтобы ты не умирала в четырех белых стенах, как подопытный кролик и хоть немного нормально пожила!…

Меня захватила негодование – такое горячее и необузданное, что меня даже затрясло. Мои слова мгновенно наполнил едкий сарказм.

– Ах, спасибо за Вашу доброту и участие! – язвительно воскликнула я, всматриваясь в искаженное гневом лицо Спольникова. Я все ещё обращалась к Андрею на «Вы», больше по привычке, нежели из вежливости. – Вы так добры, так внимательно заботитесь о том, чтобы моё убийство было выполнено с максимальным комфортом! Да как Вы вообще смеете говорить со мной в таком тоне?! – кричала я. – Вы – предатель и убийца! Мой отец считал Вас своим другом, он доверял Вам! И я тоже доверяла, а Вы… Вы….

Я снова попыталась начать вырываться, но Спольников с силой встряхнул меня, и я обмякла. У меня совсем не было сил. Теперь даже на то, чтобы продолжать свою гневную тираду. Всё кончено, чего теперь мне со всех этих слов?…

– Как ты узнала обо всём? – тихо спросил Спольников. Он чуть сощурил глаза, вглядываясь в моё лицо.

– Сегодня вечером я относила Сухонину справочники, – дежурно ответила я, прикрывая глаза и устало глядя куда-то в темноту. – Его не было в кабинете. Я положила эти справочники к нему на стол и совершенно случайно увидела свое имя в Вашем письме, адресованному Сухонину. Оно лежало у клавиатуры. Не сложно догадаться, что я забрала это письмо и, прочитав его, узнала обо всём.

Андрей помолчал некоторое время. Он все смотрел на меня, испепеляя злым взглядом, и, по судя по всему, упорно боролся с быстро нарастающей яростью. Было видно, что Спольников с трудом держит себя в руках, поэтому я вполне обоснованно боялась, что сейчас он может запросто избить меня.

– Ты похожа на своего отца, – неожиданно спокойно сказал Андрей. У меня в животе что-то перевернулось, и я почувствовала тошнотворную неприязнь – мне не хотелось слышать от Спольникова подобные слова. Мне не хотелось, чтобы он вообще упоминал о моем отце. – Ты очень на него похожа, ты ведь это знаешь, Маша? – Я отвернулась, но Андрей схватил меня за лицо и снова повернул мою голову так, чтобы я смотрела на него. – Но твои глаза… Твои глаза – это глаза твоей матери. – Андрей наклонился и прошептал мне на ухо ядовитым, словно олеандр, голосом: – И твой взгляд, донельзя наполненный страхом, тоже мне знаком. У неё был такой же взгляд, когда она умирала на руках твоего отца. И знаешь, Маша, это был я.… Я их всех сдал. Я помог им убить её…

Я почувствовала, как земля уходит из-под моих ног. В груди всё так сильно сдавило, что я уже, кажется, не могла дышать. В эти секунды весь мир вокруг меня вдруг уменьшился до одной точки, затем треснул и вдребезги разлетелся в стороны горящими обломками. Вся моя жизнь вдруг превратилась в пепел.

Я бы хотела оттолкнуть Спольникова, хотела бы вцепиться в него и трясти до тех пор, пока его черная душонка не испугается меня… Я бы хотела кричать, плакать, лежать на полу, умирая от горя!..Но я была слишком слаба. Бессилие, одолевшее меня, крепко переплелось с горькой скорбью, и ударило в самое сердце. Теперь я уже даже не могла удержаться на ногах.

Поддерживая меня, Спольников вместе со мной опустился на пол. Циничная, мстительная усмешка играла на его самодовольством лице, наглое веселье блестело в глазах, и весь его вид выражал довольство. Я закрыла лицо руками, пытаясь начать нормально дышать. Боже мой, Боже мой… Папа, как хорошо, что ты не видишь и не слышишь всего этого…

– Андрей, зачем тебе всё это? – с надрывом прошептала я, прикрывая глаза.

Взяв мое лицо в свою руку, Андрей чуть склонил голову и провел большим пальцем по моей щеке.

– Справедливость, Маша, – прошептал он. – Справедливость. Понимаешь ли, над НетРаденом должен был работать я, не Орлов. Это был мой проект, именно я посвящал ему всё своё время. Да, Орлов был его автором, но за разработку отвечал именно я. Орлов же просто забрал себе мою работу. Он даже не дал мне выполнять ту часть из неё, которую я всегда выполнял лучше него. И всё, потому что я якобы был ещё не слишком опытным, потому что я был всего лишь его учеником, хотя он сам всегда признавал то, что я гений. – Спольников зло сплюнул, его лицо было перекошено от гнева, взгляд метал искры. Я ещё никогда не видела его в таком страшном состоянии. – А потом я принял решение начать свой проект по созданию ПВ-307, сыворотки вырабатывающей в живом организме иммунитет к ионизирующему излучению. Это даже не НетРаден, мгновенно выводящий частицы радиации из живых организмов. Моя разработка действительно бы спасла мир – она бы просто обесценила любую «грязь» от атомного оружия… Впрочем, неважно. Тебе это будет сложно понять. – Спольников усмехнулся, глядя на меня. – Когда я связался с Сухониным, собираясь сотрудничать с ним, мы практически сразу обо всё договорились. По моему сообщению он присылает налётчиков куда надо и когда надо и, если я всё делаю правильно, то он оказывает мне свое доверие и принимает меня в Адвегу, где будет поддерживать мой проект и помогать мне ресурсами. Вот и всё. Передо мной стояли две задачи – забрать самые ценные из документов Орлова по работе над НетРаденом и организовать убийство Натальи Орловой, твоей матери. – Я вздрогнула, жмурясь от болезненного судорога, скользнувшего по моим рукам от локтей до запястий. Спольников сильнее сжал пальцы на моем лице, и я снова замерла. – Да-да, Маша, всё просто. Когда они явились, я дал им наводку и дальше всё пошло, как по маслу. Знаешь, Сухонин ненавидит твоего отца. Самой лютой ненавистью. Он до сих пор не может простить ему смерть жены. На самом деле, Орлов был не виноват в её смерти, я знаю, потому что был там, с ним, когда он пытался спасти её. Однако когда я связался с Сухониным, я рассказал ему совсем другую историю. Попросту я солгал ему о том, что твой отец полностью виновен в смерти Анны Сухониной. – Спольников пожал плечами. Я с трудом удержалась, чтобы не попытаться плюнуть ему в лицо. – И вот, Маша, по моей наводке, Орлов лишается всего. Точно так же, как он когда-то лишил меня самой главной в моей жизни работы, моих исследований, моей цели, и, конечно же, жизни в Куполе, я решил лишить его всего того, чем он так сильно дорожил – его жены, его проекта… А теперь и его дочери.

Я поморщилась, когда Спольников посмотрел на меня, не скрывая деспотичного, извращенного веселья.

– Ты просто сумасшедший, – прошептала я.

Андрей усмехнулся.

– Может быть, для тебя – да, – сказал он. – Но на самом деле, я не сумасшедший – я гений. Я готов отдать всю свою жизнь за свою работу. К тому же, если тебе интересно, это было просто удачное стечение обстоятельств для меня. Мою сыворотку, как и НетРаден, да и все остальные лекарства, так или иначе изобретаемые против воздействия радиации, объективно и полно можно проверить только на том образце, в крови которого содержатся альфа-места частицы. То есть мне нужна была такая кровь, как и у тебя. К сожалению, после даже самых тщательных поисков, мы так и не смогли найти того, кто бы нам подходил. До тех пор, пока не случилось то, что случилось. – Спольников засмеялся, качая головой, словно безумный. – Маша, ты только подумай – единственным подходящим образцом для моих тестов оказалась ты, дочь Орлова, которую он собственноручно отдал мне. Теперь ты понимаешь, о чём я говорю? Не только я хочу справедливости, но само мироздание. Так должно быть, пойми, именно поэтому всё сходится так, как я и не мечтал. Орлов совершил преступление против меня, отравил мне жизнь, унизил меня. Но вскоре он полностью познает, каким горьким будет наказание за все зло, что он причинил мне… А когда я создам то, что запланировал – почивать на лаврах будет не он, Маша, не твой отец, а я.

Спольников снова засмеялся, резко отпуская моё лицо. Я, едва двигаясь, в страхе отползла к противоположной стене и прижалась к ней спиной.

«Мне конец», – трепеща, подумала я, когда Андрей начал подниматься на ноги.

– Что ж, Маша, – сказал он, цепко глядя на меня. На его тонких губах играла зловещая улыбка. Спольников направился к двери, затем повернул ручку и открыл её, пропуская блеклый свет коридорных ламп в мою комнату. Я прищурилась из-за непривычной моим глазам яркости. Открыв дверь, Андрей продолжал:– Как бы там ни было, теперь ты всё знаешь. Но, в любом случае, даже если бы мои тесты завершились благополучно, и ты бы осталась жива – я бы всё равно убил тебя. Так что боюсь, тебе в любом случае придется смириться с тем, что тебя ждёт скорая смерть…

– Ну, уж нет, Спольников, – услышала я голос Рожкова. – Сегодня здесь со скорой смертью придется смириться только тебе…