Читать книгу Домеон - Зоя Анишкина - Страница 3

Наш Учитель, Кони Алсес Сервидае, был старейшим в заповеднике. Ему было более 100 лет, и возраст брал свое. Лоси и в молодости были горбатыми и мрачными, с руками и ногами, покрытыми грубой шерстью, достаточно длинной, чтобы местами сваливаться в колтуны. Она везде была одинакового цвета – черно-коричневого, даже на голове, что добавляло их продолговатому лицу странное выражение, задумчивое и вопросительное одновременно. Нос картошкой, выделявшийся так плавно, что, глядя прямо на них, можно было и не заметить его вовсе, был самой большой частью, а уши прижались к голове настолько, что иногда казалось, что их нет. При этом рост взрослого лося не уступал росту представителей семейству Лошадиных, хоть и скрадывался горбатостью. Самым удивительным для меня во внешности Учителя были небольшие рога, как правило, появлявшиеся к возрасту 40—50 лет у этого вида. Они росли на самой макушке, строго над глазами черного цвета и имели два-три ответвления. Учитель часто цеплялся ими за наши невысокие карнизы и очевидно испытывал неудобства, хотя и никогда не жаловался вслух.

Казалось, что он такой грозный и грузный в темно-коричневом льняном костюме, по краям которого топорщилась шерсть. Наш Учитель под весом возраста все больше клонился к земле и напоминал могучего старичка. При этом у него были все же самые впечатляющие рога, которые я когда-либо видел в нашем заповеднике (не считая его брата, конечно), а еще он был поистине мудрым, несмотря на странный вид. По правде говоря, будь на его месте любой другой, я вообще вряд ли появлялся бы на занятиях.

Странно, но, похоже, наши чувства были взаимны, ведь Учитель никогда не пытался на меня давить или воспитывать, как другие. Он с самого начала ни слова не говорил мне насчет молчаливости на занятиях. А молчал я постоянно, полностью игнорируя все задаваемые вопросы. С детства упрямый, я не видел смысла в этой глупой показухе. Ответы, вопросы, похвалы за правильные ответы и правильные вопросы. Я умел прекрасно слушать и запоминать, мне не надо большего. Товарищи сначала смотрели на меня с удивлением, затем с раздражением, а потом и вовсе перестали обращать внимание, как будто меня не было в классе. Удивительно, но на общении вне школы это не сильно сказывалось.

Но с Учителем нас связывало не только его попустительское отношение к моему маргинальному поведению в классе. Я случайно стал свидетелем его жизни вне работ, точнее, не самой приятной ее части. Этот случай до сих пор пробуждал во мне чувства жалости и сожаления, а также возмущение бесконечной несправедливостью нашего мира.

Пары в нашем обществе создаются один раз и на всю жизнь исключительно с представителями своего семейства (но можно разных видов и родов), исключение составляет только ранняя смерть одного из партнеров. Я мало видел старых, потому что как только ты переставал приносить пользу обществу, становился неспособным к работам, тебе предлагали выбор: жить в хосписе или эвтаназия. Как уже стало понятно, хосписы не пользовались большой популярностью… у нас это небольшое серенькое здание с изображениями солнца на рассвете и закате стояло рядом с Ратушей. И на моем веку там еще ни разу никто не селился.

Так вот, у Учителя была супруга, Матильда, и она была изящной и веселой косулей. В отличие от Кони, она всегда ходила прямо, не сутулясь и не горбясь. Вся ее спина и задние части рук и ног были покрыты светло-коричневой шерстью, всегда чистой и опрятной, несмотря на работы в поле и на дополнительном пункте питания заповедника. Коричневые костюмчики из льна всегда были ей к лицу. На макушке Матильды прямо среди коротеньких волос, гораздо более мягких, чем на спине, красовались два крошечных пенька – маленькие рожки. Она ничем не выделялась и существовала в нашем обществе, как и все, на общих началах.

Жили вместе Кони и Матильда более 80 лет, а потом она стала стареть и в один прекрасный день не смогла выполнить даже минимальный план на велосипеде, от которого питаются генераторы на пункте питания. Уже через пару дней по заповеднику пронеслась новость, что еще один член общества стал старым. Не грустно и не весело – как есть. Конечно, она решила уйти, но не в хоспис… Проще говоря, при ее желании Учитель смог бы их содержать, ведь он был одним из старейших и уважаемых членов нашего заповедника.

Хочу пояснить, что общество выживших не варварское, просто рациональное. В нашей природе нечасто встречаются сильные чувства и привязанности, ведь наша главная задача – выживать. К слову говоря, такие чувства – это вообще редкость. Поэтому речь об этой привязанности не идет – просто партнерство. Но Учитель был именно привязан к своей спутнице жизни сильнее, чем это было принято в нашем обществе.

Однажды, пару лет назад, мать принесла с работ большую пачку соли и велела мне отнести ее Учителю. Видите ли, наши соседи сегодня были заняты и не успели передать в дом, где жили Сервидае, положенную порцию. А так как я был уже достаточно взрослый для игнорирования правил нахождения за пределами заповедника, то и энергию мою следовало направить в правильное русло. После этого короткого монолога я почти час добирался до дома Учителя рядом со школой, обозленный такой «честью», еле плетясь и откладывая неизбежную встречу. Вместо любимых прогулок у края заповедника, ну и немного за его пределами, как правильно предполагала мать, надо было тратить время на того, кто уже целый месяц к тому моменту втолковывал мне прелести нашего жизненного уклада. Подойдя наконец к месту назначения, я решил обойти вокруг и постучать со стороны общей комнаты: вдруг все же никто не ответит? Но едва приблизившись к углу, услышал безошибочно знакомый гулкий баритон:

– Тилли, но это совершенно не обязательно! Сама подумай, я учитель, меня любят и уважают, я смогу попросить спонсоров увеличить мой рацион, нам хватит пищи на двоих! – его голос звучал до странности умоляюще. Я остановился и прислушался.

– Кони, дорогой, мне уже почти 90, мои ноги гудят по вечерам, мне стало сложно выполнять свои обязанности на работах, ты же сам видел, как я сдала. Я постарела и не собираюсь становиться обузой для тебя и для общества, ты же прекрасно это понимаешь. Вся моя семья так поступала и все мои предки, – голос его партнерши был мягкий, но настойчивый.

– Неправда, не все наши предки так поступали, люди так не поступали, звери так не поступали и не поступают, – его обычно раскатистый голос превратился в гулкий шепот.

В тот момент я невольно потянулся к углу дома и, прячась за куст, посмотрел на участников спора. Она сидела на скамейке, а он пристроился у ее босых ног, что само по себе было странным. В моей семье я никогда не видел ничего подобного. Матильда улыбнулась:

– Я достаточно долго живу с тобой, чтобы знать: у людей тоже была эвтаназия. Она была предусмотрена в некоторых странах и избавляла от боли и мучений людей, уставших от жизни. Не так ли? Или ты думал, я никогда не читаю тех книг и не понимаю мертвых языков?

Толстые и волосатые пальцы Учителя с грязными толстыми одеревеневшими ногтями схватили ступню, свободную внизу от шерсти, и судорожно ее сжали:

– Я никогда в тебе не сомневался. Ты знаешь, кто чаще всего таким образом уходил из жизни. Но ты здорова и способна прожить еще очень долго. А как же мои мучения и страдания? Как я буду без тебя, Тилли?

Последние слова гулко отразились от ее коленей, в которые он уткнулся в порыве отчаяния.

– Так же, как и был до меня, это неизбежность. Мне очень жаль, что ты вынужден страдать, ведь это неестественно для нас. Все эти годы – это чудо Великой Природы, но никто не может злоупотреблять этим, мы уже много раз убеждались. Давай посмотрим с другой стороны? Я прожила прекрасную и счастливую жизнь и жалею лишь об отсутствии младших, по крайней мере, нашего вида… Но на то не наша воля, теперь было бы эгоизмом после всех лет сытой и счастливой жизни отнимать это у других. Почему они должны кормить меня, если мне нечего отдать им взамен? К рождению младших я уже не способна, что от меня получит общество? Обузу на долгие годы?

Ее слова были простыми и знакомыми, мы с детства знали о привычках нашего общества и лишь единицы соглашались на хоспис, эвтаназия – норма для нас.

– Тилли, я никогда не понимал и не принимал этого! Неужели своей отдачей и трудом ты не заслужила тихую старость со мной? Что за зверство умирать ради чужого – нет, – общего блага? Ты еще столько могла бы сделать! Сменить род деятельности и сделать столько полезного! В конце концов, посмотри вокруг: как можно добровольно покидать этот мир, находясь в здравии и твердом уме? Это убийство, Тилли, нет, еще хуже – это самоубийство.

Повисла неловкая пауза, и Матильда, приложив свои тонкие темные, едва заметные на почти плоском лице губы к макушке Учителя, молча встала, направившись в сторону дома, оставив без ответа его вопросы.

Я уже жалел, что невольно стал частью этой сцены, и у меня не хватило мужества уйти или выказать свое присутствие раньше. Столько вопросов крутилось у меня в голове! Эвтаназия у наших предков людей была редкостью? Что за мертвые языки и книги? Не электронные? Не на органических носителях? Тут я представил целую библиотеку настоящих книг… Ведь мы уже несколько столетий как полностью перешли на электронные носители. Бумага, само собой, была запрещена века назад, но органические свитки вполне себе долго были в ходу. Мне отец рассказывал про это, когда был жив.

В этот момент передо мной выросла сгорбленная фигура, приближение которой я совершенно не заметил из-за лихорадочных мыслей.

– Домеон Урсус Урсидае, добрый вечер. Я прекрасно понимаю твое любопытство, но иногда следует спросить разрешения, прежде чем вмешиваться в подобный разговор, хоть и невольно.

Он устало окинул меня взглядом, я же ошарашено и смущенно молчал, уставившись взглядом на свои большие волосатые и босые ноги.

– Многое в нашей жизни кажется тебе несправедливым, и сегодня ты убедился, что не одинок. Несмотря на то, что человеческие чувства в нас притупились, животные инстинкты все же могут встать на второе место. Я надеюсь, эти знания смогут тебе пригодиться, а теперь я с радостью приму соль, которую, скорее всего, тебе велела передать твоя мама или соседи, и отправлю домой. До завтра, и не забудь, что я ожидаю твоего появления в школе с выполненным домашним заданием.

Он практически силой выдернул пакет из моих рук и направился к дому, а я еще несколько минут все так же ошарашено пялился на свои еще худенькие руки.

Эту тему мы никогда больше не поднимали, но чем старше я становился, тем больше задумывался над понятием «справедливость» и его «применением» в нашем обществе. Думал я и об эвтаназии в старости. Пару раз видел картинки из жизни людей, и на них были старики, такие морщинистые и сгорбленные маленькие человечки. Я не придавал этому значения, но это свидетельствовало о жизни после наступления старости. Получается, что их обеспечивал кто-то, общество скорее всего. Но почему? Может, все они были какими-нибудь учеными и учителями и могли, невзирая на симптомы старости, приносить пользу до самой смерти?

Мне было бесконечно интересно узнать больше про эвтаназию у людей, почему и как она применялась, что именно у них было не принято. Я видел фото больших семей, где были дети, родители и старики; должно быть, это несколько поколений одной семьи. А я даже не знал, кто были родители моих родителей, откуда мы появились и всю жизнь ли жили в заповеднике №121. Мать и отец ни разу не упоминали об этом.

Я был лишь рад, что эта ситуация не повлияла на отношения между мною и Учителем во время занятий; тему эту никто не поднимал, даже когда мы случайно узнали об уходе его жены. Это было нормально – никто не удивился даже, только после этого я заметил в глазах Учителя обреченность и тоску…

Вот и в этот раз, переступая порог школы со столь противоречивыми чувствами, я заметил его, одиноко стоящего в коридоре. Разговор в тук-туке, мое мрачное настроение и воспоминания наверняка отражались на лице, так как Учитель озабоченно посмотрел на меня, приглашая жестом всех в класс. В нашей школе сейчас было два педагога, несмотря на то, что обычно их намного больше. Но младших набралось всего два класса, и каждый из учителей вел свою группу от первого до третьего года, обучая всем курсам. Для нас все осталось практически позади – пара недель истории и выпуск. Однако за это время мы должны были узнать, как же вышло, что наш мир пришел к тому, что мы имеем.

Мы расселись на наши места – деревянные столы и стулья, которые были, между прочим, очень удобными. На стульях лежали мягкие пуфики, набитые соломой, ножки у мебели регулировались по высоте. А маленькие Клод и Мими наверняка воспринимали их как ложа – такие они были большие. Вообще класс был рассчитан на 20 учеников, но занималось только 8. Мама рассказывала мне, что в ее молодости, когда ей не было еще пяти лет, в заповеднике обучались три полных класса, а потом количество младших стало уменьшаться с каждым годом, и нам разрешили набор с разницей в несколько лет. Откровенно говоря, я подозревал, что появление последышей произошло уже давно и их количество постоянно нарастало в течение многих лет.

Мы заняли свои места согласно росту, от самого низкого до высокого – всем должно быть удобно и видно доску. Хотя и была задействована только треть зала, я привычно плюхнулся на самый дальний стул. Каждый стол был оборудован специальным устройством, которое могло выполнять различные функции – от тетради до учебника. Когда класс притих, на часах над дверью было ровно 6:30. Мне всегда казалось странным, что все естественное, такое, как мебель из дерева и камня, сочетается с суперсовременными приборами, состоящими из органических материалов, но выглядевшими, словно что-то недозволенное из мира людей.

Пока мои мысли роились в тишине, Учитель тихо вошел в класс и поприветствовал нас. Он окинул всех сидящих взглядом и, не заметив отсутствующих, присел за свой широкий стол. Началось…

– Итак, мои дорогие, нам с вами осталось совсем немного времени до того прекрасного момента, когда вы станете старше и отправитесь на работы. Но пока стоит усвоить еще один урок, на мой взгляд, самый важный – урок истории. Мы не можем двигаться вперед, не осознав, насколько тяжел груз прошлого и как нам с вами сделать его чуточку легче. Ваш выпуск для меня особенный, и я от всей души постараюсь научить вас большему, чем других.

Как я понял, это относилось только к исторической части занятий, ведь я не заметил особенных отклонений в наших уроках ранее.

Учитель снова обвел нас взглядом, на секунду, как мне показалось, задержавшись на мне. Затем он встал и подошел к большому окну.

– Как вы все знаете, мы живем в обществе, которое уважает Великую Природу и друг друга, охраняя эти принципы. Также мне достоверно известно, что многие из вас уже получили представление о том, что было за несколько сотен лет до вашего рождения. Может, кто-то хочет рассказать нам всем о своих догадках? – он повернулся к аудитории и с насмешкой посмотрел в класс, где уже тянулось несколько рук.

– Только одно условие, – он снова лукаво улыбнулся – Если вы намерены повествовать о косатках, бороздивших просторы Южного моря и пожиравших людей, а также о том, что звери из людских зоопарков оказались на свободе и истребили города, то подумайте еще раз о достоверности этих знаний.

Дюк, Дик и Денис разочаровано опустили руки. А Элла стала даже подпрыгивать от удовольствия и нетерпения. При этом Алиса бросала на ее завязанные в небольшой хвост волосы завистливые взгляды.

– Ну что же. Очевидно, дорогая Элла, вы можете нам поведать увлекательную историю. Я почти уверен, что вам об этом рассказывали родители, ведь ваша мама – Кандида – была прекрасной ученицей в свое время и набрала один из самых высоких баллов за тест за всю историю заповедника.

Я прямо видел, как удовольствие разливалось от самой белеющей макушки до еще серого хвоста Эллы. Она гордо вздернула свой нос и начала, как всегда монотонно, выдавать свои знания:

– Несколько веков назад вид человек разумный настолько далеко зашел в своих алчных желаниях обладать природой, что сделал нашу планету практически непригодной для жизни. Великая Природа ответила на это серией катаклизмов, почти уничтоживших людей. Но Великий создатель смог ввести гены зверей людям и тем самым спас нас всех.

Она вызывающим взглядом обвела весь класс и села на свое место. Все смотрели на Эллу во время рассказа, я же наблюдал за Учителем. Это давно вошло в мою привычку, ведь именно в такие моменты по его лицу я мог узнать отношение к сказанному. Как всегда, моя тактика не разочаровала: я с удовольствием констатировал раздражение с даже вполне заметной толикой отвращения. Любопытно. Неужели уроки истории обещали быть интересными?

– Дорогая Элла. Вы действительно правы, но далеко не во всем. Разрешите, я поправлю ваш рассказ несколькими подробностями?

После этих слов Элла густо покраснела и обиженно уставилась в свой стол. Не то чтобы ее не любили у нас в классе, но она была отличницей и порой надоедала. Среди восьми учеников никто не испытывал друг к другу особенно теплых чувств, лишь приятельские отношения – так было принято. В принципе, такой подход был самым правильным: серьезное отношение ко всему – на благо обществу.

Каждый из сидящих в зале знал, что если Учитель решил «поправить рассказ несколькими подробностями», то следует устроится поудобней и приготовиться слушать. Так и было – братья Урсидае откровенно развались на своих местах, заняв полулежачее положение, Вита подперла свою, очевидно, чересчур тяжелую голову руками, а Алиса и Тори отложили стилусы от электронных тетрадей в сторону.

Учитель обошел класс и встал позади нас, что всех удивило. Затем он включил при помощи пульта интерактивную доску и запустил презентацию.

– Еще раз повторюсь: ваш выпуск для меня особенный, именно поэтому я приготовил нечто необычное. Скорее даже невероятное, а именно – я буду сопровождать свой рассказ иллюстрациями… – по классу пронесся разочарованный вздох, – … иллюстрациями из прошлого, начиная с мира людей.

Все как по команде повернулись к Учителю. Не то чтобы на занятиях мы не использовали изображения, но никто из нас никогда не видел картины из мира наших предков, за исключением меня, должно быть. Я же любил лазить в недозволенных местах и несколько раз натыкался на них. А вообще, нам просто негде было это посмотреть, ведь мы не имели библиотек и у нас не было персональных компьютеров в домах. Кроме того, эта тема была, ну как бы это сказать, запретной, что ли… Ведь люди привели нас к этой жизни и погубили значительную часть планеты. Не все гордились такими предками, точнее, никто не гордился.

Встретившись с довольным взглядом Учителя, мы повернулись обратно к доске.

– Ну что же. Начнем? Нашей планете уже около пяти миллиардов лет. Я не буду забивать ваши головы цифрами и прочей плохо запоминающейся информацией – вам она не так важна, но отмечу, что время существования нашего вида, сравнимо с песчинкой на речном берегу Среднего моря. Люди прошли гораздо более длинную и интересную историю эволюции, более двух миллионов лет, за что заслуживают хотя бы уважения, – в этот момент, я мог бы поспорить, он укоризненно посмотрел на макушку Эллы.

– О людях многое можно сказать, но уж никак не то, что они желали вымирания. Скорее наоборот: они уж очень желали жить, жить счастливо и в достатке. При этом разница была в том, что для кого-то достатком считались кусок пищи и стакан пресной воды, а для кого-то – огромный небоскреб и дорогие автомобили. Чье именно желание привело к катаклизмам, нам никогда не узнать, но в нашем мире подобной разницы в образе жизни вы не встретите. Как любят повторять иерархи, мы усвоили урок. Итак, начнем с очень краткого описания нескольких лет до первых катаклизмов, он нажал кнопку, и нашему вниманию предстала большая карта мира, только весьма измененная.

– Вы можете наблюдать на этом изображении карту мира начала XXI века. Кто мне скажет, что в ней для нас необычного?

– Она какая-то зеленая, и материков слишком много, – Тори не стала поднимать руку, а возмущенно уставилась на карту. – Неужели всего каких-то несколько веков назад мир был настолько другим?

И снова весь класс рывком повернулся к Учителю. Он, должно быть, смирился с неотвратимостью подобного поведения (а может, и пожелал видеть реакцию младших из первых рядов) и медленно стал продвигаться к первым рядам:

– Совершенно верно, дорогая Виктория, мир резко изменился за какую-то пару сотен лет, на которую как раз и пришелся исток нашего с вами вида.

Пока Учитель продвигался вперед, я задумался: ведь получается, что именно непосредственно после катаклизмов мы и выживали лучше всего, а как только климат стал приходить в норму – все пошло по менее выгодному для нас сценарию. Или, может, дело было в нас? Как иначе можно объяснить появление последышей?

Человечество совершало массу ошибок, в обществе было популярно мнение, что мы достаточно заплатили за них и Великая Природа должна быть милостива к нам. Что касается меня, то я не сомневался в том, что никто никому ничего не должен. А Великая Природа – это не божество, гораздо больше пользы принесет просто проявленное к ней уважение, а не поклонение ей.

Пока я размышлял, Учитель занял место у доски и задал вопрос:

– Кто может мне назвать материки, изображенные на карте? – его взгляд разочарованно обвел тихий класс, где не наблюдалось ни одной поднятой руки. Вообще-то эта информация была недоступна нам, почти всем…

Я не знаю, что сыграло здесь главную роль – необычное начало занятия или мои мысли, отвлекавшие от происходящего, но я неожиданно для себя громко ответил:

– Те, что слева, – Северная и Южная Америки, самый большой, на котором мы сейчас, в принципе, находимся, – Евразия, самый маленький – Австралия, еще Африка и в самом низу – Антарктида, но, говорят, Северный полюс хотели признать отдельным материком. Он вон там, в самом верху, отмечен белеющей полоской.

Да… Сказал так сказал… Что ж, можно было ожидать подобной реакции, когда три года практически игнорируешь ход занятий и ни разу не то что не поднимаешь руку, но упорно молчишь в ответ на задаваемые вопросы. Весь класс оторопело уставился на меня: Тори и Вита так громко ойкнули, что этот звук еще несколько раз облетел нас эхом; Алиса уронила стилус, который вертела в руках; у Дюка изо рта слюна капала прямо на стол; Дик вообще чуть со стула не упал и теперь потирал ушибленную руку; Денис смотрел на меня со страхом и недоверием. А вот Эмма краснела с каждой секундой и вот-вот готова была взорваться от подобной наглости с моей стороны. Хотя, собственно, в чем я виноват? В том, что был достаточно любопытен в отличие от всех этих ребят, сидевших рядом? К чему такая бурная реакция?

И это вы называете отсутствием эмоций в нашем обществе? Я предполагал, что пора менять приоритеты в нашей жизни. В который раз я убедился, что разница между моей «эмоциональностью» и их поведением временами не так уж и заметна. Это меня позабавило, и, ко всему прочему, я еще как идиот стал улыбаться во все 36 зубов.

– Ну, дорогой Домеон, пожалуй, стоило подождать эти два с лишним года, чтобы услышать от вас такой ответ.

Учитель чуть ли не хохотал, его плечи подозрительно тряслись, да и весь его хихикающий вид свидетельствовал о крайнем и веселом удивлении.

– Не поделитесь секретом, откуда вы узнали не только правдивую, но и крайне редкую информацию?

Тут уж пришла моя очередь воды в рот набрать. Ведь все это я попросту подслушал. Когда мне было пять лет, прямо перед рождением Мартимы, к нам в заповедник приехал гость из моего семейства, и, как оказалось, что он какой-то то ли друг, то ли знакомый отца.

Огромный медведь много смеялся, говорил об общих работах с отцом, постоянно трепал меня за щеки, громогласно спрашивая: «Домеон! Где твоя шерсть? Отрасти-ка себе настоящие медвежьи уши и хвост! Иначе не быть тебе большим бурым мишкой». Он был просто здоровенный, все тело, включая даже шею и часть щек на лице, покрывала очень густая темная шерсть. Казалось, он состоял из мускулов и был почти в два раза шире моего отца. Рядом они выглядели как братья, но точно разного возраста. Все жители заповедника косились на гостя, ведь такое поведение было из ряда вон выходящим.

И вот в последний вечер его пребывания в заповеднике мама уложила меня спать, и родители уселись с гостем на небольшой полянке у нашего дома. В паре метров был забор и граница заповедника, которую они подсветили огнем от костра.

Гость начал рассказывать родителям и нашим самым маленьким соседям свои истории, а потом развернул огромную голограмму, отбрасывавшую яркий свет во все стороны. Я никогда не видел ничего подобного. Картинки завораживали, сменяя одна другую. Огромный представитель семейства медвежьих подробно описывал все, что на ней есть… А были там материки до Великих катаклизмов. Эта картинка сияла намного дольше всех остальных. Он водил здоровенными ручищами по Америкам и говорил о том, что столько всего еще не изведано и не изучено. Постоянно упоминал какую-то исследовательскую группу и упрекал отца в том, что он их всех бросил на произвол судьбы и им никак не осуществить без него задуманное. В конце они даже поспорили, и этот большой медведь взял с отца обещание, что как только младшие отучатся, он вернется и отправится с ним в странное и опасное путешествие на юг.

А я все это время прятался в тени кустов смородины, куда ловко спрятался, выбравшись из окна своей комнаты. Первый этаж имел массу преимуществ, в частности и то, что семейство Сцуридае – байбаки Марта и Троян – не всегда успевали обкромсать кусты в красивые фигуры.

Именно после этого момента я и стал мечтать об общих работах. Найти ту самую группу, частью которой был отец и с которой он так и не смог воссоединиться, и узнать, из чего же был сделан человеческий мир. Хотелось побывать и в других заповедниках, увидеть знаменитые цеха по производству самых передовых компьютеров и огромные электростанции на солнечных батареях, а не от велопривода, как у нас. Сплавиться по самым полноводным рекам вместе с сиренами и выдрами. Мечты уводили меня в далекие места, наполненные непременно миллионом возможностей. После того, как отца не стало, мои желания только усилились, превратившись в манию.

Но настолько открываться при всем классе не было нужды, и я лишь поджал губы. В ответ на этот привычный жест Учитель откровенно расхохотался, отчего его шерсть на горбатой спине затряслась, выбиваясь из-под кофты:

– Ты прав, хорошего понемногу. Итак, ваш товарищ все верно описал. Материков было шесть, ну или почти шесть с учетом самого северного. И люди жили на всех, кроме него и Антарктиды. Жили, вполне себе ни в чем не отказывая, активно используя природные ресурсы. Что именно привело к первому катаклизму, никто не знает, но, как свидетельствуют источники, катаклизмы на Земле происходили регулярно. Началом смело можно считать события начала XXI века, года с 2045-го. Сначала на тихоокеанском побережье Северной Америки произошло масштабное землетрясение, которое вызвало цунами и разрушения. Затем пробудился супервулкан и, грубо говоря, практически стер с лица Земли все население Северной Америки. Все это произошло не в одно мгновение, но при всем техническом прогрессе человечества, время играло против него. Как и предрекали ученые, последствия были катастрофическими, и значительная часть мира покрылась пеплом. Началась вулканическая зима. За этим последовали еще землетрясения и извержения…

Учитель подошел к доске и стал лазером указывать на отдельные части света.

– За пятьдесят с лишним лет с лица Земли были стерты практически все крупные островные государства: Япония, Малазия, Гавайи и другие. Материки пришли в движение, что отразилось на климате. Температура упала в среднем на десять градусов. И та карта мира, что вам представлена на доске, перестала существовать в течение двухсот лет. Эволюция человечества проходила миллионы лет, чтобы встретить свой закат в какие-то столетия. Наша планета также эволюционировала, но значительно медленнее, и этот процесс идет до сих пор, пока она все-таки не умрет, развалившись на множество частей.

В классе после этого возникла гнетущая тишина. Не то чтобы до этого мы шумели или рассказанное было для нас неожиданностью – нет, все мы с рождения знали о Великих катаклизмах. Просто, когда ты воочию сопоставляешь изображение на этой карте с теми отрывочными знаниями, что мы получали ранее, осознаешь масштабы событий. Неужели одно землетрясение породило весь этот ужас и миллиарды людей погибли за десятилетия? Ведь на Земле было огромное население! Учитель словно чувствовал эти немые вопросы, и было видно, что все сказанное его не трогает, как нас. Он продолжал:

– Население Земли не могло справиться с разрушительными природными явлениями, в Верховной Иерархии трактуют те события с точки зрения буйства Великой природы и называют временем Великих катаклизмов. Но человечество боролось за выживание, правда, в этой борьбе не было ни победителей, ни побежденных. Вне зависимости от благосостояния все оказались в одинаковых условиях, и тем не менее, деньги в тот период могли обеспечить выживание. В то время, когда пошли первые катаклизмы, еще можно было купить себе жизнь, отправившись в более безопасные районы – бывшую Африку и центральную часть Европы. Через пару десятилетий материальные ценности стали не так важны. Еда, вода и укрытие – новые первостепенные ориентиры последнего столетия человека разумного. По всей планете происходили масштабные разрушения, техногенные катастрофы, вызванные природными катаклизмами. Люди вымирали и ничего не могли с этим поделать, как ни старались.

Я посмотрел на свои крупные ладони, на деревянную мебель и в небольшое окно, за которым виднелись деревья, дороги и тропинки. Там летали птицы и ползали насекомые. В то же время я знал, что этот рай сравнительно небольшой и значительная часть мира по-прежнему лежит в руинах. Ведь столетия – это действительно песчинка в целом море, даже по сравнению с мелким камешком человечества…

– Как вам известно, мир до сих пор не восстановился, хотя и немного потеплело. – Гулкий баритон и внимательный взгляд Учителя выводили нас из легкого оцепенения.

Дождавшись прояснения в наших затуманенных образами прошлого глазах он продолжил:

– Однако мы не имеем доступа к другим частям света и не знаем, что там происходит, с тех пор, как пропала связь с последним спутником около четырехсот лет назад, а в Высшей Иерархии предполагают, что пригодной для жизни является только часть бывшей Евразии и, возможно, территория в прошлом центральной Африки.

Класс с недоверием смотрел на доску, где пестрели яркие материки зеленого цвета и голубые моря и океаны. Столько жизни было в этом изображении!

Я перевел взгляд вправо, где на стене виднелись старые изображения карты мира, бывшей достоверной лет пятьсот назад. Она была намного чище и чернее той, что на слайде. Словно кто-то решил сделать ее монохромной. Когда на доске висело изображение прошлого, а сбоку – недавнего настоящего, чудовищная разница бросалась в глаза. Обе Америки приблизились вполовину к Евразии и Африке, большая их часть была черной или коричневой; посередине самого большого некогда океана была огромная гора-вулкан, изображенная с вечным облаком пепла вокруг. Я не мог найти на месте ни одного крупного острова. Крайний правый угол Евразии просто исчез, как и острова, располагавшиеся ниже. На их месте было оранжевое море с восклицательными знаками – радиационное поле. Таких полей на карте было множество, меньше всего в Европе, в районе которой и находились мы. Африка стала сплошь пустынной. Просто невероятно….

Было странно представлять, как вообще наша планета выжила после подобных событий и не распалась на части… Видно, вулканическая зима «остудила» горячий нрав разумений.

– Уважаемый Учитель, а почему вы так много говорите про какие-то материальные ценности. Это же продукты питания, вещи и строения? – Элла сосредоточенно морщилась, пытаясь сопоставить услышанную информацию с реальностью.

Я удивился, ведь этот вопрос занимал далеко не первое место в моей голове. Как могут быть интересны эти ценности в сравнении с природой и катаклизмами?

Учитель немного замешкался, пролистывая пару слайдов, и указал на картинки на экране, где стали мелькать чудесные пляжи и маленькие домики среди песка и моря, огромные стеклянные здания, роскошные комнаты, украшенные золотом и изысканной мебелью. Особенно мне запомнился потрясающий дом в горах с просто непозволительно большим треугольным окном. Там на втором этаже стояла шикарная плетеная мебель, утопающая в цветах на фоне потрясающих гор. Мы никогда ничего подобного не видели. Эти кадры завораживали! А какие там были лодки, какие-то изображения в рамках во всю стену… в этот момент и я забыл о катаклизмах! Существовали лишь картинки прошлого, погружавшие нас в мир яркого и беззаботного существования.

Но Учитель снова вырвал нас из мира грез клещами своего на этот раз очень резкого голоса:

– Миром людей правило желание, желание иметь все и сразу. Большая часть населения Земли стремилась обладать вот этими вот благами, не считаясь ни с реальностью, ни с потребностями других. Здесь вы увидите отели и личные дома, где жили семьи или вовсе один человек, курорты, куда люди летали отдыхать через весь мир, большие лодки – яхты, которые стоили невообразимых денег.

– А зачем им так много всего? – Денис искренне недоумевал, перебивая Учителя. Он посмотрел на своих братьев и на весь класс. У нас действительно и близко не было таких различий, да и не хотелось как-то: мы сытые и одетые, а также не стесненные в ресурсах.

Учитель смотрел на картинки, уже даже не моргая, искренне пытаясь объяснить:

– Люди были немного другими: они завидовали, хотели большего. Конечно, не все человечество такое, очень многие довольствовались малым, жили положительными чувствами и эмоциями. Просто людей было очень много, в сотни тысяч раз больше, чем нас. В крупных городах жили десятки миллионов. Эмоциональность и чувства, различия между людьми и демонстрация возможностей других – все это сливалось в бесконечный поток потребления. Замкнутый круг, где ради достижения своих целей было просто дойти и до убийства.

Никто теперь не понимал, о чем говорит Учитель. Убийство? Мы делали столько для выживания и все равно терпели неудачи, а тут полнейшее расточительство! Как можно убивать? У нас даже вслух об этом никогда и нигде не говорилось – это невозможно. Учитель же продолжал нас накручивать:

– Однако до катаклизмов люди жили вполне удовлетворительно. В большинстве своём. Его голос просто прорезал тишину. Затем слайды стали меняться один за другим.

Мы ошарашенно смотрели на мелькающие картинки. Учитель давал краткие комментарии, и перед нашими глазами мелькали отрывки человеческой жизни:

– Это пирамиды в Египте, одно из чудес света, которые были построены тысячелетия назад. А вот Таймссквер в городе Нью-Йорке в государстве США. Это праздник холи в столице Индии Дели. Здесь вы видите последствия землетрясения в Италии. Это самая известная картина в мире – «Джоконда» … Там были голодающие дети в Африке и шикарные дворцы арабских шейхов, самые высокие и красивые здания в мире, цунами в Индонезии… Мы не понимали и половину того, что он показывает, о чем он говорил и откуда столько знает. С каждой секундой количество вопросов росло в геометрической прогрессии. Мы не успевали не то что задать их, но хотя бы остановить этот поток информации, уже однозначно, не усваивавшийся в наших головах. Но Учитель как будто специально взвинчивал темп. Казалось, этих картинок у него сотни. Я краем глаза заметил, что Алиса вот-вот упадет со своего места, а Эмма бледная стиснула свой стул так, что побелели костяшки пальцев.

Учитель же получал истинное удовольствие, не замечая нашей не совсем радостной реакции. Он безумно описывал счастливые сцены рождения детей и горы трупов, чередуя все это в какой-то только ему понятной последовательности. Все картинки были разными, эмоциональными, но времени обдумать их не давалось. Что было делать, я просто не знал – паника нарастала с каждой секундой. Остальные ребята стали отворачиваться от экрана. Мой же взгляд буквально пригвоздило к изображениям, порой не выдерживавшим никакой цензуры.

Потом он показал это – картинку, по словам Учителя, с последствиями радиоактивного излучения. На ней было изображено самое страшное, что я видел за всю свою жизнь. Я глазам не поверил: эти искаженные маленькие тела по описанию выглядели как те существа, что убили моего отца, но были и более жуткие – множество конечностей, огромные и совсем крошечные головы…

Я вскочил со стула, вне себя от злости:

– Хватит! Насмотрелись уже, это же бесчеловечно!

Учитель как будто оправился от оцепенения и удивленно посмотрел на меня. Весь класс замер, став свидетелем моего очередного протеста. Но не взгляды одноклассников заставили меня вконец потерять самообладание, а громкий, писклявый голос Эллы:

– Так мы и не имеем ничего общего с человеком, кроме истории и части ДНК! Ты снова забыл, что мы животные?

Я что было силы пнул стул. Он упал и отлетел в самый край комнаты. Я почувствовал при этом жуткую боль в пальцах ног. Все присутствующие с удивлением молча взирали на это, не делая попыток меня остановить. Еще бы попробовали! Но с меня на сегодня хватит истории, и я вышел из класса.