Читать книгу Искатели сокровищ - Алик Затируха - Страница 11

Заметка в «Мытищинском комсомольце» нашла своего читателя не только в горкоме партии. К полянке имени ХХV съезда потянулся любознательный народец. Многих, оказывается, не удовлетворяло толкование мироустройства историческими решениями съездов и пленумов ЦК КПСС.

Как-то на поляну пришел целый класс, под шумным натиском которого Партизан позорно ретировался.

– У нас, в завершении учебного года, по программе – несколько часов краеведения, – молодая учительница озиралась по сторонам, будто опасаясь, не притаились ли за деревьями строгие инспектора РОНО. – Мы должны были пройти по некоторым местам трудовой славы поколений. Но ребята так просили, так просили! И мне самой очень интересно. Расскажите нам, пожалуйста, об НЛО, о своей работе. Ну, пожалуйста!

– М-да… – задумался я. – У краеведения и уфологии так немного точек соприкосновения… Кроме того, мы, как все научные работники, люди изрядно суеверные и считаем, что преждевременное оглашение еще не проверенных результатов…

– Понимаю-понимаю, – смутилась она. – Тогда мы поможем вам собирать аномальный грунт. Мальчики! Буянов, Шиян, Утяшев, возьмите лопаты!

Как мы ни прижимали к груди свои лопаты, а училка от своих педагогических принципов не отступила: в сборе аномального грунта по очереди приняли участие все мальчики класса, а её любимчики – Буянов, Шиян и Утяшев – по нескольку раз. Глядя на их энтузиазм, нас тревожила одна и та же мысль: только бы не сработал один из вариантов закона подлости – находит тот, кто не ищет.

Девочки в это время насели на меня с просьбой рассказать им хоть что-нибудь еще, кроме уже опубликованного в «Комсомольце». Тронутый обиженными девичьими мордашками, я обмяк и конфиденциально поделился с ними недавно полученной информацией. Контактеру нашей экспедиции удалось провести еще один удачный сеанс общения с экипажем НЛО. (Услышав лишь первые слова о своей новой удаче, Вася боком-боком стал отходить в сторону.) Предварительная его расшифровка принесла следующие результаты.

Основной предмет в системе образования на Большой Гугуле – любовь. Способность любить своих сопланетников и талант вызывать у них такое же чувство к себе определяет положение гугулянина в обществе. Личностям с врожденным отсутствием таких способностей сразу присваивается первая группа инвалидности. В Гугинбурге-на-Гуге, райском уголке планеты, для них построен специальный санаторный комплекс. Над ними любовно попечительствует все общество. В результате такой заботы подавляющее большинство инвалидов полностью выздоравливает.

Как выглядят эти «люди»? Пожалуй… Пожалуй, тонкими чертами своих одухотворенных лиц они больше всего похожи на самого юного члена нашей экспедиции, самую большую надежду советской уфологии – Монечку Рабиновича.

Все девушки одновременно зыркнули на самую большую надежду советской уфологии большими, сияющими глазами. И уже до самого окончания урока краеведения не сводили их с него. И тут вдруг обнаружилось, что Моня, суровый Моня, этакий огрубевший душой и сердцем ветеран-политкаторжанин, лишь пару дней назад выпущенный из темницы, да и то только для того, чтобы убедиться, как по-прежнему сера, мрачна и безнадежна житейская суета, – что этот Моня может очень даже мило смущаться и густо краснеть. Уже закончился урок краеведения; уже не видно было девчачьих глаз, стремящихся снова и снова запечатлеть в памяти тонкие черты одухотворенного лица; уже и последнее яркое платьице исчезло за деревьями, а уши самого юного члена уфологической экспедиции продолжали оставаться пунцовыми.

– Правильно, Алик. Почаще его так! – самому Васе никак не удавалось хоть чем-то смутить Моню.

Меня заботило другое:

– Еще пара таких уроков краеведения – и сундук с драгоценностями будут делить Буянов, Шиян, Утяшев и их одноклассники. А посему – приказ по экспедиции: краеведение, а также ботаника, геометрия и даже трудовое воспитание с физкультурой не имеют с уфологией ничего общего. Наши лопаты больше никому не давать ни под каким предлогом. А со своими лопатами и мотыгами, экскаваторами и бульдозерами вход туристам в аномальную зону строго запрещен!

Турист без мотыги и экскаватора был хоть и не опасен, но зачастую невоспитан и очень назойлив. Большинство считало, что коли место научно-исследовательских работ не заминировано, и даже не огорожено, то нечего и церемониться – можно приходить сюда когда заблагорассудится, устраиваться где угодно и глазеть на происходящее хоть сутками напролет. Некоторые любопытные подходили совсем близко, бестолково не замечая, что как раз в это время уфологи работают там с грунтами наивысших значений аномальности: бережно извлекают их с различных глубин и осторожно, стараясь даже не дышать на них, упаковывают в двойные полиэтиленовые пакеты.

…Дядя был габаритов легендарного Гаргантюа. Он пришел утром, неся в одной руке раскладной стул, в другой – полную канистру пива. Устроился на краю полянки в тени деревьев и, посасывая пивцо, просидел там весь день, ожидая представления, которое по каким-то причинам все никак не начиналось.

Вечером дядёк, под завязку накачанный пивом и преисполненный обманутыми ожиданиями, подошел к уфологам высказать свои претензии.

– Ну, и где эти ваши НЛО? Что-то я ничего не видел…

– Ваш сеанс наблюдения был таким непродолжительным, – попытался я объяснить его неудачу.

– Что же мне тут теперь целый месяц торчать? – Гаргантюа, похоже, считал, что раз пресса прокукарекала про НЛО, то они обязаны прибывать по расписанию, как электрички.

Я перешел в другую тональность:

– ЮНЕСКО командировало вас засвидетельствовать достоверность опубликованных фактов? Кончаются суточные?

Гаргантюа был слишком толстокож, чтобы почувствовать такие уколы.

– Как интересное напишут – так обязательно враньё! – он, как видно, уже не раз убеждался в этом незыблемом правиле журналистики и был сам удивлен, как снова и снова попадается на удочку безответственных писак.

Меня уже обижали усомнившиеся в существовании НЛО люди.

– Ни одного микроба вы тоже, надо полагать, сами еще ни разу не видели. Так что же, значит, и про них все написанное – враньё?

– Для микробов есть другие доказательства – прыщи, понос, гангрена…

Твердолобым защитником уфологии становился и Моня:

– Для НЛО тоже есть косвенные доказательства. Например, наш контактёр часто кричит во сне, что он категорически отказывается от приглашения лететь на Большую Гугулю в замороженном состоянии. Станете вы ни с того-ни с сего кричать такое?

Вася украдкой показал Моне кулак, а Гаргантюа махнул пудовой ручищей – куда, мол, даже самому беспокойному сну, как доказательству, против хорошенького поноса и гангрены. Тяжело пыхтя и переваливаясь с одной слоновьей ноги на другую, он пошел домой. Ему нечего будет рассказать жене, такой же страстной почитательнице рубрик «Пёстрые факты», «В мире интересного», «Вам – любознательные». И когда она, прочитав очередную заметку оттуда, восхищенно скажет ему: «Федь, ты только послушай: в Бангладеш тигр-людоед за одну неделю двадцать семь человек сожрал!..», – он проворчит: «Двадцать семь! Небось, опять раздувают. Да и какие там, в Бангладеш, люди? Кожа да кости…»

…Он сразу выделился среди других туристов своей деликатностью. Остановился на краю полянки, дождался перерыва в нашей работе, громко попросил разрешения приблизиться к нашему бивуаку и только после получения оного снова нажал на педали.

Вот это велосипед! Так сидят дома – в старом удобном кресле, откинувшись всем телом на его дружескую спинку. Сидят и думают: «Хорошо-то как, господи! Может ли быть что-то лучше вот такого времяпровождения?»

Может! Если к этому креслу вот так умело приладить колеса и педали, да легонько нажимая на те педали, выехать в погожий денек из душной, темной комнаты и покатить по хорошо проветренной, залитой солнцем планете… Это будет уже не только удобное сидение в кресле и не просто езда на велосипеде – это будет счастливая песнь вольной души.

А во вместительном багажнике этого необычного велосипеда виднелось нечто заботливо завернутое в материю. Своей формой и размерами это нечто напоминало миномет не самого малого калибра.

Партизан пребывал в замешательстве – входит ли в его служебные обязанности облаивание столь непривычного глазу транспортного средства, или, до получения от начальства каких-то инструкций, достаточно, высунув от показного усердия язык, просто пробежаться рядом с ним, грозно посматривая на водителя.

– Здравствуйте! Иванов я. Дима, – гость смущенно улыбался.

– Да неужто самодельный?! – выразил я общее восхищение всей нашей экспедиции необычным велосипедом.

– Все его детали – со свалок. Московские свалки – это Клондайк. Там любой материал можно найти.

У Димы Иванова было улыбчивое, по-детски открытое лицо и большие, сильные руки.

– Отдаем, Дима, должное вашему упорству. На любом Клондайке тоже еще надо покопаться, чтобы откопать нужное…

Спохватываюсь, что полез в запретную тему и спрашиваю:

– А вот какие чувства… Какие, хочется думать, высокие чувства привели вас к нам?

Дима не стал завышать свои чувства.

– Зависть, – широко улыбнулся он. – Ведь вы такое видели! Такое!..

– Вы – подписчик уважаемого «Мытищинского комсомольца»?

– Я выкупил номер с заметкой о вашей экспедиции у нашего наладчика Жигулина. За бутылку водки. Он – из Мытищ. Я на ЗИЛе работаю слесарем. Лимитчик…

– Вы нисколько не прогадали, Дима. Жигулин еще будет кусать локти. Так дешево уступить этот исторический номер…

– А я вам телескоп привез… – Дима распаковал уложенный в багажнике предмет.

Было что-то общее в столь разных изделиях – велосипеде и телескопе. Сразу бросалась в глаза целесообразная красота того и другого.

– Тоже самодельный? – с удивлением спросил Моня.

– Нашел как-то приличные стекла… В ясную ночь много чего интересного можно увидеть. Возьмите, пожалуйста. Вам он больше пригодится.

Мы переглянулись, не зная, как нам быть с Димой Ивановым и его щедрым даром.

– Присаживайтесь, Дима, – собираясь с мыслями, я пригласил его в наш кружок. – Партизан, уймись, не ворчи, телескоп не опасен для твоей шкуры.

– Хотите, Дима, приобщиться к уфологии? – вежливо поинтересовался Вася.

– Если позволите, я бы иногда приезжал сюда. Это будет нечасто. Надеюсь, я не помешаю вам.

– Трудно, наверное, самому такой телескоп сделать? – с почтением спросил комиссар экспедиции, на что ее худрук сразу нашел ответ:

– Не легче, наверное, чем партвзносы с должников выколачивать…

Отпуская друг другу шпильки, Вася с Моней давали нашему гостю время подобрать нужные слова.

– Сделать можно все! – смущенной улыбкой как бы извиняясь за этот лозунг, но очень убежденно сказал Дима. – Для этого нужны обкатанная идея и подходящий материал.

– Материал находите на свалках-клондайках, а идеи? – спросил я.

– Любая конструкция несовершенна. Лю-ба-я! – был убеждён Дима. – Стоит это увидеть – и тут же появляются идеи. Порой и сам не рад этому конструкторскому зуду.

Дима Иванов рассказал, как повинуясь своей природе, он вынужден совершенствовать все, что попадается на глаза, – транспорт, дороги, мосты, станки, одежду, обувь, инвалидные коляски, детские игрушки, дворницкий инструмент…

– … Если на ночь прочитаю или услышу, что где-то, например, ледоколы со льдом не справляются, – все, хоть спать не ложись: до утра буду ворочаться, ледоколы конструировать. Пустое вроде бы занятие, а вот ничего не могу с собой поделать.

Дима просил терпеть его в те редкие часы, которые он сможет урвать у работы на ЗИЛе и учебы на вечернем отделении института. Он так надеется хоть краешком глаза увидеть то, что видели мы.

Как нам быть? Дима Иванов располагал к себе с первого взгляда. Гостем на полянке он обещает быть не частым. Телескоп значительно прибавил бы нашей экспедиции солидности. Где же тут набраться такой черствости, чтобы как-то отгородиться от этой увлеченной души?

– Друзья! – торжественно обратился я к ветеранам экспедиции. – Поступило предложение – зачислить Диму Иванова в наш коллектив стажером-астроуфологом. Без испытательного срока – в знак благодарности за его вклад в нашу полевую научно-материальную базу.

Вася с Моней бурными и продолжительными аплодисментами поддержали поступившее предложение.

Обращаюсь к Диме:

– Ваша основная обязанность, Дима, – довести астрономическую подготовку членов экспедиции до такого уровня, чтобы нам не стыдно было вызвать на соцсоревнование даже Бюроканскую обсерваторию…

Специально ради Димы тут же был приготовлен свежий чай, и каждый член экспедиции посчитал своим долгом бросить в Димину кружку кусок-другой сахара от своей порции.

Дима счастливо улыбался. Мы, ветераны-уфологи, были неистощимы на хохмочки и взаимные подначивания – показывали Диме себя и с радостью замечали, что он понимает и принимает наш стиль общения. Родство душ крепло с каждой минутой.

Но был в нашей компании и тот, кто чувствовал себя не в своей тарелке.

Положив голову на лапы, Партизан угрюмо и ревниво смотрел на то, как обхаживают в экспедиции какого-то стажера, как на глазах крепнет в ней его положение. Вот уже с ним и на «ты» все перешли. А ему, штатному уфологу-наблюдателю, начальник до сих пор иногда демонстративно выкает: «Ваше Партизанское Высочество! Вам придется довольствоваться одной самой тощей личинкой в день, если Вы не сократите поток экскурсантов на полянку хотя бы до десяти человек в смену».

Были устроены катания на Димином велосипеде. Они сопровождались громкими призывами к руководителю экспедиции не злоупотреблять служебным положением.

Затем Дима приступил к своим обязанностям. Все уфологи, включая Партизана, с большим интересом и вниманием прослушали наставления по обращению с телескопом.

С полянки имени ХХV съезда Дима Иванов уезжал хорошим товарищем каждого члена нашей экспедиции. Партизан это прекрасно понял и не стал уподобляться тем своим недалеким собратьям, которые уверены, что любого гостя в его первый визит полезно облаять и на прощанье.

Когда Дима уже скрылся из виду, Моня сказал мне:

– Этому парню самое место в твоей будущей творческой резервации.

– Да, Дима будет приглашен туда одним из первых. Прикажу приготовить для него роскошную свалку – из американских автомобилей, японской радиотехники и швейцарских часов. Пусть порадуется…

Уже поужинали пакетными «макаронами по-флотски», уже настраивались на приятное ничегонеделание, перемежаемое политстычками у радиоприемника комиссара и худрука, когда Партизан, поглядывая в сторону леса, заволновался. «Экскурсии на ночь глядя – это уже ни в какие ворота не лезет!» – говорили его красноречивые взгляды на коллег. Но чтобы начальство опять не упрекнуло его в том, что работает он спустя рукава, Партизан все же нехотя потрусил побрехать на припозднившихся гостей.

– Из добропорядочной полянки имени исторического съезда партии наша база становится Меккой и Мединой подозрительной науки, – констатировал я. – Надо избавляться от репутации душек-уфологов. Пора вносить в наши отношения с читателями «Мытищинского комсомольца» холодок отчуждения. Настало время присвоить нашим работам какой-то гриф секретности. А в качестве утешения и сувенира допускается раздача гостям по чайной ложечке аномального грунта.

Из-за деревьев показались трое мужчин. Они опасливо оглядывались по сторонам, как бы признавая, что, связавшись с уфологией, затеяли нечто предосудительное. Не заметив ничего подозрительного, гости, сопровождаемые недовольным Партизаном, направились к экспедиционной палатке.

На всех – строгие темные костюмы, застегнутые на все пуговицы, сорочки, галстуки, добротная обувь. Так одетыми ходят на светский прием, а не в темный лес.

Один поздний гость был уже в годах, другой – помоложе, третий – совсем молодой.

– Анатолий Васильевич, – представился старший.

– Герман, – по-военному поддав подбородок вперед, доложил о себе второй.

– Слава, – назвал себя самый молодой.

Своим внешним видом они невольно вызывали уважение к себе. Можно было ожидать каких-то важных для нас сообщений, какой-то весьма конфиденциальной информации, которой лучше поделиться без свидетелей.

Несмотря на поздний час и только что оглашенный приказ по экспедиции, даже у меня, его автора, язык не поворачивался, всучив гостям по чайной ложечке сувенирного грунта, попросить их тут же покинуть аномальную зону. Мы любезно предложили нашим интеллигентным гостям чай, но все они вежливо отказались, предпочтя сразу перейти к тому важному делу, которое привело их сюда.

– Товарищи, – еще раз внимательно оглядевшись и убедившись, что поблизости нет посторонних ушей, тихо сказал Анатолий Васильевич. – Мы представляем московский оргкомитет по созданию единой уфологической организации страны и московское же бюро по подготовке учредительного съезда уфологов. Легальным, как вы понимаете, он быть не может.

Герман и Слава кивками подтвердили высокий статус делегации.

Вот те на! Мы никак не ожидали, что советская уфология уже выросла из своих коротких штанишек и даже примеривает к себе такие парадные мундиры солидных структур, как бюро, комитеты и съезды – пусть пока и нелегальные.

Анатолий Васильевич, который, как видно, и в оргкомитете, и в бюро был за главного, стал говорить о наболевшем.

– Становление отечественной уфологии, товарищи, проходит в труднейших условиях. Власти не признают ее. Действовать приходится в подполье. Тема НЛО для наших подкаблучных средств массовой информации – табу. Мы считаем каким-то казусом появление в «Мытищинском комсомольце» заметки о вашей экспедиции.

– Да, это, вероятно, было грубым просмотром цензуры, – согласился я.

– И вам позволяют здесь беспрепятственно работать?

– До недавнего времени мы представлялись туристической публике зоологами. Теперь решили: будь что будет. Пора советской уфологии выходить из унижающего ее подполья.

– Ой, не зря ли вы сняли ту зоологическую маскировку? – покачал головой Анатолий Васильевич. – Ведь открытое увлечение уфологией считается у нас чуть ли не уголовным правонарушением. Теперь ждите каких-нибудь окриков.

– Мой участковый недавно вызвал меня и предупредил: «У меня на участке ни уфологов, ни других гангстеров никогда не будет!» – горько усмехнулся Слава.

– Не подготовил собрание своей ячейки как подобает, не позаботился о скрытности и маскировке – вот участковый и пронюхал, – попенял Славе Герман.

– Да, я не считаю нужным заводить в нашей среде фальшивые бороды, темные очки, пароли и другую шпионскую атрибутику, – обиделся на замечание Слава. – Мы не вооруженное восстание готовим.

– Вот и засветишь всю нашу организацию. И сам из милиции вылазить не будешь, и других за собой потащишь.

– И на первом же допросе расскажу, как вы, Герман, в каждом своем выступлении призываете поджечь Академию Наук… – криво усмехнувшись, сказал Слава.

– Не надо утрировать мои выступления. Всю Академию поджигать я не призываю. Я лишь предлагаю набить урны у ее парадного подъезда той антиуфологической стряпней, которую инспирирует Академия, и поджечь эти урны. Это станет зримой формой нашего протеста. Других возможностей выразить его у нас пока нет…

Обстановка в оргбюро накалялась. Я, как хозяин, попытался разрядить ее.

– Надо думать, становление любой науки – это всегда болезненный процесс. Грустно, конечно, что роль инквизиции в этом случае взяла на себя достоуважаемая Академия Наук.

– Академия – это бы еще ладно, – посетовал Анатолий Васильевич. – А вот власти на местах… Еще и не знают толком, что такое уфология, а уже науськаны против нее. Попадись им кто из нас в руки, того гляди, и впрямь как ведьму на костер поведут… Если бы вы знали, товарищи, как трудно создавать на местах наблюдательные пункты, проводить там опрос очевидцев, организовать сбор материала… Для того, чтобы прорваться в какую-нибудь перспективную аномальную зону, мы тоже вынуждены маскироваться. Выдаем себя за собирателей народных песен глубинки – представляемся фольклорной экспедицией «Светит месяц». А тут иной раз получается, что хрен редьки не слаще. Так насядут на тебя с этими песнями! Такой галиматьи наслушаешься!.. Вы никогда не распаляли какую-нибудь деревенскую старушенцию, чтобы она вам пропела всё то, что пелось на ее долгом веку? И не советую. В своих будущих мемуарах я напишу об этом так: «Когда я очнулся – она все еще пела и пела…»

Анатолий Васильевич был готов рассказывать и рассказывать о том, как нелегко приходится пионерам советской уфологии. Отверженными – не принятыми официальной наукой и властями, не понятыми обществом – чувствовали они себя. Чужаками. Заговорщиками. В тылу неприятеля. Даже самую безобидную информацию им приходилось передавать так, как шёпотом передают новости на оккупированных территориях: «Слышали? Вчера над Кривыми Топорищами опять видели наш „ястребок“…»

– Товарищи! – проникновенно перешел к существу дела Анатолий Васильевич. – Не всегда уфологии быть в загоне. Настанут, обязательно настанут для нее лучшие времена. К этому надо готовиться. Все более актуальной становится необходимость создания единой уфологической организации страны и ее центра. Идет активная подготовка учредительного съезда. Естественно, мы, – Анатолий Васильевич показал на себя и своих спутников, – приложим все силы к тому, чтобы и съезд проходил в Москве, и всесоюзным центром уфологии была признана тоже Москва.

– Неужели кто-то выступает против такой позиции? – выразил я общее недоумение нашего коллектива.

– Еще как выступают! В некоторых региональных организациях нас считают этакими самозваными чиновниками от уфологии и не упускают случая лишний раз ехидно спросить: видели ли в московском оргкомитете хоть одно НЛО? Сомнительная логика, не правда ли? Пушнину тоже ведь не в Измайловском парке добывают, а главк – в Москве… У нас есть уверенность, что на съезде Москву признают центром Северо-Запад, Прибалтика, Украина, Кавказ… То есть, за европейскую часть мы спокойны. Есть подвижки и в Средней Азии. Герман лично организовал уфологические ячейки в Нукусе и Талды-Кургане. Жаль, с Андижаном ничего не получилось. Славе так и не удалось создать там наш филиал.

– Как же его там можно было создать, если ни от кого толком не добиться – НЛО он видел или черт знает что? – объяснял свою неудачу в Андижане Слава. – Ложным был сигнал оттуда.

– Для тебя все сигналы с мест становятся ложными, – снова упрекнул Славу Герман. – В Нукусе и Талды-Кургане до моего приезда тоже была полная неразбериха с показаниями.

– Я не занимаюсь выкручиванием рук. Если человек мне говорит: нет, ничего такого не видел, я так и считаю – не видел.

– Мои методы вполне корректны, – отводил от себя подозрения в выколачивании нужной информации Герман. – Да, определенная настойчивость, я бы даже сказал – напор в работе с населением необходимы. Растормошить, расшевелить, не дать уйти в глухую молчанку. Свидетельства, Слава, добываются, а не выпрашиваются.

– С вашим так называемым напором, Герман, вы везде за полчаса добудете очевидцев и свидетельства чего угодно. У вас и слепой увидит – хоть НЛО, хоть Змея Горыныча.

– А с тобой и зрячие не станут делиться никакими свидетельствами. Да ты и не признаешь никаких свидетельств, пока они не будут заверены нотариусом.

– Герман, Слава, прекратите! – приструнил спутников Анатолий Васильевич. – Бог с ним, с Андижаном, это ли наша головная боль? Вот Пермь и ее подголоски…

При одном упоминании о Перми лица всех представителей московского оргкомитета омрачились.

Пермь в уфологии держалась особняком. Пермская зона щеголяла своей насыщенностью всякими аномалиями. Во всем, что касалось аномалий, Пермь никого не признавала равной себе. Она свысока смотрела на Северо-запад, Прибалтику, Украину, Кавказ и откровенно издевалась над жалкими промосковскими группками в Средней Азии. Притязания самой белокаменной на роль уфологического центра страны Пермь резко отвергала.

Анатолий Васильевич жаловался:

– Бородулин, демагог, не устает повторять: «У нас в самой захудалой деревеньке за две недели видят больше НЛО, чем во всей Московской области – за две пятилетки. Поэтому пусть Москва не тянет на себя одеяло».

– Бородулин – руководитель пермских уфологов? – догадался я.

– Да, князек удельный. Он их там всех в ежовых рукавицах держит. Секретность – как у первых отделов в «почтовых ящиках». Москве, говорит, никакой информации не давать… Есть подозрения, что о нашем единственном визите в пермскую аномальную зону Бородулин лично поставил в известность все областные компетентные органы. Там на нас, как на волков, облаву устроили. Еле ноги оттуда унесли… К сожалению, надо признать, что Урал, Сибирь, Дальний Восток – почти сплошь бородулинские подпевалы. Там нас тоже не жалуют…

Поздний вечер переходил в ночь. Я, уже догадываясь, куда нацелило разговор московское оргбюро, решил ускорить события.

– Что конкретно могла бы сделать наша экспедиция, чтобы Москва утерла нос Перми?

Анатолий Васильевич с трудно скрываемым вожделением ответил:

– Вы очень помогли бы нам, предоставив в распоряжение оргкомитета ваши практические наработки и наблюдения. Хорошо бы и вам самим принять участие в работе съезда. Эх, вот если бы на нем хотя бы с кратким докладом выступил контактер вашей экспедиции…

Как всегда бывало в тех случаях, когда уфологическая или иная общественность проявляла к нему повышенный интерес, Вася тут же боком-боком улизнул от нее. Анатолий Васильевич воспринял этот уход как намек на то, что московскому бюро, прежде чем клянчить что-то, следовало бы вначале выложить на стол переговоров свои козыри.

– Товарищи, – обратился он к оставшимся членам экспедиции. – Мы обязательно предоставим вам статус автономной организации. Один из вас, по вашему выбору, будет выдвинут на пост вице-президента по научно-технической работе. Разумеется, за ним сразу будет зарезервировано место в президиуме с правом вето…

Глава оргбюро твердо обещал, что никто из членов нашей экспедиции не останется в уфологическом обществе лишь рядовым плательщиком членских взносов. С первых же дней все мы займем прочное место среди самых его сливок.

Мы с Моней попросили разрешения посовещаться.

Вместе с отошедшим ранее Контактером тихо пошептались в сторонке. Сработавшемуся коллективу не понадобилось много времени для выработки общего решения. Предложив своему товарищу, у которого после последнего контакта все еще не проходили озноб и ломота в костях, прилечь в палатке отдохнуть, я и Моня вернулись к московскому оргкомитету.

Согласованное мнение нашей экспедиции таково: зазнайку Пермь необходимо поставить на место. Уфологическим центром страны должна быть Москва и только Москва. Мы хотим поспособствовать этому. Но нас, заросших мхом полевиков-практиков, пугает политическая борьба. Нам трудно будет адаптироваться к затхлой атмосфере съездов, комитетов, бюро… Мы празднуем труса при одном лишь представлении о кулуарных интригах, фракционных стычках, спорах о кворуме и вотумах недоверия. Ни у кого из нас никогда не хватит духа воспользоваться своим правом вето. Мы поможем московскому оргкомитету другим. У нас есть чем развенчать уфологические лавры Перми. У нас есть то, что, выражаясь милицейским языком, можно назвать хорошеньким компроматом на пермскую аномальную зону.

– Сразу хочу сказать, товарищи, о терминологии, – сделал я вступление к собственно компромату. – Вы, конечно, понимаете – работа нашего Контактера проходит на таких тонких уровнях сознания, подсознания и еще бог весть чего, что нелепо ожидать при этом каких-то точных стенограмм. Насколько адекватно импульсы, исходящие от экипажа НЛО, трансформируются у Контактера в мысленные образы? Как полно и точно аналитический сектор преобразует эти образы в речевую и письменную формы? Вопросы остаются. И, тем не менее, наша экспедиция берет на себя смелость и уполномочивает московское бюро обнародовать на учредительном съезде следующие факты… Я полагаю, товарищи, вам будет полезно записать кое-что…

У членов нелегального комитета, подпольного бюро и фольклорной экспедиции «Светит месяц», обязанных быть всегда наготове чиркнуть записку в президиум, написать объяснительную участковому или записать частушку времен царя Гороха, были, разумеется, при себе и ручки, и блокнотики.

Я надиктовывал:

– В полетных картах НЛО все аномальные зоны Земли делятся на две категории – светлые и темные. Из перечисленных нам светлых зон мы пока расшифровали две – московская зона и Мадагаскар. А вот пермская зона относится к ярко выраженным темным аномалиям.

Герман не мог скрыть радостного предвкушения:

– А что это такое – темная аномалия?

– Хаотическая энергетика сумбурных полей, – как можно более туманно определил я ущербность пермской аномалии. – Коэффициент искажения любых контактов достигает в пермской зоне семи единиц. На территории СССР этот коэффициент так же велик только еще в одном месте. На острове Барса-Кельмес в Аральском море. Кстати, название этого острова означает: «Пойдешь – не вернешься». Так что пермским контактерам не позавидуешь, товарищи.

– Так и есть, – злорадно усмехнулся Герман, строча в своем блокноте. – Они там, бедняги, как ни пыжатся, а ничего, кроме треска в голове, не чувствуют.

– Насколько мы понимаем, пилотируемым НЛО Центральный Гугулятор вовсе не рекомендует залетать в пермскую зону, – продолжал я развенчивать уфологические лавры Перми. – Да и станции-автоматы никогда не оставляются там больше, чем на два часа подряд. Быстро корродируют, и система ориентации выходит из строя. Ищи-свищи их потом. А ведь отправить такую станцию к Земле – это вам не по воробью из рогатки пульнуть. И у них экономика должна быть экономной…

Моня кашлянул, давая понять, что я перехожу на слишком уж развязную тональность и привожу слишком уж подозрительные факты.

Так и не реализованный до конца в «Сыне горкома» сочинительский потенциал иногда искал выхода. Порой – некстати. Вот и сейчас обрушившаяся на меня лавина вдохновения легко снесла хилую ограду осторожности.

Через пару минут я был уже совсем на короткой ноге с Центральным Гугулятором, а в пермской аномальной зоне, используя на полную катушку все ее семь единиц коэффициента искажения, творил жуткие дела. Многих пропавших там без вести своих сынов лишилась Пермь в этот поздний час…

Все это могло вот-вот насторожить «Светит месяц», с какой бы податливостью не воспринимали там компромат на Пермь. Заведующий аналитическим сектором экспедиции своим острым локтем несколько раз чувствительно вдарил Главному Теоретику уфологии в ребра, и я оставил наконец в покое догорающие руины пермской аномальной зоны.

Члены московского оргкомитета удовлетворенно поглаживали свои блокнотики. В них теперь были не глупенькие припевки деревенских старушек, а бомба. Когда она в нужную минуту разорвется на учредительном съезде, то на том месте, где была в уфологии Пермь, останется лишь дурно пахнущее пятно, какое-то время еще искажающее вокруг себя любые контакты.

– Пермь еще приползет к нам на коленях! – сверкнули в ночи глаза Германа.

И столько было в этом возгласе убедительной силы, что всем сидящим в кружке уфологам зримо представилась дорога от Урала на Москву и ползущая по ней на коленях пермская депутация. Впереди, низко склонив к самой земле повинную голову, ловко перебирал согнутыми ногами Бородулин. Другие пермские сепаратисты, стараясь не отставать, сверлили гневными взглядами черные пятки своего предводителя и громко попрекали его: «Из-за тебя, строптивец, муки претерпеваем! Москва завсегда свое возьмет…»

Уходили члены московского оргкомитета, весьма довольные результатами своего похода. Долго по очереди жали руки мне и Моне. Просили передать наилучшие пожелания занемогшему Контактеру экспедиции. Поделились слышанным о борьбе с куриной слепотой и заиканием.

Уже отойдя на несколько шагов, Анатолий Васильевич вернулся и смущенно спросил у меня:

– Извините, пожалуйста… Вы назвали в том ряду светлых зон Москву. Это действительно так, или вы это… из патриотических соображений?

Я тоже слегка смутился.

– Если быть точным, в том ряду была названа Рязань. Но ведь это, согласитесь, почти одно и то же.

Окончательно прощаясь, я попросил Анатолия Васильевича выступить на съезде от нашего имени с инициативой – установить День уфолога 15 мая. Мы полагаем, что наш вклад в советскую уфологию дает нам право на такую инициативу. Анатолий Васильевич заверил нас, что положительное решение этого вопроса станет для всего московского бюро делом чести.

Оживленно переговариваясь, «Светит месяц» уходил в ночь.

Перед сном я поделился с товарищами своими соображениями о предстоящих событиях в уфологии.

– Если на съезде возьмут верх такие крутые ребята, как Герман и Бородулин, то стране в недалеком будущем не избежать революции. Она пройдет под лозунгом: «Вся власть – уфологам!» После ее победы вся государственная номенклатура будет состоять из ветеранов уфологического движения с дореволюционным стажем. Тот, кто откажется верить в НЛО, будет объявлен контриком. Их дела будет рассматривать уфологический трибунал. Ход показательных процессов над такими отщепенцами будет широко освещаться в «Уфологической правде». Приговоры будут очень суровыми…

«Нет – уфологической диктатуре!» – единогласно решили на полянке имени ХХV съезда. Ни московскому главку, ни Перми не сделать нас своими марионетками. Мы и сами по себе представляем немалую ценность для советской уфологии. Какую именно? А вот дайте только откопать драгоценный сундук…