Читать книгу Правда и справедливостьToм I. Варгамяэ - Anton Hansen Tammsaare - Страница 8

Вечером того же дня бобылка заглянула к хозяевам — на гору, как здесь говорили. Пришла будто по делу, хотя дела никакого у нее не было; ей просто не терпелось узнать, побывал тагапереский хозяин сегодня в Ээспере или нет. А когда услышала, что не был, то очень удивилась — при прежнем хозяине Пеару всегда заявлялся в гости, когда бывал под парами.

И все-таки бобылка приходила не зря: у хозяина она услышала много такого, чего они с Мадисом не знали. Она сразу поспешила домой — ей не терпелось рассказать старику об услышанном. Однако, когда она поведала Мадису о том, что случилось у колодца, тот очень удивился и сказал:

— Такую штуку он в первый раз отколол… Это он, видать, ради новых соседей.

А потом, когда разговор об этом зашел у хозяев, бобыль Мадис пояснил:

— Он хотел свою власть показать. Хотел показать, какой он есть человек. При прежнем ээспереском хозяине он как-то принялся колотить своего батрака, словно тот невесть какое преступление совершил. А батрак ни в чем не был виноват. Пеару колотил его просто так, за здорово живешь, чтобы показать — вот, мол, какой я… Он и сегодня схватил бы работника за вихры, да тот половчее его будет.

— Поэтому он за жену и детей принялся, — заметил Андрес.

— Вот-вот, — подтвердил Мадис.

— Ну что ж, каждый волен делать на своей земле что хочет, — промолвил Андрес немного погодя.

— Конечно, — согласился бобыль. — Кто ему запретит! Всяк в своем доме хозяин. Его колодец — его и воля.

О проделке Пеару хозяин с хозяйкой продолжали толковать и вечером, когда ложились спать. Больше говорил хозяин, и говорил с возмущением. Крыыт молчала, и Андресу казалось, будто она не очень-то осуждает выходку Пеару. Скорее, она даже забавляла Крыыт — ее то и дело разбирал смех.

— А ты почему ничего не скажешь? — спросил Андрес.

— А что мне говорить? — ответила Крыыт. — Может, он и не собирался ничего худого делать.

— А чего тогда баба у него в ногах валялась? — спросил Андрес. — И все другие тоже? Для смеха, что ли?

— Откуда мне знать? — ответила Крыыт.

На том разговор и закончился.

В течение следующих дней об этом больше не вспоминали, времени не было. В дом пришли работник и девушка, и у хозяина с хозяйкой забот стало вдвое больше.

Андрес сперва думал: наймет он батрака, тогда, наверное, и выберет время, чтобы починить изгороди и справиться с другими неотложными делами. Но тут наступил самый разгар полевых работ, когда только успевай сам поворачиваться да лошадей погонять, иначе время упустишь. Работник хоть после еды отдыхал, а у хозяина зачастую и такой передышки не было: надо было спешить с севом. У старой кобылы уши повисли, хотя ей и давали мучную болтушку и овес с мякиной. Хомут до крови натер ей загривок и холку — у отощавшей кобылы слишком стали выпирать кости. Была сбита холка и у молодой кобылы, хотя Андрес сам за ней ухаживал.

Кроме неотложных работ, с одним делом они до вывозки навоза все же управились: с поля, лежавшего под паром, свезли несколько десятков возов камней и свалили их в кучу к изгороди. Этим занимались все: хозяин с хозяйкой, батраки, даже пастушок, пока коровы паслись на поле.

— Вот пройдемся так разочка три по всем полям, — говорил хозяин, — рукам легче будет соху держать.

— Разочка три... — повторила хозяйка. — Да ведь на это добрый десяток лет уйдет.

— Много ли это — десяток лет! — молвил в ответ хозяин. — За работой их и не заметишь.

— Мне тогда будет тридцать, а ты к сорока будешь подбираться, — продолжала хозяйка.

А между тем камни один за другим с грохотом падали в телегу, и их отвозили на край поля, в кучу.

— Жаль, нет под руками еловых веток и можжевельника, — говорил хозяин с сожалением, — настлали бы гать по болоту, и скотине было бы легче. На хворост навалили бы эти камни, а на камни — гравия, вечная бы гать получилась… На наш век хватило бы.

— Хорошо бы! — вздохнула хозяйка. — А то даже овцы, и те к вечеру по самое брюхо грязные, а к коровам и не подступиться, так с них каплет. Доить нельзя, пока водой не окатишь.

И еще одно нужное дело сделал хозяин нынешней весной: прорыл на поле кусок канавы. Это только начало, работы будут продолжаться из года в год. Но и от этого куска канавы несомненно была кое-какая польза.

Никогда труд не приносил Андресу такой радости, как сейчас, когда он копал эту первую канаву и убирал первые камни со своего поля, и вряд ли ему суждено было еще когда-нибудь испытать подобное чувство. Оно было похоже на трепет и восторг первой любви — чувства, понятные лишь тому, кто хоть раз сам испытал их. Камень, который ты подбираешь с поля и вкатываешь по доске на телегу, — будто и не камень вовсе, земля, в которую ты вонзаешь лопату, — будто и не простая земля. Эту землю никто не станет рыть ни за поденную, ни за годовую плату. Это совсем особая земля, это совсем особые камни. Падая в телегу, они и грохочут как-то особенно, и даже ольшаник на закате солнца откликается на их грохот как-то иначе, чем обычно.

Сперва молодой варгамяэский хозяин этого не понимал. Только позднее он полностью осознал это, и даже через много лет, когда ему случалось проходить мимо своей первой канавы, мимо ограды, наваленной из первых камней, он ощущал в груди какую-то теплоту и радость. Здесь покоились воспоминания о медовом месяце его хозяйничания.

Вначале, если правду говорить, даже времени не было что-либо чувствовать и понимать — он знал лишь труд, которому отдавал последние силы, иначе нельзя было. Даже замыслы — и те теперь превращались в непрерывный труд, в повседневные дела.

Но одна мысль не давала Андресу покоя: на варгамяэских землях невозможно предпринять что-либо значительное пока нет канавы, которая оттягивала бы воду в реку. Хорошо бы вырыть эту канаву сообща с соседом. Однако, с кем бы он об этом ни заговорил, все в один голос утверждали, что ничего не выйдет. Когда Андрес завел об этом речь с бобылем Мадисом, тот, как и в первый раз, принялся с ожесточением пыхтеть трубкой, то и дело сплевывая сквозь зубы как можно дальше.

Но Андрес не оставил этой мысли, он крепко держался за нее, точно из упрямства. Придя в первый раз в гости к соседу, он сразу завел разговор об осушении болота и о том, что неплохо бы им сообща прорыть канаву. Для Пеару мысль эта, как видно, явилась новой, поэтому он поначалу не сказал ничего — ни да ни нет. Лишь набил трубку, высек огня, закурил и сплюнул. Его примеру последовал и Андрес: набил трубку, высек огонь, закурил и сплюнул, с той лишь разницей, что он растер плевок ногой на глиняном полу, а Пеару не стал себя этим утруждать. Только и было разницы в том, как закурил и сплюнул каждый из варгамяэских соседей.

— Надо покумекать, — произнес наконец Пеару, — я ведь и один могу вырыть, если захочу воду отвести.

— Конечно, спору нет, можно и одному; да только сообща будет дешевле, — сказал Андрес.

— Значит, канава прошла бы прямо по меже? — спросил Пеару.

— Да, лучше, если прямо по меже, а землю поровну на обе стороны, — ответил Андрес.

— Межа прорезала бы канаву вдоль — половина моя, половина твоя.

— Вот именно: половина моя, половина твоя, — подтвердил Андрес.

— Я плачу половину, и ты — половину?

— Я — половину и ты — половину.

— А вода? Как с водой быть? Тоже пополам, от обоих поровну? — спросил Пеару.

— Ну, воду-то не измеришь, — улыбнулся Андрес. — Каждый будет отводить ее, сколько получится, — один побольше, другой поменьше.

— Ну, тогда тебе от канавы больше проку, чем мне, — заметил Пеару, — у тебя воды больше, чем у меня.

— Так-то оно так, — согласился Андрес, но сразу добавил: — Но канава защитит твою землю от воды больше, чем мою: ведь моя вода сейчас к тебе стекает, а не наоборот. Такая же история у меня с Аасеме: его вода стекает на мой участок, а моя к нему не течет.

Это объяснение не удовлетворило Пеару: ему не нравилось, что по вырытой ими сообща канаве будет течь больше соседской воды, чем его. Другое дело, если бы и вода была пополам.

Вопрос чуть было совсем не сошел с повестки дня, но тут Андресу пришло в голову немного подразнить соседа — вдруг это поможет. И он заметил словно невзначай:

— Я решил во что бы то ни стало нынче почин положить. Уже и с Мадисом переговорил, он готов хоть сейчас взяться.

— Слышал и я об этом кое-что, — сказал Пеару, — только принял это за шутку, решил — Мадис просто так болтает.

— Нет, я говорил с ним. Только, ясное дело, если я один стану рыть, то не по меже, а посередине своего участка, чтобы канава с правой стороны огибала Йыэссааре9. Пограничную канаву мы прорыли бы между двумя болотными островками. Там, правда, пришлось бы ее сделать поглубже, но только на коротком участке. За островами вода потекла бы еще сильнее.

— А куда ты половину той воды денешь, которая стекает сейчас на мой участок, если ты пророешь канаву посередине своей земли? — спросил Пеару.

— Куда я ее дену? — ответил Андрес. — Да пусть себе бежит, как ей Бог укажет, — через твою землю к реке. Ту воду, которая течет со стороны Аасеме, я задержу канавой, а с остальной ничего не смогу поделать.

Пеару подумал и затем сказал:

— Разве Мадис успеет в этом году канаву вырыть? Сенокос ведь на носу.

— Не успеет нынче, в будущем году выроет, — спокойно ответил Андрес. — Но так я этого не оставлю, довольно скотине в болоте барахтаться.

— Так-то оно так, — молвил Пеару задумчиво. Он все еще не решил, как поступить. Ему хотелось наедине поразмыслить об этом, тогда, может быть, он и согласится.

Разговор зашел о другом — ведь у соседей были и другие темы для беседы, не только вода да канава. Можно было поговорить и о лошадях, и о скоте, о полях и покосах.

Больше говорил, конечно, Пеару. Он уже несколько лет пахал и бороновал, косил и жал на Варгамяэ и поэтому мог сказать, какой урожай дает рожь, какой — ячмень, овес. И все, что Андрес слышал, было более чем отрадно — просто замечательно. Правда, Пеару давал понять, что только он собирает со своих полей и лугов такой богатый урожай, потому что только он умеет так хорошо пахать и сеять, только ему такое счастье. Но Андрес думал про себя: что под силу соседу, то под силу и ему, Андресу, в работе он ни от кого не отставал. А счастье? Всяк своего счастья кузнец.

Как-то Андрес разговорился с бобылем Мадисом о больших урожаях Пеару. Бобыль только рукой махнул:

— Э-эх, его большой урожай растет на мызном поле, хлеб его из мызного амбара, сено — из мызного сарая.

— То есть как это, из мызного амбара и мызного сарая? — спросил Андрес.

— А ты думаешь, это его поля столько дают? Вот настанут осенью темные ночи, сам будешь на гати снопы подбирать. Не зря он с полевым объездчиком да с мызным кладовщиком в трактире на господской половине просиживает.

— Так вот какие дела! — молвил ээспереский хозяин.

— Говорят, что так, — заметил Мадис. — Осенью сам убедишься.

Андрес велел Мадису приготовить лопаты — как бы то ни было, а к рытью канав скоро надо будет приступать. Вначале Андрес преследовал единственную цель — подразнить Пеару, потому что заметил, что тот относится к этому вопросу далеко не безразлично.

И вот в воскресенье, под вечер, когда Мадис точил лопату, случайно мимо проходил Пеару; он возвращался из ольшаника, где «кумекал», как быть с водой. Увидев Мадиса, точившего лопату, он остановился и спросил, для чего это. И, когда Мадис объяснил, Пеару не выдержал и отправился к соседу еще раз поговорить о канаве.

План в его голове созрел — и насчет канавы, и насчет воды, которая потечет по этой канаве. Канаву надо прорыть по земле Пеару, целиком по его участку, и землю из нее выбирать только на одну сторону — на его сторону. Другой берег канавы пусть, как по веревочке, пройдет по меже, против этого Пеару ничего не имеет.

— Почему именно так? — спросил Андрес. — Почему канаву целиком рыть на твоей земле?

— У тебя больше воды, так пусть у меня будет больше канавы, и пусть она находится на моей земле, целиком на моем участке, — заметил Пеару. — Землю я хочу сваливать на одну сторону потому, что я должен защищать свое поле от твоей воды, а не ты свое поле от моей воды. Ради твоей же пользы я стараюсь, чтобы твой берег был без насыпи и вода свободно стекала бы в канаву. К тому же земля моя, значит, ее нужно выбрасывать на мою сторону. Землекоп, конечно, не болыю-то любит кидать землю на одну сторону, но я сам об этом с Мадисом потолкую... Если ты на это согласен, то будем рыть канаву сообща — ты платишь половину, и я плачу половину.

Теперь настал черед Андреса призадуматься. Думал он недолго — ведь было ясно как день: где бы ни проходила граница — посреди канавы или по одному краю ее, — все равно земля будет осушаться, все равно по канаве потечет вода. Коли сосед непременно хочет, чтобы канава целиком находилась на его участке, была бы, так сказать, его собственностью, — то Бог с ним! Пусть будет, как он желает. Не все ли равно, кто владеет канавой, лишь бы она отводила воду да осушала землю. Что касается выбранной земли, то Пеару тут по существу прав: земля его и поэтому пусть выбрасывается на его участок, а не на поле Андреса, где к тому же она была бы только помехой и преградой.

— Ладно! — воскликнул наконец Андрес. — Пусть так и будет! Канава на твоем поле, насыпь на твоей стороне. Если Мадис в таком случае запросит с сажени подороже — платишь ты, меня это не касается.

— Уж с Мадисом я полажу, — ответил Пеару.

Так и порешили: пусть Мадис принимается за работу хоть завтра.

Но когда Пеару ушел, у Андреса почему-то защемило сердце. Утешала лишь мысль, что, как бы там ни было, а вода потечет. Да и что тут еще может случиться?

А Пеару отправился домой так, словно выиграл в свои козыри или в подкидного дурака: он был в хорошем настроении, это заметили даже домашние.

9 Jõessaare — букв.: речной остров.