Читать книгу Тени в сумерках - Айна Канаткызы - Страница 6

Неоновые вывески красочно освещали пустую улицу. Мокрый асфальт после внезапного февральского дождя менял свой цвет на красный-зеленый-синий-оранжевый под ритм силуэту девушки с танцующими бедрами на рекламном экране. Рядом с ней вырисовывалось отчетливое название бара Amnesia. У двери под вывеской стояла группа пьяных людей. Неподалеку машина с запотевшими окнами скрипела в такт движениям двух любовников.

Бек закурил сигарету. Вид вдохновлял на апокалипсис. Вот если бы всегда так, подумал он, безлюдная пустота мира; охеренная красота. Он приходил сюда в третий раз и не мог понять, почему Балу решила устроиться барменшей именно сюда. Она сама не раз говорила: кислота и химки лучше проходили в баре Двери Лаб, и посетители там позволяли себе «больше и лучше», чем вся эта падаль.

– Я устала от всего. Постоянный срач, – начала Балу, поставив перед другом бутылку светлого. Ее тушь чуть растеклась. Щеки пылали, как красные бильярдные шары. Между двумя ключицами сквозь V-образный вырез кожаной кофты выглядывал глаз. Эта татуировка не переставала вводить Бека в смятение даже через четыре года. Он старался не смотреть на магический глаз, но не получалось. – Баглан взбесился. А я говорю, чего париться, клиенты-то находятся. Ты… – Балу сделала паузу и посмотрела на Бека.

– Что? – вымолвил тот и сделал глоток пива из горлышка. Его лицо вспыхнуло, но в темном освещении Балу этого не заметила.

– Я тебе кислоту не дам. Мы договорились, помнишь?

– Да, ладно, я не за этим, – ответил Бек.

– Бек… – Балу посмотрела на него настороженно. – Тебе должно было хватить до марта!

Бек чертыхнулся.

– Я плачу деньги, и тебя не должно волновать…

– Черта с два! – Балу перекричала громкую музыку, исходившую из колонок. Несколько людей посмотрели в их сторону. Она продолжила чуть тихо, но так же разгорячившись. – Если ты думаешь, что мне наплевать…

– Не начинай про свою заботу…

– Эй! Не только Самай тебя оплакивала, когда ты умирал…

– Балу…

Еще немного и она выжжет его лицо своим яростным взглядом, но Бек прошептал:

– Эй… У меня последняя таблетка.

Балу отчаянно опустила голову.

– Ты чертов сукин сын… Если ты умрешь…

– Да хватит уже…

– Я буду винить себя, понимаешь?

Бек наклонился над стойкой и взмолился:

– Обещаю, что дотяну до апреля. Просто достань мне их.

– Ты чертов сукин сын. Я ненавижу тебя, – с этими словами она развернулась и дала знак другу следовать за ней.

Проход в кухню отделяла занавеска из разноцветных металлических трубочек, которые звенели на заднем плане электронной музыки. Тусклый синий свет слабо мигал и переливался в фиолетовый. Через окошко первой двери налево Бек увидел пустую кухню с кастрюлей и грудой грязной посуды. Вторая дверь направо – вся избитая и исписанная – вела в туалет. Балу открыла черную пожарную дверь в конце коридора, которая заскрипела громче вопящей музыки в баре. Ее кофта растворилась в темноте закоулков, но лампочка загорелась, как только датчики уловили движение.

Дождь не успел просочиться в замерзшую почву. Мокрые стены отражали холод и сырость, оставляя мысли о тепле где-то за гранью нереального. В них не чувствовалось той угрозы, которая обычно исходила от стен лифта или темных подвалов. Бек вдохнул прохладного воздуха и чуть закашлял.

– Жди здесь, – сказала Балу и вошла в здание за баром. Бек остановился послушно там же, где он ждал подругу последние шесть посещений. Свет через некоторое время погас. Бек не пошевелился, чтобы не дать датчику уловить его движения. Он поднял голову и посмотрел на небо, под которым роились дроны. Багровые тучи, отражавшие свет города, находились низко. Где-то выглядели зловеще, где-то как тонкое одеяльце, которое аккуратно прибрано на кровати. Но в целом завораживали.

Послышался щелчок, шаги, и Балу появилась в неярком свете проснувшейся лампочки. Она протянула две пластиковые баночки с надписью Mequalon и бупренофрен.

– Если ты придешь раньше апреля…

– Все нормально, – отрезал Бек. Он спрятал баночки в рюкзаке и протянул три пятитысячные купюры.

Он проснулся от шорохов и неясных движений. Перед ним на кресле сидел Аслан в темно-красном спортивном трико и любимом темно-синем худи с надписью «Mustang» и рассматривал полуголого друга, всю ночь пролежавшего в позе эмбриона, отчего левая рука слегка онемела.

– Балу сказала, что ты злоупотребляешь наркотиками, – начал Аслан вместо приветствия.

Бек лег на спину и закрыл глаза.

– Я в порядке. – Аслан хмыкнул. – Пошел на хер из моей квартиры. Завтра же поменяю код на двери и ограничу доступ.

– Ты выглядишь, как больной ублюдок.

– У меня нормальные дозы. Я знаю риски.

Бек привстал. Аслан продолжал сидеть на кресле.

– Да, конечно, ты уже наркоман со стажем.

Бек не ответил, накинул черный свитер и дал команду Трисс приготовить кофе на двоих.

– Atemine… У тебя все еще проблемы со сном?

Бек оставил вопрос друга без ответа. Вместо этого взял со стола пачку сигарет и вышел на балкон босыми ногами.

– Ты принимаешь еще что-то? Не думаю, что с твоими головными болями но-шпа справляется лучше, чем… как там… бу-пе-но… Ну, ты понял. Балу так быстро говорит, будто на химика училась.

Бек затянулся. На третий день назойливый туман рассеивался. Смог заполнял все открытое пространство между зданиями, машинами, деревьями и людьми. А эти существа появлялись и исчезали в нем, как баги в коде. Бек ненавидел их одинаково. Любая попытка исправить один баг, приводила к тысячам таким же.

И того, кто сидел на его кресле, он ненавидел тоже. За его чрезмерную заботу. За его принципы добра, от которых тошнило. За розовые очки, которые он и Самай не снимали никогда. Дебил, отзывался он об Аслане, при этом доверяя ему код от входной двери своей квартиры. После меты, от которого Бека вынесло за грани разумного, Аслан наставил Балу звонить ему каждый раз, как он обратится к ней за очередной порцией. В свою очередь Балу заручилась, что поможет ему соскочить, предлагая ему адекватные альтернативы без сильных побочных действий и риска привыкания. Получалось у обеих плохо: Бек никогда не уходил от Балу с пустыми руками.

– Бек…

Ну, вот опять, подумал он.

– Я хочу поговорить серьезно.

– Заткнись, – сказал Бек с сигаретой в зубах.

– Я никогда не забывал тот случай с атемином. И с метой. Я давно мог бы сдать тебя в наркологический диспансер.

– Уж лучше бы сдал…

– Я понимаю, что… тебе хочется избавиться от болей.

– Мы уже говорили об этом.

– О наркотиках?

– Это не наркотики, понятно?! – рявкнул Бек, чуть ли не выдернув сигарету из зубов. – Я придерживаюсь нормы!

– Рано или поздно…

– Я умру. И что? Какого хера мы возвращаемся к этой теме?!

– Может пора задуматься… на самом ли деле у тебя случаются эти боли? Может у тебя приступы как раз-таки из-за этих твоих наркотиков?

Бек бросил смятый окурок на груду бычков в консервной банке и повернулся к другу. Он продолжал сидеть в квартире и смотреть на него с упреком.

– Я не псих, Аслан. Я не нюхаю стаф, чтобы мне стало херово.

– Я не говорю, что…

– И не наркоман! – закричал Бек, прошагав от балкона к кухне. Кофе был готов. На столе лежала коробка с яблочным пирогом. Приготовился заранее, придурок.

Аслан стоял в дверях и держал баночку атемина в крепких и смуглых пальцах. Бек выхватил ее и положил в карман худи.

– Да, я обещал, что не буду вмешиваться в твою жизнь. Но я беспокоюсь о тебе.

– Заткнись и пей свой кофе, – сказал Бек и с грохотом поставил стакан на стол.

Он открыл коробку и начал резать пирог. Свежий. Во рту нахлынули волны слюны, пока запах аппетитного пирога буравил нос и желудок.

Они пили кофе в тишине. Через пять минут половина пирога отсутствовала. Бек массировал виски, а Аслан продолжал смотреть на него.

– Тараз пригласил на свою днюху. Хочет познакомить меня с друзьями-миллионерами.

– Сто пудов там будут шлюхи.

– Наркота…

– И много-много выпивки.

– И ты там тоже будешь.

– Черта с два. Я его не перевариваю, – сказал Аслан, всем своим симпатичным видом выражая отвращение.

– Прояви заботу о друге, наконец.

Аслан засмеялся. В его легкомысленном смехе было что-то притягивающее. Что-то, чего у Бека никак не могло быть. Он все время думал о несправедливости и ненавидел мир, каким он есть. А Аслан отмахивался, открывал банку пива и с интересом наблюдал за тем, что происходит в его жизни. Вообще он мало о чем беспокоился: о перхоти в густых и жестких волосах; о вечном поиске манеры общения; или о царапине на задней двери своего Мерседеса. Но больше всего его беспокоил друг, который говорил о смерти, точно соседка заводила разговор о погоде или о подорожании коммунальных услуг.

Вместо кофе он попросил пива. Бек, несмотря на десять часов утра, вытащил банку из холодильника и поставил перед Асланом. Они говорили о Таразе и его друзьях – местной банде мелких бизнесменов – без критики и осуждений. Аслан признавался, что относился к Таразу, как к своему человеку, нежели как к бизнесмену. Бек кивал в знак согласия, бывало, хвалил за некоторые его поступки.

Разговор о атемине и об их бесполезности удалось отсрочить. Ему все чаще снились сны, и приятные, и страшные, и во всем он винил этот атемин. А головные боли пробивались даже через буфенодрин.

Может, друг все же прав?

Нет, не сердце его убивало, а боль в груди, боль на затылке, боль во время одышек. Они высасывали из него жизнь, желание жить. Пусть он и умрет, с этим он смирился, только терпеть боли у него не оставалось сил.