Читать книгу Дорога из АДа - Борис Целавин - Страница 12

Часть 1

На столе из некрашеного дерева, накрытого белой скатертью, тикал будильник. Такой я видел у бабушки. Круглый, металлический с блестящей кнопочкой и продетым в неё колечком сверху. Будильнику тогда не повезло, зато у меня появилось много маленьких волчков с тонкими ножками опоясанными шестеренками. Этот будильник был явно в добром здравии, смотрелся вполне законно и уместно.

Надо было только чуть-чуть напрячься и всё вспомнить. На всякий случай, предварительно хорошенько зажмуриться, что бы исключить всякую возможность самообмана, и ещё раз открыть глаза. Всё на месте стул, скатерть, будильник, в окне силуэт трубы – Козявино. Ещё раз: «Здравствуйте!»

Осторожно выбравшись из-под одеяла, с удивлением и любовью посмотрев, на мирно спящую Глашу, я потихоньку выбрался на кухню. Стол, несколько полок, раковина, электрическая плитка холодильник «Север», дощатые стены, настенные часы. Наверное, у всех также, вспоминая вечернее «пати», заключил я. Функционально, без излишеств. Стало быть, кофе, где-то в банке над плиткой, а чашка в полке над раковиной. Хоть в этом ни чего удивительного. Минут через десять, соорудив, из подручного материала, горку бутербродов и пару чашек кофе, я уже тащил все это на разделочной доске, за неимением подноса, моей Спящей царевне. Неожиданно зазвонил будильник. Три часа дня, куда это она собралась в такую рань?

– Молодец, – потягиваясь, сказала Глаша. – Раз, всё приготовил, пораньше пойдём.

– Очередь, что ли занимать? Куда? В магазине нет ничего, базарный день завтра.

– То-то и оно, что базарный день завтра. Что сегодня нападает – завтра на базар и отнесем. А тебе еще коробку найти надо.

– Экскаватор нашел, тебя нашел, жить есть где, на кой мне коробка? Положить чего? Давай рюкзак возьму – больше влезет.

– Без коробки никак, у меня, вот, из-под макарон, сейчас, и тебе в «По что» подберем.

Разговаривая со мной, она умудрилась, одеться, съесть бутерброды, заправить кровать, помыть чашки и уже, взяв в одну руку мой палец, а в другую свою коробку – потащила нас к выходу.

– И кто такой Цезарь? – тормоз, по сравнению с моей Глашей, – мысленно гордился я всю дорогу.

Возле трубы на площади, Аглая посмотрела на солнце, пошаркала туфлей о землю, и, видимо, что-то решив, сказала:

– От тебя, там проку не будет, пока зайди на рынок, осмотрись, походи, потом сюда возвращайся. Что бы обозначить «сюда», она поставила на землю свою коробку. – Понял?

– Понял, а ты?

– Я за твоей коробкой, а то хороводиться не чем будет.

II ЯВЛЕНИЕ ДЯДИ КОЛИ

На рынке по-прежнему было пусто, но кочаны на прилавках даже не завяли. – Пожрать капустки, что ли, для разнообразия? – думал я, выбирая кочан поаппетитней. Но, только я собрался разломать и съесть облюбованный кочан, как чёрт из табакерки, откуда-то вынырнул Дядя Коля:

– Ты что, положи в зад, Манька ж завтра места себе не найдёт. Думаешь, что просто так кочаны? Это Манькин, дальше Петькин, вон там Фёдорыча. Понял?

– Честно? Ничего не понял, они одинаковые все.

– Как одинаковые, говорят же тебе вот Манькин, там Петькин… У вас там все что-ли соображают туго? Понимать надо раз объясняют – дядя Коля даже сморщился от досады. Мне стало неловко.

– Спасибо дядя Коля за науку, понял. Петькин вон тот? Правильно?

– А то, – смягчился Дядя Коля. – Соображать надо!

– Завтра то, что будет?

– Да, че поймаешь, то и будет, базарный день, вообчем. Ты тут варежку не разевай, ты там разевай, – он развернул меня за локоть в сторону ворот, – а то пролетишь. Пока я вглядывался, пытаясь угадать значение сказанного, Дядя Коля незаметно растворился среди прилавков за моей спиной.

Ещё минуту я оцепенело стоял с кочаном в руках. Потом бережно положил его обратно, стараясь попасть точно на тоже место, откуда взял. Осторожно пошёл к выходу, разглядывая кочаны в поисках каких-нибудь надписей или пометок. Ничего. А в голове вертелось: «Этот Манькин, там Петькин, дальше Фёдорыча»…

На площади было уже многолюдно, и, не смотря на однообразные костюмы, присутствовала даже определённая пестрота, т.к. в руках у всех были разноцветные картонные коробки. Здесь в первый раз, не считая, дяди Коли, я увидел людей постарше, они тоже были похожи друг на друга, только у них ещё было какое-то отрешённо просветлённое выражение лица, как у монахов, но устремлённое не вверх, а внутрь.

Аглая достаточно чувствительно ткнула меня в бок: – Я тебе, куда, сюда приходить сказала? А ты, куда, сюда пришел? Сюда то, во-о-он где, – кивая по направлению «во-о-он где», она сердито сунула мне в руки совсем не красивую белую коробку с черной надписью «ГОРСОР». – Ладно, пошли, ставить уже пора.

Действительно, люди стали выстраиваться вокруг трубы образуя большой круг, когда он, наконец, включил в себя всех стоявших на площади, они поставили коробки перед собой, взялись за руки и пошли вокруг трубы по часовой стрелке.

– Ну, что, вечером «Камасутра» с фитнесом, днём хоровод, весело живем, ребята, – размышлял я, по возможности, мысленно дистанцируясь от происходящего. Вдруг, кто-то крикнул:

– Вон, полетела!

Все остановились, одновременно подняли головы к верхушке трубы.

Действительно, там показалось точка, которая приблизившись, оказалась коробкой, красно-коричневого цвета, с большим кофейным зерном на всех четырех боках.

– Макарыч, кажись, твоя, – сказали сразу несколько голосов.

Улыбающийся, Макарыч, похоже, стоял напротив места падения коробки, обозначенного двумя полосатыми матрасами, лежащими друг на друге. Подхватив, приземляющуюся коробку он неторопливо отправился в сторону одного из домов. Все сдвинулись на одну коробку, и место Макарыча заняла, стоявшая за ним не молодая женщина, одетая, как и все ее ровесницы в темно-зеленую юбку и коричневый жакет. Она так же ловко подхватила свою коробку и уступила место следующему.

Похоже, очереди тут все же есть, но уж больно завернутые. Как и все остальное, впрочем, главное, как и везде: «Не раззевать варежку!» Вспомнив совет Дяди Коли я сосредоточился на очереди, падающих коробках и вскоре поймал свою, она была ярко оранжевая с большой жёлтой лимонной долькой. Такой не было ни у кого.

– Ну, вот, а то—«ГОРСОР», – повернулся я к уже поймавшей свой «Зеленый горошек» Глаше, – куда дальше?

– Домой, нам еще в огороде порядок навести надо.

Огородом, как я понял, назывались четыре грядки перед домом, две с луком и по одной с капустой и морковью. Такие же точно грядки были перед всеми домами в Козявино.

– А что там наводить, там и так порядок.

– Ты меня агротехнике не учи. Полить надо, капусту поддернуть, морковку прикопать, лучок повоспитывать.

– Интересно посмотреть на воспитанный лук.

– А у вас какой?

– Не воспитанный какой-то, быдловатый получается.

– Вот, вы даете, лук, это что?

– ….?

– Овощная культура, – ответила она себе

– Культура, – машинально согласился я.

– А какая же культура может быть без воспитания?

– Возразить нечего, пошли воспитывать…

Пока мы воспитывали наши овощи, а потом ужинали, причем Глаша категорически запретила трогать, коробки, которые принесли сегодня:

– Есть надо свое, то, что с рынка принесли, а это общее пока.

Пришло время собираться на снегоробье.

В «гараже», как я его стал называть, было шумно. Глаша, терпеливо дождалась, пока я вскарабкаюсь на сиденье и начала урок. Вот эту штуку нужно дернуть на себя, ткнула она, во что-то типа ручки от каячного весла с прикрепленной к ней толстой цепочкой. С первого раза удалось извлечь только небольшой скрежет и отбить руку, но уже со второго всё заскрежетало, как положено.

– Подумаешь, бином Ньютона, думал я, радуясь тому, как легко мне удается справляться с рычагами. Но, минут через десять переползаний туда-сюда, поворотов и вращений, Аглая велела меняться местами.

– Хватит, Пора делом заниматься.

– А я?

– А ты ковшом учись работать.

– Как?

– Вприглядку.

Дальше Всё повторилось в точности, как вчера, разве что чувствовал я себя менее разбитым, и по дороге к дому даже разыграл что-то вроде прелюдии, щедро оказывая Глаше знаки влечения.

Часть 2

Издали Я не понял, что на ней надето, но подойдя ближе, мысленно поздравил дизайнера.

– Это хорошо, что вы фиолетовый с белым!

– Почему? – немного опешила она.

– Вы можете залезть в заснеженный куст цветущей сирени, и вас не видно. Мы бросаем кошелек на веревочке, прохожий нагибается, а кошелек убегает. Здорово!?

– Здорово, кошелек давай! Совершенно не по тексту ответила она.

– Так сирень же еще ни это, ни того… растерялся я.

– Это может произойти в любой момент, я должна быть готова —кошелек. – Ее палец уперся мне под ребра.

Я беспомощно поднял руки:

– Согласен, шутка дурацкая.

– Не может быть, великий и ужасный шутник Мася, признал свою неудачу.

– Признал, но не до такой, же степени, чтоб ужасный.

– Ладно, не великий и не ужасный, ты компас взял? А то в прошлый раз, через две станции от нужной вышли. Хорошо ещё в том же государстве.

– Какой компас, Нюся? Геолокация везде, а в прошлый раз телефоны лучше заряжать надо было, и аборигенов не стесняться спрашивать. Вяло пикируясь, мы зашли в вагон. Еще не совсем простив мне предыдущий поход, в этот раз Нюша наотрез отказалась идти в лес, предложив для прогулки выбрать старинную усадьбу недалеко от столицы. Но, для остроты ощущений с браконьерскими шашлыками, где-нибудь в укромном месте парка.

Я предпочел бы лес, но чувствуя определённую вину за прошлые выходные, когда мы вышли на две платформы и четыре часа в сторону, от намеченного, всё-таки согласился на парк. Хоть и помнил пару неприятных моментов из прошлой жизни. Один раз за шашлык, меня с приятелем из столичного парка вывела конная полиция, а второй раз полицаи спугнули нас с подругой в избушке, мало что на курьих ножках, так еще и на самом интересном месте.

Ну, Бог троицу любит, как настоящий фаталист решил я, выбрав всё-таки, усадьбу с парком поглуше. Сидя в своём армейском (буквально дембельском) камуфляже напротив источающей красоту, бодрость, запах какой-то «Шанели», наверное уже №125, Нюси, я чувствовал, что зря не нахожу мужества с ней расстаться.

– Ну, красивая, ну, умная, ну, чувство юмора есть, ну… и что тебе ещё, дураку, надо? – заключал обычно я, вместо того, чтобы подумать правильно: – Ну, не моё это всё какое-то, ну, разные мы совсем. Перетирая сам с собой эти бесполезные терки и потягивая из бутылки ее любимую Полу-Колу. Я очередной раз пытался придумать, о чём бы, таком поговорить по дороге. Скуки Нюся категорически не терпела, а у меня как назло в её присутствии мозг начинал работать на пониженной передаче, чтобы разогнать его до пятой скорости требовалось время.

– Ну, что, Нюсичка, Вам рассказать про Магадан? Любите ли, Вы историю Заснятьего (так называлась усадьба) как люблю ее я? Уже в 1854 году знаменитый русский философ просветитель и фабрикант, Иван Силовичь Гвоздь, для близких просто Иваси, заложил первый, достаточно краеугольный камень, на котором уже через пять лет выросло это невозможное вместилище всех лучших дарований того времени. Здесь творили…

– Остапа понесло, не знаешь, что сказать лучше подумай, а то найду того кто знает, прикрыв мне рот вкусно пахнущей ладошкой и шлепнув по макушке другой, сказала Нюша. Это меня несколько переключило, и я неожиданно вспомнил.

– Я, тут по дороге, голубя чуть не сбил, так он мне, зараза, фак показал и на крышу нагадил.

– Это к деньгам Макочка, – открывая окно в купе, где мы сидели, сказала Нюся, – надо денежками из окна помахать, крикнуть: «Халява ловись!» и горсть мелочи в форточку бросить.

– А, что мелочиться? Я ссыпал всю мелочь из кошелька в ладонь и швырнул в окно, прижатая воздушным потоком она градом застучала по стенке состава. Потом достал стольник помахал, покричал и отправил его вслед за мелочью, он быстро закружился, исчезая где-то над электричкой.

– Запомни место, на обратном пути придём, тут все зелено будет, надо мешок побольше в Заснятьего купить.

– Дурачок, дурачок, а практичный, прямо возле нашей станции бросил, Давай выходить, на обратном пути, может, найдёшь свой стольник, если мимо платформы не промажем, как в прошлый раз, сказала она, и демонстративно покачивая бедрами, продефилировала в тамбур.

Немного подумав, оставить пустую бутылку из-под Полу-Колы или взять с собой, я неожиданно, повинуясь какому-то порыву, бросил ее в окно. Когда начал вставать электричка уже притормаживала, пошатнувшись и больно ударившись о ручку сиденья, я открыл глаза.