Читать книгу Воскресшие и мстящие. Третья книга трилогии «Наследники Рима». Издаётся впервые! - Борис Толчинский - Страница 24

148-й Год Симплициссимуса (1787),

30 апреля, Галлия, поле Регинлейв близ Нарбонны

Было сумеречно; ветер носился по полю, точно пытался загасить факелы, пылавшие в руках людей. В самом центре поля сложен был постамент из дубовых бревен, а на постаменте, покрытом новым флагом Нарбоннской Галлии, лежало тело.

Это был Крун, прежний герцог, отец Варга и Кримхильды, умерший – или убитый? – ровно год тому назад. Тогда его похоронили в спешке, не проведя над телом все обязательные ритуалы, и многим было непонятно, кого хоронит сын – любимого отца, великого правителя или недоброго владыку, предавшего нарбоннских галлов лютому врагу. А вскоре возвратились аморийцы, откопали тело Круна и похоронили заново, уже по аватарианскому обряду.

«Твой отец был великим воином и умным государем, – сказал Варгу Мерлин. – Он бы одобрил всё, что ты творишь, отстаивая землю предков. Ты не должен позволять лукавым амореям использовать святое имя Круна в борьбе против тебя»

Да, разумеется, Варг мог бы на это возразить, напомнить, что Крун сознательно предался амореям; что с полной искренностью преклонял колени перед Хрустальным Троном в Миклагарде; что и его, родного сына, поднявшего мятеж, пока был жив, склонял к покорности «естественной» имперской власти, и умер в день, который был назначен для решающего поединка с непокорным сыном, при крайне подозрительных обстоятельствах.

Да, Варг мог бы возразить Мерлину, сказать, что думает, – но он молчал, ибо вступать в спор с Мерлином не видел никакого смысла. Мерлин на то и Мерлин, чтобы всё знать лучше него, юного героя будущих сказаний. Мерлин – мудрый наставник. Таким был прежний Мерлин для легендарного Артура, короля свободных бриттов, – таким и новый Мерлин должен стать для Варга, герцога свободных галлов. Это понимали все. Это понимал даже верный Ромуальд, бесстрашный рыцарь, всей душой ненавидящий колдовство.

«Какое это колдовство? – недоуменно отвечал другу Ромуальд. – Когда это великие и мудрые друиды назывались колдунами?»

Конечно. Друид – не колдун. Друид – наставник и соратник властелина. Так говорили боги. Так завещали предки. Известно, что друидов наделяет мудростью сам Вотан.

Варг бросил взгляд на Мерлина. «Друид. Всем нам только друида не хватало, – подумал Варг и перевел взгляд на отца, и мысль отразилась от мертвого тела: – Отцу только друида не хватало! Для полного счастья».

Всё верно. Друид – он свой, из героических сказаний, он символ мощи предков, он память давней галльской воли – он много лучше и уместнее заморских чудодеев, каких-то непонятных еретиков с патрисианскими именами, чуждыми слуху галла, с учеными словами, с идеями, далекими от здешней жизни. Друид же прост, как дерево дуб: известна мощь ствола, известны его корни, известно, что они в родной земле, ей верно служат.

Никто даже не думал выяснять, откуда взялся он, этот друид. Прежде в отеческих богов особенно не верили – а как поверишь, если они всегда и всюду отступают под натиском чудовищ-аватаров? – но стоило явиться Мерлину, и ожили в умах людей Донар и Вотан, Фригг и Фрея, Локи со всем своим нечистым потомством, имировы хримтурсы и карлики-нибелунги, мифические волки и драконы, великие герои и воинственные девы – все те, кого цивилизованные аморийцы привыкли называть «языческими идолами».

Варг думал о своих соратниках и подданных: «Им больше ничего не оказалось нужно, чтобы поверить древним сказкам. Один явился, и все поверили во всех!»

Лишь Доротея… Она страшилась друида. «Твоя жена ко мне привыкнет, – уверенно говорил Мерлин. – Их, амореев, с детства приучали: друиды – это зло, друиды девственниц приносят в жертву, друиды пьют кровь маленьких детей. Хочешь, чтобы дочка Марцеллина сразу же поверила друиду? Это невозможно. Она поверит, когда привыкнет ко мне»

Верно, это было надежное объяснение, почему Дора страшится Мерлина. У Мерлина, между прочим, не бывало ненадежных объяснений. Варг хотел удовлетвориться им – и не мог. Ведь они оба, он и она, страшились Мерлина по одной и той же причине. Варг читал это в её глазах – скорбных, молящих, всегда полных горечи, обиды и все-таки любви. Как будто она хотела нечто от него, такое, что не решалась объяснять словами.

Он мог это представить. Он сам хотел того же, что она. Мысленно он не раз совершал этот подвиг – и мысленно же признавал, что подвигом таким убьёт её, себя и своё дело.

«Янус, – напоминал он себе. – Есть ещё Янус. Янус Ульпин!»

Янус мог быть где угодно и кем угодно. Варг не пытался вычислять, кто из соратников его может являться Янусом, – Янусом мог быть любой. Даже Ромуальд.

«Я не убью никого, – останавливал он себя, – нет в этом подвига, есть только слабость и отчаяние!»

Он вновь и вновь вспоминал слова Януса, сказанные ещё при жизни Круна, но по поводу Софии Юстины: «Там, где крепкая воля и могучий разум, мы бессильны».

«Он это искренне сказал, – думал Варг. – Они сильны тогда и там, когда и где мы слабы. Мы не избавимся от них, пока мы слабы. Ну что ж… Сыграем по их правилам»

Варг воздел меч и молвил:

– Мы провожаем государя. Великого отца нашей земли. И моего отца. Всю жизнь он дрался за свободу. Но под конец… Я не могу винить его. Он мой отец. Виню себя – и вас, друзья. Если бы мы сплотились вокруг Круна, он бы не сдался амореям!

Варг замолчал и оглядел соратников. Слова его застигли их врасплох. Но возражать никто не смел. Они смотрели на тело старого вождя, чья суровая мужская красота была возвращена искусством Мерлина, и переваривали слова Варга.

– Прощай, отец. Ты воспитал меня в любви к родной земле, и я продолжу твое дело. У меня есть воля, у меня есть вера, у меня есть верные друзья, у меня есть мудрый наставник, посланный богами, – здесь Варг повел головой в сторону Мерлина, – и у меня есть золото, зарытое моими предками, чтобы такой, как я, использовал его для достижения свободы! Мы победим и обретем её!

С этими словами Варг бросил свой факел в поленья. Издав прощальный галльский клич, то же самое сделали рыцари, стоявшие округ древесного постамента. И костер запылал.

– Да будет так, по слову герцога и волею отеческих богов! – зычным голосом, подобным реву ветра в дубовых кронах, провещал Мерлин.

И вдруг, только сказал он эти слова, взаправду появился ветер – не тот, который суетно носился над полем, а могучий, целеустремленный вихрь, способный погонять коней. Но, странное дело, вихрь этот не загасил погребальный костер, напротив, он раздул пламя, и в считанные мгновения оно объяло тело Круна, взметнулось точно до небес, – а дальше и вовсе случилось удивительное.

Высоко в небе лепестки костра сложились в огромную огненную фигуру, накрепко слитую с могучим скакуном под нею. Судя по формам, фигура была женской. Левой рукой женщина правила конем, а в правой удерживала грозный меч. Была вся она в древних латах, черные волосы выбивались из-под крылатого шлема и развевались на ветру; неистовая всадница сделала круг над костром и опустилась.

– Это валькирия Регинлейв! – воскликнул Мерлин, и словно гром небес вторил ему. – Я узнаю её, воинственную деву, давшую имя полю брани! Великий Вотан нам прислал её! Смотрите же, смотрите!!

И на глазах у потрясенных рыцарей крепкая мужская фигура восстала из костра. Конечно, она не была живая; весь сложенный из искр, призрак старого Круна величественно помахал Варгу рукой – и впрыгнул к валькирии, на огненного скакуна!

Могучий боевой призыв разнесся над равниной, и непонятно было, кто кричал: то ли мертвец прощался с родиной, то ли валькирия приветствовала смертных, то ли Донар, сын Вотана, владыка бурь и громов, приветствовал нового воина, спешащего в чертоги Вальхаллы…