Читать книгу Воскресшие и мстящие. Третья книга трилогии «Наследники Рима». Издаётся впервые! - Борис Толчинский - Страница 3

Новогодняя ночь на 1 января 148-го Года Симплициссимуса (1787), где-то в Германии

Никто, кроме забытых гениев, не понимал, что это происходит наяву. И никто бы ни поверил – ни те двое, кому вскоре предстоит уйти к богам, ни остальные жертвы гениев, которым предначертано томиться в благостном неведении. Не поверили бы сами ментаты Мемнона, священной столицы могущественной Аморийской империи. Ибо ментаты, которые непросвещённому взгляду кажутся настоящими волшебниками, на самом деле люди, подобные нам, но сумевшие открыть для себя некоторые тайны человеческой души.

Кем были на самом деле эти забытые гении, адепты свободы, пленники любви и ненависти, затруднились бы сказать даже мудрейшие из отшельников Мемнона.

Густые, неумолимые тучи стесняли мирный звездный свод; колкие снежинки, эти замерзшие слезы неба, изливались из беспросветных туч, одевая лилейным саваном сумрачный хвойный лес; ледяной ветер завывал меж дремучих елей, свистел у опасных камней, огромных, зловещих, разбросанных посреди леса какими-то самоуверенными строителями в некоей великой, безвозвратно утерянной древности. Ни искры света не могло родиться в этой стылой томящей ночи. Только мрак, ветер, мертвый снег – и холод, ужасающий холод, который даже и мощных волков, истинных хозяев леса, заставляет этой лютой ночью прятаться в темные норы.

В такую новогоднюю ночь обязательно должно было что-то случиться. Что-то неприметное посреди захватившего землю мрака, но неизмеримо важное. И оно происходило, не могло не происходить!

Посреди развалин древнего поселения, в чудом сохранившемся доме-мегалите, пылал огонь, и было жарко, словно кипящая река протекала через этот чертог. Коренастый мужчина, видом угрюмый карлик, какими обычно пугают детей, в гигантских кожаных сапогах, доходящих ему едва ли не до пояса, в ярко-красном кафтане, наверное, никогда не стиранном, с растрепанными черными космами и длиннющей рыжей бородой, с кривым ножом за поясом, – так вот, сей живописный карлик сновал меж многочисленных очагов, то и дело подбрасывая в пламя вязанки хвороста, поленья, древесный уголь, да ещё странные предметы подозрительного вида, которые, впрочем, горели намного лучше хвороста и угля.

А в центре чертога, у черного, рассеченного надвое, камня, – кто-то из опытных, но случайно забредших сюда читателей книг сказочного жанра наверняка подумает, что это алтарь, – стоял человек весьма впечатляющей наружности. Облачение его составляла длинная, до ступней, рубаха желтовато-пепельного цвета. На поясе рубаху схватывала веревка, витая из девичьих волос, когда-то бывших золотыми; повсюду этот необычный ремень украшали бляхи с ликами чудовищ и черепами существ, находящихся в отдаленном родстве с людьми. Крупное лицо этого господина сплошь состояло из морщин, как перепаханное поле из борозд. Глаза были отчетливо рыжего оттенка – или это только казалось в свете огнищ. Ресниц вроде не было вовсе, зато выше кустились сросшиеся черные брови. И волос было много, они упрямо лезли в лицо, преодолевая преграду в виде простого металлического обруча. Впрочем, нет, обруч не был простым: спереди его украшала гемма с изображением свирепо глядящего мужа, бородатого и одноглазого; всякий язычник с Севера, будь то скандинав, германец или галл, без труда узнал бы в бородаче Вотана, или Одина, знатнейшего среди богов, владыку Вальхаллы.

Для полноты картины опытному читателю книг сказочного жанра не хватает только черного ножа, желательно из обсидиана или иного редкого материала, ещё жертвы, прекрасной девушки на алтаре, над которой как раз и заносится нож, а также героя, который вот-вот, в последний миг, ворвется в логово злодея-чернокнижника, поразит его самого и присного карлика, затем освободит свою пассию из чародейских пут; способ, каковым геройствующий персонаж пробьется к логову, не столь уж важен – в конце концов, чтоб не замерзнуть по пути, герою достаточно явиться из какого-то иного измерения, где, очевидно, климат более благоприятствует геройским подвигам.

Увы, всё было тут куда как прозаичнее: колдун у алтаря нож не держал в руке, не заносил его над алтарем, и девушки на алтаре на самом деле не было, как и злодейских мыслей в голове у колдуна. А сам он не был колдуном, хотя любил казаться. Стоял он перед этим черным камнем и шептал молитву. Само собой, героя он не ждал, поскольку просто не было проблем для настоящего героя; тот же, кого тут очень ждали, никак не проявлял себя. А карлик знай себе подбрасывал дрова в огнища, да озабоченно поглядывал в сторону хозяина.

Вдруг чародей воздел обе ладони и яростно воскликнул:

– Явись, о Дух Великий, приди ко мне, ничтожному слуге, даруй мне свою силу!

Вскричав такое, коленопреклоненный чернокнижник затворил глаза и принялся бормотать слова, понятные ему одному.

Карлик вполоборота посмотрел на господина, сумрачно вздохнул, в который уже раз сплюнул через правое плечо и подкинул в пламя очередной горючий предмет.

Ещё некоторое время прошло, и чародей снова подал голос. Слова были другие, но смысл не отличался: очевидно, волшебнику никак не удавалось добиться от Духа Великого взаимности, хотя он неутомимо подступался к Духу со всех сторон, где только тот мог обретаться.

Однако и в этот раз никто не откликнулся. Колдун опять пустился в бормотания, а карлик знай себе подпитывал огнища, но с убывающей охотой.

Этот безнадежный ритуал повторялся в новогоднюю ночь уже много-много лет; сколько точно, ни карлик, ни его господин не знали.

Колдун ещё что-то бормотал, а карлик, потерявший уже всякую надежду, устало бродил по периметру чертога, когда в вышине, как раз над алтарем, возникла смутная тень, некое таинственное темное сгущение воздуха, отдаленно напоминающее силуэт человека. Было оно невелико, неприметно, и находящиеся внизу его не замечали, пока колдун в очередной раз не вскинул руки, чтобы выкрикнуть своё призывание.

Слова замерли на его языке – колдун, отрывши рот, молча взирал на это облако. Карлик проследил за взглядом господина и ничего не увидел. Беззвучно выругавшись, карлик отвернулся.

– Что попусту глазеешь? – услышал между тем волшебник. – Если тебе нечего сказать, пожалуй, я вернусь обратно, туда, откуда прибыл.

Колдун испуганно моргнул и обвел взглядом чертог. Было очевидно, что никто, помимо тени, эти слова сказать не мог – карлик был нем от рождения.

Собравшись с силами, колдун вновь посмотрел на тень и вопросил:

– Кто говорит со мной?

– Кого ты призывал, тот говорит с тобой, – ответила она.

Гримаса не то радости, не то страха, не то отчаяния перекосила лицо колдуна.

– Ты Дух Великий?

– Он самый, – отозвалась тень. – Ты верно мне служил, и вот решил я даровать тебе награду. Вернее, мне прискучило внимать твоим стенаниям.

Голос у тени был более чем странным: не мужской и не женский, не высокий и не низкий, ни чистый и не шипящий – словно камень, металл или воздух изрекали человеческие слова. Голос звучал не только сверху, но и снизу, со всех сторон; отражаясь от стен, он вибрировал, усиливая сам себя – и затихал, как эхо в горах.

Для колдуна это было хорошим доказательством, что Дух Великий в самом деле посетил его. И всё же он, для верности, спросил:

– А чем докажешь, что ты Дух?

– Тем докажу, что вмиг исчезну, словно и не было меня, а ты останешься стенать и будешь этим заниматься, пока горбатая не заберет тебя в страну таких же мелких недоумков, – сварливо отозвался голос.

Не на шутку испугавшись, колдун молитвенно сложил руки и воскликнул:

– Прости меня, ничтожного, Великий Дух, я грешен пред тобой!

– Все грешны предо мной, – холодно молвил голос, – и что теперь? Я должен к каждому из вас являться, дабы отпускать грехи? Ты, что же, полагаешь, у нас, великих духов, иной заботы нет?

– У вас? – изумился колдун. – Я думал… мне казалось, ты один, Дух Великий, Вечный, Всемогущий!

– Уймись. Один я, именно такой, как ты сказал. Ещё я самый мудрый: сей ипостасью я к тебе явился; а прочий я другими занят. Пожалуй, нечего мне делать больше у тебя: никчемный разговор мне, Духу, неугоден.

– Постой, мудрейший среди мудрых! – отчаянно воскликнул человек. – Я ждал тебя полную тысячу лет!

– Ещё и лжец вдобавок, – брезгливо посетовал голос. – Ты думаешь, назвался колдуном и коротышку в слуги заимел, оделся, как колдун, живешь убогой жизнью – и ты достоин моих благ? Смешно мне на тебя глядеть. Тебе бы в цирке выступать, хотя бы добрый люд потешил.

Чернокнижник залился краской и не нашелся, что ответить.

– Обидно мне одно, – сказал вдруг голос, – что ум твой равен колдовскому мастерству. А я, как Дух, мудрейший среди мудрых, в ваш мир напрасно не являюсь. Тут надо нечто совершить – иначе больно делается мне за миг, бесцельно проведенный. Заметь: мучительно больно! Поэтому обычно я либо награждаю, либо караю. Поскольку ты не просишь у меня наград, придется мне тебя убить.

Рыжебородый карлик с изумлением смотрел, как его господин заламывает руки и посиневшими губами – карлик, подобно многим глухонемым, умел понимать по губам – восклицает:

– Пощади, Великий Дух, и награди меня!

«Рехнулся наконец, проклятый, – подумал карлик. – Как только потеплеет, сбегу отседова. Дай, светлый Вотан, добрых людей: пригреют, обласкают, а может, кто шутом возьмет или людей пугать. Я-то сумею! Али подамся к амореям – там, говорят, дивные люди в почете у господ патрисов…»

Карлик не слышал, как голос говорил:

– Награды просишь, смертный? Изволь! Желаешь получить красавицу жену? Молчи – сам вижу, промахнулся. Да, знаю – мечтаешь обрести бесценный манускрипт! Опять не то? Ну, ладно… Нет, я не верю – ты алчешь стать владыкой братьев наших меньших? Что ж, похвалю тебя за дерзость!

– О, нет, Великий! Мечтаю о богатстве я…

– Всего-то? – разочарованно протянул голос. – Стоило стараться! О-ох, мелкий нынче люд пошел средь ведунов… В прежние времена тебе подобные иначе как о власти над миром и не заикались!

– А можно? – зачарованно спросил колдун.

Голос из облака насмешливо хмыкнул:

– Тебе – навряд ли! Итак, чем будешь брать своё богатство: слитками золота, жемчугом, адамантами? Или желаешь рабами, ходячей ценностью? Помимо упомянутых богатств, имеются в наличии подлинные платиновые империалы с изображением Его Божественного Величества Виктора Пятого Фортуната, императора-августа аморийцев, в полный рост и в коронационном облачении… Ну, быстрее думай: не один ты у меня богатства жаждешь!

«Не понял ты, Великий Дух! Не злато нужно мне, а знания, которые суть сила!» – хотел воскликнуть чернокнижник, но губы сами прошептали, словно бы в экстазе:

– Империалами давай! И чтобы вместо Виктора сам я там был изображен!

В то же мгновение из воздуха посыпались империалы – большие платиновые кругляши, и на каждом живописан был, в полный рост и в аморийском коронационном облачении, наш знакомый чернокнижник…

– Ещё, ещё! – вопил он, вздымая руки к туманной тени, той самой, которую по-прежнему не различал рыжебородый карлик; надо ли говорить, что никаких империалов карлик также не видел?

Внезапно водопад монет иссяк.

– Ты получил задаток, – провещал голос, – а остальное будет, как только одолеем все необходимые формальности.

Колдун непонимающе посмотрел в пустоту, и голос поспешил ответить на немой вопрос:

– Не беспокойся. Всего-то надо – пожелать, чтоб я вошел в тебя и стал тобой. Формальность, да и только.

Колдун отпрянул.

– Тебе нужна моя душа! – в прозрении воскликнул он.

– А чем ещё заплатишь? – насмешливо осведомился голос. – Неужто полагаешь ты, нам, обитателям Астрала, от вас, людей, иное нужно? У вас, помимо душ, пожалуй, только разум… И обладающие разумом нас, духов, на подмогу не зовут.

– Нечистый, сгинь! Я душу не продам за все сокровища Асгарда!

– Ну и глупец, – рассмеялся голос. – Не далее, как в прошлой вечности сам Вотан уступил мне правый глаз; взамен я наградил его, и все теперь считают, что Вотан – самый мудрый… какие недоумки!

Колдун недолго колебался.

– Возьми мой глаз за мудрость; хочу быть Вотану подобным!

– Так не пойдет, – строго заметил голос. – У нас другой порядок принят: сперва стань равным Вотану, потом проси… сам посуди, зачем мне глаз слепого?

Колдун бросил тоскливый взгляд на свою левую руку и прошептал:

– Бери её, Могучий! Всё лучше, чем бездушным быть!

В голове зазвенело от незримого хохота. Внезапно хохот оборвался, и незадачливый проситель уловил:

– У нас тут не базар. Не хочешь душу уступать сильнейшему из сильных – уступишь её проклятой старухе. И без того я время у тебя теряю. Любой бы уже душу продал и насладился тем, что получилось… Подумай сам, зачем тебе душа? Много ли ты с неё имеешь? Не лучше ли вернуть такой никчемный дар другому, понимающему в душах, ну а взамен земным богатством усладиться? Как замечал один разумный иудей, Богу – Богово, кесарю – кесарево. Иначе говоря, Духу – души, смертным… Итак, готовься к смерти, злополучный!

Колдун закрыл голову руками, словно так надеясь защититься от незримой сущности, и в исступлении вскричал:

– Пусть будет так, как ты желаешь! Бери меня, Великий Дух, войди в меня, стань мной!.. И наслади меня земным богатством!!

Карлик давно понял, что с хозяином беда. Но как помочь хозяину, не знал, а если б знал, навряд ли бы помог. В какой-то миг карлик увидел, что господин внезапно содрогнулся – всем телом, точно молнией пронзенный! – и тут же рухнул у черного, расколотого надвое, жертвенного камня.

Карлик осторожно обошел тело. Господин не шевелился. Тогда карлик дотронулся до него кочергой. Ничего!

Карлик подошел ближе и потыкал кочергой в разные места. Хозяин не подавал признаков жизни. Карлик дотронулся до руки хозяина и понял, она теплая. Затем карлик дотронулся до шеи… Хозяин был жив!

«Видать, очухается скоро, – подумал карлик. – Знавал я одного припадочного; никому в округе житья от него не было… покуда вилами злодея не проткнули! А вдруг и этот… не будет мне пощады, когда придет в себя проклятый!»

Приняв решение, карлик занес кочергу над головой своего господина. В тот же миг голову пронзила боль – настолько острая, что карлику не хватило сил застонать. А следом явился голос:

– Не делай этого, дружок. Грех беззащитных убивать. Великий грех!

Оглушенный этой нечеловеческой болью и этим непонятным голосом, повинуясь чужой воле, карлик поднял голову. И увидел над собою серую тень.

– Не может быть! – охнул карлик, забыв о том, что он глухонемой.

Хозяин между тем поднялся на ноги. Чужая воля заставила карлика взглянуть на хозяина. Да, это был он, хозяин. Только в какой-то миг карлику показалось, что видит он лицо совсем другое – маленькое, бледное, чем-то похожее на физию крысы, с бесцветными глазами и удивительным огнем, полыхающим в них…

Хозяин странно улыбнулся и проговорил, не раздвигая губ:

– Приветствую тебя, дружок. Скажи мне своё имя: это будет первый вопрос к тебе.

Карлик, чуть живой от ужаса, замычал и попятился.

– Не бойся, Андвари, – ласково молвил хозяин, – я тебя не съем: достаточно мне одного недоумка… Да, кстати: annum novum bonum felicem faustum fortunatumque.1