Читать книгу Псы одичалые. Уральский криминальный роман - Геннадий Мурзин - Страница 16

Следственный изолятор. Комнатенка. Из карликового оконца, находящегося под самым потолком, еле-еле пробивается свет. Один стол. Несколько табуреток. В углу – пристроился майор Фомин, нервно теребя в пальцах какую-то бумажку. За столом – Чайковский. Напротив – намертво привинченный к полу табурет пока пустует. На столе – пусто: ни листочка бумаги, ни ручки.

– Арестованный на допрос доставлен, – доложил охранник, жадно поедая глазами полковника.

– Не арестованный, а задержанный… пока, – поправил его Чайковский. – Снимите с него наручники и – сюда, – он указал на стоящий напротив табурет.

В комнате повисла тягостная тишина. Никто первым не хотел ее нарушить. Не утерпел Фомин, сорвался-таки. Хотя Чайковский предупреждал.

– Ты чего с нами в молчанку играешь, сволочь!? Чего ждешь? Дипломатничания? Хрен тебе! Или выкладывай все, или я найду способ развязать тебе язык, так сказать, по-свойски.

– Чего он орет, товарищ полковник?

Фомин еще больше рассвирепел.

– Тамбовский волк тебе товарищ…

– Ну… хватит, Фомин, угомонись, – Чайковский с укором посмотрел в его сторону. – Как мальчишка!

Фомин примолк, спохватился, что наговорил лишнего. Подумал: «Теперь жди большущую «телегу».

– Вы меня вызвали на допрос или как? – спросил Маврин. – Без адвоката не буду давать показания.

Чайковский возразил:

– Да нет, адвокат в данном случае нам не понадобится. Я бы хотел просто поговорить, без протокола, как с коллегой.

– Да, так и поверил! Небось, звукозаписывающую аппаратуру установили?

Чайковский спокойно продолжал:

– Пойми, Сережа, убит наш и твой товарищ по службе. Убит из твоего табельного оружия. Ты хоть это-то не отрицаешь?

– Я не могу не верить результатам технической экспертизы.

– Ну, вот… Теперь только представь, что нам остается думать? На месте преступления найден твой пистолет Макарова и с твоими, подчеркиваю, твоими отпечатками пальцев на нем.

Чайковский умышленно скрыл тот факт, что на рукоятке пистолета обнаружены еще и другие, более свежие отпечатки пальцев.

– Встань на мое место: ну, как бы ты повел себя? Иначе? Сомневаюсь. Улики налицо, а подозреваемый, вопреки всякому здравому смыслу, молчит. Бессмыслица, согласись? Ты сам юрист и отлично все понимаешь. Так, может, откроешься, а? Рано или поздно отгадка придет, но как бы поздно не было… для тебя.

– Не пугайте: стреляного воробья на мякине не провести.

Чайковский оставался невозмутим.

– И все-таки, объясни: если ты не причастен к убийству (предположим такое), то, как твой пистолет очутился в руках злодея? Не по щучьему же велению? Или, может, все это происки дьявола, а?

– Не знаю я, не знаю! Сколько раз можно твердить одно и тоже! Неужели я – опытный эксперт-криминалист – не убрал бы свои отпечатки пальцев или оставил бы на месте преступления такую убийственную улику, как пистолет? За кого принимаете? За идиота?

Фомин снова взбесился.

– Нет, ты не идиот! Ты, отпетый мерзавец, поднявший руку на товарища по службе, отца двоих детей. Кончай волынить. Или я за себя не ручаюсь.

– Сережа, ты прости Фомина. Попробуй понять его. С юношеских лет вы были вместе, семьями дружили. И вот теперь человек, которому он бесконечно доверял, – убийца. Думаешь, ему приятно это все? Каково ему смотреть в глаза твоей жены? Что он должен сказать твоим детям?

– В том-то все и дело, – неожиданно вырвалось у Маврина.

Чайковский насторожился. Как гончая, почуявшая добычу.

– Что ты имеешь в виду? Что? Говори!

– Нет-нет, н-н-ничего…

– Мотивы? Говори, что вынуждает тебя молчать?

Чайковский буквально впился в него, пытаясь хоть что-то прочесть в его глазах, для чего даже привстал.

– Говори, что или кто принуждает тебя молчать. Хочу знать правду! Говори! Что-то личное? Так, да?