Читать книгу Кровопийца. Уральский криминальный роман - Геннадий Мурзин - Страница 12

Полковник Верейкин только что вернулся с совещания у главы администрации района. Снял шапку, форменный полушубок, стряхнув у порога с них снежинки, повесил в шкаф у входа. Посмотревшись в зеркало, машинально погладил по голове. Именно машинально, потому что он рано начал седеть и лысеть. И сейчас к сорока годам волосы остались лишь сзади и по бокам, а сверху – сияла большая лысина. Что касается лысины столь обширной, то тут для него все было ясно – наследственное: от деда и отца. Он лишь никак не мог уяснить себе, отчего так рано поседел? Жизненные неурядицы? Невзгоды по службе? Ничего такого, как он выражался, не просматривалось. Жена. Двое уже взрослых детей. Один и обожаемый дедом внук.

И на службу грех жаловаться. После окончания индустриально-педагогического института, пригласили его работать инструктором райкома комсомола. Через полгода стал заведовать орготделом, а еще через год – на очередной районной конференции был избран секретарем райкома. Курировал школьный комсомол. И здесь не засиделся. Выплыла наружу, то есть стала известна в райкоме партии, одна историйка с первым секретарем райкома комсомола Суриковым. Дело в том, что последний схлестнулся с заведующей школьным отделом, разбитной молодой и красивой девахой Ольгой Воропаевой. Крепко схлестнулся. Так крепко, что однажды вечером их застала в одном из кабинетов уборщица. Застала за занятием любовью прямо на стульях. Застала, как говаривали раньше, в неглиже. Застала, когда оба только начали входить в экстаз и уже ничего вокруг не замечали.

Уборщица, старушка мудрая, не стала болтать на стороне об увиденном. Но и без этого в аппарате райкома почти все знали о любовной связи Сурикова и Воропаевой, а особо приближенные могли и видеть кое-что похлеще. Шушукались, конечно, но вслух не говорили, а тем более – на стороне, вне стен райкома комсомола.

Верейкин тоже, конечно, знал. Но молчал, потому что побаивался злой на язычок Воропаевой. Ему не раз самому приходилось слышать, как полупьяная Воропаева на очередной пирушке узкого круга приближенных, а случались такие сходки очень часто, в пылу откровенности, заливисто хохоча и озорно встряхивая густыми каштановыми волосами, спадающими до плеч, произносила свое любимое изречение: «Буду трахаться до тех пор, пока ноги носят да мужики просят».

Верейкин знал ее и другой. Когда Воропаева совершала наезд на какую-нибудь школу, то комсомольскому активу от нее доставалось. Доставалось за то, что слабо поставлена работа с пионерами и школьниками по воспитанию на основе марксизма-ленинизма, на ярких примерах героев революции и гражданской войны. Да и на пленумах райкома ее любимая тема выступлений – это нравственное воспитание советской молодежи. Выступала обычно ярко, страстно. Слушали ее всегда внимательно. Ни чьи выступления не воспринимали так горячо.

Но вот однажды кое-что донеслось до первого секретаря райкома партии Тернявского. Кто «настучал»? Неизвестно и до сих пор. Хотя злые языки грешили на Верейкина.

После беседы с обоими у партийного босса (беседа, как обычно, проходила при закрытых дверях, и никакого протокола не велось) был созван пленум райкома комсомола, где был рассмотрен организационный вопрос. Пленум освободил от обязанностей первого секретаря (по его просьбе) Сурикова, от обязанностей заведующей школьным отделом (также по ее просьбе) Воропаеву. Лишних вопросов никто не задавал. Все догадывались об истинных причинах ухода двух лидеров районного комсомола.

На том пленуме Верейкин и был избран первым секретарем райкома комсомола. Просидел на этом месте без малого десять лет. Когда ему перевалило за тридцать и пора было уходить, его партия порекомендовала, точнее – направила в тогдашний райотдел милиции. Он сразу стал замом начальника по политико-воспитательной работе. И аттестован сразу на майора. В замах проходил долго, очень долго. А он никуда и не рвался особо. Местечко его вполне устраивало. Готов был сидеть до самой пенсии.

Подгодил случай. И очень сходный с тем, райкомовским.

Полковник Савинский слыл отчаянным бабником. Ни одной хорошенькой не пропускал. Верейкин, может быть, первым обратил внимание на то, что в кабинет шефа слишком зачастила новенькая сотрудница, миленькая такая, выпускница пединститута, инспектор по делам несовершеннолетних Тамара Вахрушева. Особенно в конце рабочего дня. Иногда вместе уезжали куда-то на машине и подолгу отсутствовали. На вопросы интересовавшихся секретарша обычно в таких случаях отвечала: «Евгений Юрьевич уехал на осмотр пунктов работы с трудными подростками в микрорайонах».

Так продолжалось несколько лет. Сотрудники относились с пониманием: бабник, он и есть бабник – чего с него возьмешь? Постаревшие женщины завидовали такому успеху Вахрушевой у шефа. Это понятно: на ее месте хотели бы оказаться многие.

Как-то под осень Верейкину сообщили, что на его шефа в Москве, в министерстве имеется анонимка. В ней утверждается, что Савинский в длительной любовной связи с подчиненной Вахрушевой; что собирается приехать инспектор по работе с личным составом и разобраться на месте.

Вскоре посланец Москвы действительно приехал. Побеседовав с людьми, пришел к выводу: факты, сообщаемые в анонимке, имеют место. Да и сам полковник Савинский не слишком запирался.

Спустя неделю, Савинского отправили в отставку, на пенсию по выслуге лет. На его место и был назначен Верейкин. Ходили подозрения, что автором анонимки был именно он, но… Не пойман – не вор. Да и, по правде сказать, это мало кого интересовало. Даже самого потерпевшего, Савинского то есть. «Всему бывает конец», – философски говорил он.

…Полковник Верейкин, стряхнув с кителя белую пушинку, прошел на свое место. И только он сел, как дверь кабинета отворилась, и вошел подполковник Фомин, его новый зам. Прежний был так себе – ни рыба, ни мясо – досиживал до пенсии. Этот? Энергичный, но ведь тоже в возрасте приличном. По документам Верейкин знал, что свою службу Фомин начинал именно с опера и именно в его отделе, но еще до него. Таким, рассказывают, зелененьким лейтенантиком пришел. Но, это все заметили, оказался ухватистый такой. За все брался. Ни от чего не отказывался. Не считался со временем. Через год его забрали в УгРо области. Однако что-то там не заладилось. Карьеры не сделал: как пришел полтора десятка лет назад старшим оперативником, так с этой должности и ушел. Может, даже и «ушли» его. По предположениям Верейкина.

Фомин вошел и остановился.

– Вы разрешите, Илья Васильевич?

– Ну, разумеется, разрешу, – ответил он и, не отрывая глаз от лежащей перед ним какой-то бумаги, рукой показал на стул.

Фомин присел. И стал терпеливо ждать, когда шеф освободится и уделит ему внимание. Верейкин не спешил делать это. Фомин не торопил его.

Прошло минут пять в полной тишине.

– Ну-с, чего молчим? – Верейкин наконец оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на него.

– Мне сказали, что вы хотели видеть меня.

– Ах, да… ты прав. Зарылся в бумагах и совсем забыл. Ты извини.

– Что-то случилось? – спросил Фомин.

– Да… нет, собственно, ничего особенного. Решил вот поговорить со своим новым замом. Ты разве против?

– Нет. Но… – Фомин сделал паузу, – мне неизвестен предмет разговора.

Верейкин состроил удивленное лицо.

– Вот как? Разве нам не о чем поговорить? Почему бы тебе не доложить, например, как там дела с раскрытием двойного убийства на Пехотинцев? Мне рассказывают, что ты этим вплотную занимаешься. Значит, должен быть результат. Согласись, не всяким делом занимается лично заместитель начальника районного управления.

– Пока ничего существенного. Правда, с минуты на минуту жду официальное заключение областной экспертно-криминалистической лаборатории. Может, там что-то будет. Надеюсь на это.

– Ты, говорят, обратился за помощью в область.

– Да.

– Через голову своего начальника?

– Извините, но так получилось.

– Чего уж там извиняться: что сделано, то сделано. Ты не доверяешь нашим людям?

– Не в этом дело.

– А в чем?

– Люди изъявили желание помочь. Я откликнулся. Зачем отказываться? Помощь не бывает лишней.

– Должен тебе заметить, что мы и до тебя занимались раскрытием преступлений, будем заниматься и после тебя. Мои люди имеют высокие знания, достаточный опыт, чтобы раскрыть любое преступление, совершаемое на территории района. Или у тебя другое мнение?

– Вы меня не так поняли…

– Прости, а как я должен был понять?

– Ну… у меня сложилось впечатление, что это преступление из разряда неординарных, очень сложных, таящих немало сюрпризов…

– С чего ты взял? Преступление, совершенное на бытовой почве… Их у нас каждый день и пачками.

– Во всяком случае, мне так показалось.

– Давай, голубчик, договоримся на будущее: если тебе еще что-то покажется, то ты для начала посоветуйся со мной или, на самый крайний случай, обратись к психологу. Тебе понятно?

– Не совсем.

– Что еще?

– Я не понял, отчего вы так отнеслись болезненно к высказанной мною просьбе помочь. Я бы на вашем месте…

– Вот-вот! Когда займешь мое место, в чем я очень сомневаюсь, тогда все и поймешь. Особенно, если рядом окажутся такие вот «шустряки» в замах…

– Я вовсе не мечу на ваше место. Извините, если вам это показалось.

– Заруби себе, голубчик, на носу: мне никогда и ничего не кажется. Впрочем, извини, я занят. Если что, заходи. Еще поговорим.

Верейкин вновь уткнул нос в бумагу и перестал замечать Фомина.