Читать книгу Кровопийца. Уральский криминальный роман - Геннадий Мурзин - Страница 18

Полицейский «УАЗик», изрядно потрепанный, преодолев снежный намет, подвернул к дому и приткнулся у подъезда. Ветер – рвет и мечет. Из салона, натужно сопя, вывалился Синицын. Поеживаясь, направился к входной двери, недовольно бурча себе под нос: «В такую погоду добрый хозяин и собаку на двор не выгонит, а мне вот…»

Он скрылся за дверью. Поднялся на второй этаж, повернул налево и остановился у металлической двери. Огляделся. Завидев кнопки, нажал на одну из них. Подождал и снова нажал. Где-то там открылась дверь, и послышались тяжелые шаги. Щелкнул замок, но дверь лишь немного приоткрылась, оставшись на цепочке.

– Вам кого? – Взгляд мужчины пробежал по полицейской форме.

– Простите за беспокойство… Я – следователь. Мне нужен Осип Захарович Омельяненко, проживающий в квартире одиннадцать.

– Омельяненко? Это – я. А зачем вам понадобился?

– Откройте, пожалуйста. Надо побеседовать.

– Вам – надо, а вот мне – нет, – проворчал он, но цепочку, удерживающую дверь, сбросил. – Входите.

Они прошли в квартиру. Синицын, перешагнув порог, остановился. Снял полушубок, повесил на вешалку, стал расстегивать защелки на ботинках, пытаясь их снять.

Хозяин подозрительно смотрел на пришедшего.

– А вы и в правду из полиции? – спросил, наконец, он.

– Разве не видно? – Гость, наконец, сбросил второй ботинок и выпрямился.

– Не похоже. И форма, и погоны, но вы не настоящий какой-то.

– Почему вы так решили? – удивился Синицын.

– Потому. – Хозяин продолжал подозрительно смотреть на пришедшего. – Где вы видели полицейского, который, войдя в квартиру, снимает обувь?

– А, вот оно что… Вот и увидели… Все когда-то случается в первый раз… Впрочем, вот мое удостоверение.

Хозяин повертел документ с тиснением и красного цвета, развернул, прочитал, посмотрел на фотографию и на лицо пришедшего, вернул удостоверение.

– Вроде, все в порядке. Проходите. – Он указал рукой в сторону комнаты.

Устроившись в глубоком кресле, возле журнального столика Синицын обвел взглядом комнату. Омельяненко продолжал стоять неподалеку.

– Вы бы тоже присели, – заметил Синицын, – а то беседы не получится.

– Я все думаю: на предмет чего может быть беседа? Думаю – и не нахожу – Все же присел на другое кресло.

– Я, Осип Захарович, по поводу убийства вашего соседа.

Хозяин удивленно уставился на пришедшего.

– Но… я уже все сказал вашим… тогда, в тот вечер, и добавить мне нечего.

– Знаю. Читал первичные материалы. Но мне, как следователю…

– Хотите допросить по всей форме?

– Не совсем. Это будет беседа… пока не для протокола. Дальнейшее будет зависеть от вас, от вашей искренности.

– Искренности? – переспросил хозяин. – Значит, у вас сомнения? Значит, считаете, что я в чем-то солгал? Но зачем мне это?

– К сожалению, ни на один ваш вопрос пока ответить не могу. Еще раз повторяю – рассчитываю на вашу искренность.

– Ну, ладно, – Осип Захарович безнадежно махнул рукой, – спрашивайте, что вас интересует.

– Для начала скажите, где работаете?

– В частном охранном предприятии «Защита». Я еще в силе, с оружием умею обращаться…

– С оружием? – следователь насторожился. – С холодным – тоже?

– Естественно. Я служил в ВДВ. Перед броском на Афганистан готовили ко всему.

– Вы и там побывали?

– Два года. Был ранен, но легко. «Духи»3 ночью пытались подстрелить, но неудачно. Наш взвод охраны обеспечивал безопасность главной военной прокуратуры группировки. Да, кстати, там земляков нашел. Во время сопровождения прокуроров (дорога была долгая) разговорились. Следователь-стажер оказался нашенский, Яблоков. Сейчас он в райпрокуратуре. Знаете?

– Слышал, но близко не знаком.

– Тогда же познакомился еще с одним земелей. Он тогда был помощником главного военного прокурора. Осипов его фамилия.

– Александр Степанович?!

– Точно так. Я заметил, что там Осипов и Яблоков всегда вместе выезжали в командировки. Осипов по-отечески относился к молодому парню, опекал.

– А вы наблюдательны, – заметил Синицын.

– Не трудно. Они не скрывали своих отношений.

– Получается, что вы с ними друзья?

– Ну, вы и хватили!

– А что? Познакомились все же в необычной обстановке – фронтовой, можно сказать.

– Нет, между нами не могло быть дружбы. Я – всего лишь сержант, а они – офицеры, Осипов – даже старший офицер.

– Вернемся все-таки к теме моего прихода. В предварительных материалах есть указание на то, что вы оперативникам, прибывшим на место происшествия, заявили, что к погибшему кто-то приходил.

– Я слышал.

– Но не знаете, сколько было человек и кто они.

– Все верно.

– Эту вашу информацию не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть другие соседи по секции. А из этого следует, что вы всё могли выдумать.

– Как выдумать? – Омельяненко вскочил с места. – Вы что говорите?

– Я не утверждаю. Я лишь высказываю предположение.

– Глупое предположение.

– Других, извините, пока не имею.

– Зачем мне все это выдумывать?

– Не знаю… И еще: тогда же вы заявили, что с потерпевшим вы были в хороших отношениях. Вы подтверждаете?

– Естественно. Я это при соседях сказал. Они бы не дали соврать.

– Все так. Но впоследствии мы стали располагать иной информацией, дающей мне право сомневаться в правдивости вашего заявления.

– Что за информация? Откуда?

Синицын глубоко вздохнул и поправил волосы на облысевшем затылке.

– Осип Захарович, я же говорил, что наш разговор должен быть предельно искренним, – напомнил следователь. – Скажите прямо: что за отношения у вас были с убитым соседом?

– Да, нормальные. Нормальные!.. – Он запнулся и, смутившись, опустил глаза, что не осталось незамеченным со стороны следователя. – По… по правде говоря, был один крупный разговор.

– Ну, так поделитесь.

– Неприятная история…

Следователь кивнул.

– Боюсь, эта история и послужила поводом моего прихода, Осип Захарович, – вот какая штука получается.

Омельяненко помрачнел.

– С месяц примерно назад Матвей Афанасьевич напустился на меня. Обматерил даже.

– Беспричинно?

– Как вам сказать…

– Говорите, как было.

– Он встретил меня в коридоре. Сказал, чтобы я зашел на минутку к нему. Я зашел. Не успел еще и дверь за собой прикрыть, как он начал…

– Что «начал»?

– Если, говорит, не отцеплюсь от его дочери, не оставлю ее в покое, то он пришибет меня. И пригрозил также все рассказать моей жене.

– А что за отношения у вас с его дочерью?

– Ну… мы с ней сблизились.

– И насколько близко «сблизились»?

– Достаточно близко.

– Значит, его подозрения были не без оснований?

– Д-д-да, – с трудом выдавил Омельяненко из себя. – Но это ничего не значит!

– Это как так? Видите, у вас был мотив убить соседа…

– Убить? Кого? Матвея Афанасьевича?! Какая все-таки бредятина! Я уважал мужика. Я даже голос повысить на него не смел, а не только руку поднять, того хуже – так зверски убить. Бред!

– И тем не менее, мотив у вас был.

– Какой еще?

– Грозил «пришибить», допустим.

– Ну, это же несерьезно он сказал. Вгорячах. Подобную угрозу я пропустил мимо ушей. И никакого значения ей не придал.

– Возможно. А что скажете насчет угрозы «рассказать жене»? Признайтесь, вы испугались?

– Честно?

– Конечно.

– Эту угрозу я воспринял всерьез. Семья – для меня все. И потерять жену и дочку – никак невозможно.

– А спать с более молодой женщиной, соседкой, изменяя жене, можно?

– Трудно иногда устоять. Мужик есть мужик – слаб перед красивой женщиной.

– Не надо обобщений. Не все такие.

– Наверное. Но я вот…

– Вы сами подтверждаете, что мотив навсегда заткнуть рот Кривощекову, у вас был.

– Чепуха, а не мотив!

– Я так не считаю. А, кроме того, у вас и алиби нет. Во время убийства соседа вы были дома один, и подтвердить ваше неучастие в убийстве Кривощекова никто не сможет. Согласитесь с этим. Во-вторых, убит несчастный был профессиональным ударом ножа, с одного раза, хладнокровно и расчетливо. Согласитесь, что это вы могли сделать как нельзя лучше. Владеть ножом вас обучили.

Хозяин, слушая следователя, все больше покрывался мертвенной бледностью. Он лишь в эти секунды понял, какая опасность нависла над ним. Он пытался что-то сказать, но вырывались лишь нечленораздельные хрипы: сел голос. Он сходил на кухню, налил молока, выпил. Снова сел в кресло. Глаза его бегали. Он судорожно думал, что же делать. В голову ничего путного не приходило.

Синицын, наблюдая за его поведением, думал: «Или мужик разыгрывает меня, или на самом деле сбит с толку, ошеломлен, обстоятельствами раздавлен? Кажется, искренне переживает. Но может же столь искусно и притворяться. Разве такого не было?»

Синицын встал. Вышел в прихожую, стал обуваться.

– Вы… вы уходите? И… ничего.

– Ухожу, Осип Захарович, пока ухожу. Даю возможность вам еще подумать над обстоятельствами. А завтра – вновь встречаемся. Но – теперь уже в моем кабинете. Приглашаю.

– Что будет?

– Обычный допрос… с соблюдением всех формальностей. Помните, что признание вины, чистосердечное раскаяние смягчает меру ответственности.

– Но моей вины нет. Я не убивал! – воскликнул Омельяненко. – Не мог убить.

– А я и не утверждаю этого, Осип Захарович, пока не утверждаю, поэтому и станете давать показания в качестве свидетеля по делу. Я лишь высказал мысль, что у вас был мотив, чего и вы сами не можете отрицать; что у вас нет алиби, значит, теоретически вы имели возможность сделать это. А есть ваша вина или нет – окончательно решит суд…

– Суд? Какой суд?!

– Самый обычный.

– Неужели вы не видите, что кто-то меня подставляет?

– Да вы не волнуйтесь. Разберемся. И еще: не советую скрываться. Не усугубляйте свое положение. Все равно найдем.

– И в мыслях не было. Я невиновен, поэтому и прятаться не вижу смысла. Завтра буду у вас.

– Мудрое решение. Надеюсь, вы его не измените.