Читать книгу Не книга имён - Игорь Михайлов - Страница 5

В своё время, лет этак двадцать тому назад, вышла книга «Древо жизни: Толстой и Толстые».

Написал её младший внук Льва Николаевича Толстого, врач, общественный деятель и литератор Сергей Михайлович Толстой.

Сергей Михайлович вывел своего рода видовую и типическую формулу, в которой запечатлены фамильные черты. Ведь если согласиться с утверждением составителей, что «величайший гений литературы» – чуть ли не плод усилий нескольких поколений семьи Толстых, то всё равно любопытно наблюдать за тем, какие ингредиенты легли в основу образа Толстого.

По мнению французского внука, задушевность и семейственность с неизменными тётушками, дядюшками, бабушками, гувернёрами и прочим милым сердцу русского барина окружением и послужили той питательной средой, в которой вызревали из поколения в поколение все Толстые. Однако тут же (и отнюдь не особняком) располагается ещё одна из основных, но не главных родовых черт характера – «дикость». Во всей красе это наследственное качество воплотилось в двоюродном дядюшке Льва Николаевича – Фёдоре Ивановиче Толстом, прозванным по недоразумению Американцем. Хотя Крузенштерн, возглавлявший кругосветную экспедицию, и высадил бузотёрившую «молодую особу, состоящую кавалером посольства в Японию», на Алеутских островах, принадлежащих России. «Фёдор подпоил корабельного священника, и когда бедный поп спьяна завалился на палубу, он припечатал ему бороду к палубе круглой императорской печатью, которую предварительно выкрал из каюты Крузенштерна», – сия проделка, переполнившая чашу терпения адмирала, для будущих богоборческих и антигосударственных устремлений двоюродного племянника особо значима.

Другой несомненной чертой, а в этом Толстому даже не в силах отказать люто ненавидевший его Мережковский, был ум. Недаром однажды, согласно семейной легенде, Пётр I на пиру сдёрнул с прапрадеда Льва Николаевича – Петра Андреевича – парик и похлопал его по голому черепу, приговаривая: «Головушка, головушка, если бы ты не была так умна, то давно бы с телом разлучена была».

Все эти черты были присущи большинству Толстых (нынешние Толстые – не исключение), бурная жизнь которых явилась причиной появления на свет Алексея Николаевича.

И тут дикость рода Толстых проявилась в полной мере.

« – Послушай, – сказал Карло строго, – ведь я ещё не кончил тебя мастерить, а ты уже принялся баловаться… Что же дальше-то будет… А?..».

Едва будущий лауреат Сталинской премии и «красный граф» успел появиться на свет, как поползли толки о том, кто его отец. Матушка Александра Леонтьевна (дальняя родственница Тургенева) всю жизнь доказывала, что отцом Алексея Николаевича был не её официальный муж, Николай Александрович Толстой, а Алексей Аполлонович Бострой, к которому она ушла в ноябре 1881 года.

И тут нельзя не подивиться мистическим совпадениям. Известно, что Тургенев и Толстой не любили другу друга, но в лице дальнего отпрыска им пришлось-таки соединиться.

Ежели это не так, то дедушкой Толстого был Аполлон. Хотя сама матушка Толстого (данные приведены в варламовской книге «Алексей Толстой») в письме Бострому утверждала, что отцом всё же является Николай Александрович, но «зачатие произошло в результате изнасилования».

Кстати, Алексей (опять-таки Николаевич) Варламов, как утверждают сотрудники музея Толстого, во время написания книги в музей не обращался, и в библиографии довольно много ссылок на интернет-источники. Так что, как говорится, матушка надвое сказала!

Ну а версию о неграфском происхождении Толстого в эмиграции поддерживали Иван Бунин, категорически ненавидевший литератора, Роман Гуль и Нина Берберова…

« – Ах, Буратино, Буратино, – проговорил сверчок, – брось баловство, слушайся Карло, без дела не убегай из дома и завтра начни ходить в школу. Вот мой совет. Иначе тебя ждут ужасные опасности и страшные приключения. За твою жизнь я не дам и дохлой сухой мухи».

И всё же недюжинный ум рода Толстых дал мощные ростки в этом не то бастарде, не то нежеланном последыше.

Вся биография «красного графа» достаточно подробно изложена и запротоколирована. А если кому не хватает анекдотов из жизни Толстого, то милости прошу на московскую Спиридоновку, в музей Толстого, – замечательное свидетельство барства Алексея Николаевича, – с подлинниками голландцев и «эротоманкой», вставая с которой он отправлялся на партсобрания.

Ум и дикость – характерные черты одного из моих любимых героев произведения Толстого: Буратино.

Буратино – полная противоположность Пиноккио. И вообще: «Приключения Пиноккио» – сказка католическая, назидательная, довольно скучная и страшная. А Буратино – это анархист, коим в своё время был и его прародитель:

« – Мальчик, в таком случае возьмите за четыре сольдо мою новую азбуку…

– С картинками?

– С ччччудными картинками и большими буквами.

– Давай, пожалуй, – сказал мальчик, взял азбуку и нехотя отсчитал четыре сольдо».

Буратино подбежал к полной улыбающейся тёте и пропищал:

« – Послушайте, дайте мне в первом ряду билет на единственное представление кукольного театра…».

Променять учёбу на удовольствие мог только заядлый сибарит. И всё-таки Толстой – писатель, как ни крути его биографию. А рассказ «Гадюка» – подлинный шедевр:

«С кружкой и зубной щёткой, подпоясанная мохнатым полотенцем, Ольга Вячеславовна подходила к раковине и мылась, окатывая из-под крана тёмноволосую стриженую голову. Когда на кухне бывали только женщины, она спускала до пояса халат и мыла плечи, едва развитые, как у подростка, груди с коричневыми сосками. Встав на табуретку, мыла красивые и сильные ноги. Тогда можно было увидеть на ляжке у неё длинный поперечный рубец, на спине, выше лопатки, розово-блестящее углубление – выходной след пули, на правой руке у плеча – небольшую синеватую татуировку. Тело у неё было стройное, смуглое, золотистого оттенка».

В финале фильма «Золотой ключик», который снимали по сценарию Алексея Толстого, усатый грузин спускается из дирижабля в унтах и спасает революционеров, кукол, которые отменили власть денег, алчности и злобы, власть Карабаса-Барабаса. Это несомненный экивок в сторону «вождя всех народов» не портит очарование песни Михаила Фромана и Льва Шварца:

Страны этой нет, как и не было. Но ведь никто не запрещает верить в сказку. Сказку Толстого…