Читать книгу Признания Мегрэ (сборник) - Жорж Сименон - Страница 5

Мегрэ как раз возвращался из закусочной «Дофин», куда заходил выпить пива, когда завидел Жанвье, быстрыми шагами направлявшегося в сторону здания судебной полиции.

Сейчас, после полудня, было почти жарко. Солнце припекало совсем по-весеннему, впервые в этом году Мегрэ оставил пальто в кабинете. Комиссару пришлось окликнуть Жанвье два или три раза, прежде чем тот заметил его.

– Выпить не хочешь?

Почему-то Мегрэ не хотелось сразу возвращаться к себе в кабинет. Наверное, на его решение повлияла прекрасная погода. Хотя и тревожная атмосфера, сгущавшаяся над ним со вчерашнего вечера, тоже сыграла свою роль.

У Жанвье было странное выражение лица. Как у человека, подумалось Мегрэ, который сам не знает, что его сейчас ждет – выговор или поощрение. Вместо того чтобы присесть у стойки, они направились в глубину зала, где в этот час никого не было.

– Пива?

– Пожалуй.

Оба замолчали до того момента, пока не принесли заказ.

– Мы не единственные, кто интересуется этой дамой, шеф, – тихо проговорил наконец Жанвье. – У меня даже сложилось впечатление, что интересуются ею очень и очень многие.

– Рассказывай.

– В первую очередь я отправился побродить по окрестностям министерства, на бульвар Сен-Жермен. Не успел я пройти и сотни метров по бульвару, как завидел Ружье, который стоял на противоположном тротуаре и с огромным интересом наблюдал за возившимися в пыли воробьями.

И комиссар, и Жанвье прекрасно знали Гастона Ружье, инспектора с улицы Сосэ, с которым, кстати, оба поддерживали отличные отношения. То был славный малый, живший в пригороде и вечно носивший в кармане многочисленные фотографии своих то ли шестерых, то ли семерых детишек.

– Он тебя заметил?

– Да.

– Заговорил с тобой?

– На бульваре почти никого не было. Развернуться и уйти я не мог. Когда я с ним поравнялся, он воскликнул: «Как, и ты тоже?» Я начал разыгрывать дурачка: «Что тоже?» Тогда он подмигнул: «Да так, ничего. Я ведь не прошу тебя болтать. Вот только не устаю удивляться, сколько знакомых лиц пришлось мне сегодня встретить на этом бульваре. Беда лишь в том, что рядом с этим треклятым министерством нет ни единого бистро». С того места, где мы стояли, я мог видеть внутренний двор министерства, где тут же заметил Рамире из Дирекции общей разведки, который благодушно болтал с консьержем. Решив разыграть комедию до конца, я пошел дальше. Лишь на улице Сольферино я набрел на кафе, где, полагаясь на чистую удачу, решил полистать телефонный справочник. И нашел там Бланш Ламотт с указанием адреса: улица Вано, дом 63. Это было в двух шагах.

– Люди из Службы безопасности еще попадались?

– Сложно сказать. Вы ведь знаете улицу Вано. Очень тихая, почти провинциальная, даже садики с деревьями имеются. Дом 63 оказался скромным, но респектабельным доходным домом. Консьержка чистила картошку. «Мадемуазель Ламотт у себя?» – спросил я. Она уставилась на меня, не скрывая насмешки. Стараясь не обращать внимания, я продолжил: «Я инспектор страховой службы. Мадемуазель Ламотт решила застраховать свою жизнь, и я провожу стандартное расследование». В лицо мне консьержка, конечно, не расхохоталась, но желание у нее такое явно имелось. Потом она спросила напрямик: «Сколько же полиций в Париже?» – «Не понимаю, о чем вы». – «Ну, перво-наперво вас лично я прекрасно помню. Я вас уже видела в обществе толстого комиссара, не помню, как его зовут, когда дамочка из 57‑го два года назад переборщила со снотворными. А во-вторых, ваши коллеги, в отличие от вас, не стали особенно скрываться». – «А много их здесь побывало?» – поинтересовался я. «Один был вчера утром». – «Жетон вам показал?» – «Я не спрашивала. И вашего жетона не спрашиваю, если вы заметили. Я полицейского издалека вижу». – «И сколько вопросов он вам задал, много?» – «Не особенно. Живет ли она одна. Принимает ли иногда у себя крупного мужчину лет пятидесяти на вид… Я ответила, что нет». – «И это правда?» – «Да. Потом спросил, всегда ли у нее при себе портфель, когда она возвращается домой. Я призналась, что не обращала внимания. Тогда он сделал вид, что ушел. Я поднялась на второй этаж, где каждый день прибираюсь в комнате одной пожилой дамы. Через несколько минут я услышала, как он поднимается по лестнице. Я не стала показываться, но все равно знаю, что он поднялся до четвертого этажа, где живет мадемуазель Ламотт, и проник к ней в квартиру». – «И вы позволили?» – «Я достаточно давно работаю консьержкой, чтобы успеть научиться не вмешиваться, когда работает полиция». – «Долго он там пробыл?» – «Около десяти минут». – «Вы его еще видели?» – «Нет, этого не видела». – «А постоялице что-нибудь рассказали?»

Мегрэ внимательно слушал, не сводя глаз со своей кружки и пытаясь состыковать услышанное с уже известной ему информацией. Жанвье продолжал:

– Она поколебалась. Потом почувствовала, что краснеет, и предпочла сказать правду: «Я рассказала ей, что приходил человек, расспрашивал про нее и поднимался на ее этаж. Но не сказала, что человек был из полиции». – «Как вам показалось, она удивилась?» – «Сначала да. А потом как будто пробормотала: «Кажется, я знаю, в чем дело». А сегодня утром, сразу после того, как она ушла на работу, пришли еще двое. Тоже сразу сказали, что они из полиции. Тот, что пониже, полез за жетоном, но я не стала слишком к нему приглядываться». – «Они тоже поднимались к ней в квартиру?» – «Нет. Задали те же вопросы и еще несколько». – «Какие именно?» – «Часто ли она выходит, с кем встречается, есть ли друзья, подруги, часто ли звонит, часто ли…»

Мегрэ перебил:

– Что она сказала по этому поводу?

– Сообщила мне имя некой Люсиль Кристен. Живет в том же квартале, работает в какой-то конторе, косит. Мадемуазель Бланш обедает на бульваре Сен-Жермен, в ресторане под названием «У трех министерств». По вечерам готовит себе сама. Эта самая Люсиль Кристен часто заходит к ней на ужин. Точный адрес мне узнать не удалось. Потом консьержка упомянула другую подругу, которая не так часто появляется на улице Вано, но к которой мадемуазель Бланш ходит обедать каждое воскресенье. Эта замужем за каким-то поверенным из Ле-Аль по имени Арьель, живет на улице Курсель. Консьержка считает, что родом эта подруга из Ла‑Рош-сюр‑Йона, как и мадемуазель Бланш.

– На улицу Курсель сходил?

– Вы же говорили мне ничего не упускать. Но так как я даже не знаю, о чем речь…

– Продолжай.

– Консьержка все сказала точно. Я поднялся к мадам Арьель. Семья, судя по всему, с достатком, трое детей, младшему восемь лет. Я снова разыграл из себя инспектора из страховой компании. Она ничего не заподозрила. Видимо, к ней я пришел первым. Познакомилась она с мадемуазель Бланш действительно в Ла-Роше, ходили в одну школу. Потом они потеряли друг друга из виду и случайно встретились в Париже года три назад. Мадам Арьель пригласила подругу к себе, с тех пор у них повелось обедать вместе каждое воскресенье. В остальном ничего особенного. Бланш Ламотт ведет скромную размеренную жизнь, всю себя отдает работе и с восторгом отзывается о своем начальнике, ради которого готова в огонь и воду.

– Это всё?

– Нет. Около года назад Бланш спросила у Арьель, нет ли у той на примете подходящей работы для одного ее знакомого, оказавшегося в сложной ситуации. Речь шла, оказывается, о Флёри. Арьель, создающий впечатление славного человека, взял Флёри к себе на службу. От Флёри требовалось, в числе прочего, быть на рабочем месте в шесть часов утра.

– Что случилось?

– Он проработал три дня, после чего исчез, никогда больше не появлялся и извинений своих не принес. Мадемуазель Бланш было очень неловко. Она не уставала извиняться за незадачливого приятеля.

Потом я вернулся на бульвар Сен-Жермен, хотел зайти в ресторан «У трех министерств». Еще издалека я заприметил у ресторана не только Гастона Ружье, но и его коллегу, забыл имя…

Мегрэ пытался все это как-то упорядочить. В понедельник вечером Огюст Пуан отправился на свою частную квартиру на бульваре Пастер, где и оставил отчет Калама, считая, что там он будет в большей сохранности. А во вторник утром к мадемуазель Бланш на улицу Вано пришел некто, якобы из полиции, и, задав консьержке несколько малозначащих вопросов, проник к секретарше министра в квартиру. Был ли он действительно из полиции? Если да, то дело было еще более скверным, чем представлялось комиссару. И все-таки интуиция подсказывала Мегрэ, что тот первый посетитель не имел никакого отношения к улице Сосэ. Не тот же самый человек, ничего не обнаружив в квартире секретарши, отправился затем на бульвар Пастер и выкрал отчет Калама?

– Консьержка тебе не описала того первого посетителя?

– В общих чертах. Крупный тип средних лет, который таким привычными и уверенным тоном задает вопросы, что она приняла его за полицейского.

Это почти в точности совпадало с описанием бармена с улицы Жакоб, когда тот рассказывал о человеке, вслед за которым ушел Пикемаль. А вот те двое, что сегодня утром расспрашивали консьержку о мадемуазель Ламотт, но не стали подниматься к ней в квартиру, явно имели отношение к Совету национальной службы безопасности.

– Что мне теперь делать?

– Не знаю.

– Вот еще, забыл сказать: когда я возвращался по бульвару Сен-Жермен, мне показалось, будто я видел Лукаса в одном из баров.

– Скорее всего, это он и был.

– Он что, в том же деле?

– Можно и так сказать.

– Продолжаю заниматься мадемуазель?

– Поговорим об этом после того, как я выслушаю Лукаса. Подожди здесь.

Мегрэ направился к телефону, позвонил в судебную полицию.

– Лукас возвращался?

– Пока нет.

– Торранс, ты? Как только вернется, пусть спустится в нашу закусочную.

По улице пробежал мальчишка со стопкой свежих вечерних газет. Даже издалека на первых страницах был виден крупный заголовок. Комиссар подошел к двери закусочной, поискал мелочь в карманах. Потом вернулся к Жанвье и равернул газету на столике. Гигантский заголовок занимал почти всю страницу: «Артур Нику подался в бега?»

Журналисты сочли новость настолько сенсационной, что отдали под нее всю первую полосу.

«Дело Клерфон только что повернулось самым неожиданным образом, хотя не исключено, что многие ожидали именно такого поворота событий.

Мы помним, что как только стало известно о страшной трагедии, общественное мнение немедленно потребовало тщательного расследования и наказания всех ответственных. Особенное внимание, по мнению общества, следовало обратить на компанию «Нику и Совгрен», которая пять лет назад построила ставший печально известным санаторий.

Так почему ничего не было сделано? Мы не сомневаемся, что в ближайшие дни нам будет представлено подробное объяснение. В любом случае Артур Нику, опасаясь показываться на людях, счел за лучшее скрыться в одном из своих охотничьих домиков в Солоне.

Полиция, насколько мы сумели выяснить, была в курсе местонахождения предпринимателя. Есть мнение, что именно полиция посоветовала ему скрыться на некоторое время, дабы избежать каких-либо неприятных инцидентов. И лишь сегодня утром в высших инстанциях было наконец-то принято решение вызвать Артура Нику, дабы задать ему вопросы, которые у всех на устах вот уже несколько недель. Рано утром в охотничий домик прибыли двое полицейских. Они не застали никого, кроме смотрителя угодий. Тот сообщил, что хозяин вчера вечером отбыл в неизвестном направлении. Впрочем, местонахождение Артура Нику недолго оставалось неизвестным. Два часа назад с нами связался наш корреспондент из Брюсселя и сообщил, что Артур Нику прибыл в город утром и снял номер люкс в отеле «Метрополь». Нашему корреспонденту удалось задать предпринимателю несколько вопросов, которые мы и приводим здесь без всяких изменений.

– Правда ли, что вы так внезапно покинули свой охотничий дом в Солоне, что вас предупредили о скором прибытии полиции?

– Ничего подобного. Я ничего не знал и не знаю о намерениях полиции, от которой никогда не скрывался и которая прекрасно осведомлена, где меня можно найти.

– Вы покинули Францию, потому что предвидели новый поворот в расследовании?

– Моя поездка в Брюссель является исключительно деловой, я прибыл сюда по делам компании.

– Каким делам?

– Постройка аэродрома, которой будет заниматься наша фирма.

– Имеете ли вы намерение вернуться во Францию и явиться в соответствующие инстанции, если от вас того потребуют?

– Я не собираюсь что-либо менять в своих планах.

– То есть вы собираетесь оставаться в Брюсселе до тех пор, пока дело о Клерфоне не будет забыто?

– Повторяю, я останусь здесь до тех пор, пока того будут требовать интересы моей компании.

– Даже если вам предъявят официальный мандат?

– У полиции был целый месяц, чтобы меня допросить. Если они не успели, это их проблемы!

– Вы ничего не слышали об отчете Калама?

– Я не понимаю, о чем вы.

На этом Артур Нику оборвал разговор, и наш корреспондент поспешил связаться с нами.

Есть также информация, что высокая элегантная блондинка, личность которой пока не установлена, прибыла в отель через час после приезда Нику и была немедленно препровождена в его номер, где остается и сейчас.

На улице Сосэ нам подтвердили, что два инспектора Службы безопасности были направлены в Солон, чтобы задать Артуру Нику несколько вопросов. Когда мы поинтересовались, не собирается ли Служба выписать мандат на арест предпринимателя, нам ответили, что об этом пока речь не идет».

– Это и есть наше расследование? – скривившись, поинтересовался Жанвье.

– Да.

Инспектор открыл рот, чтобы спросить, как так получилось, что комиссар Мегрэ занимается таким грязным политическим делом. Но промолчал. Через окно было видно, как через площадь идет Лукас, по привычке слегка подволакивая левую ногу. Инспектор не стал задерживаться у бара, направился прямиком к столику, где сидели коллеги, и сел с недовольным видом, утирая лоб.

Указав на газету, Лукас произнес с упреком, чего обычно никогда не позволял себе в присутствии комиссара:

– Я только что прочитал.

И комиссар почувствовал себя виноватым перед обоими. И Лапуан теперь уже, наверное, догадался, каким делом они занимаются.

– Пива? – предложил Мегрэ.

– Нет. Перно.

Заказанный напиток тоже не вязался с привычками Лукаса. Они снова подождали, пока принесут бокал, потом заговорили вполголоса.

– Насколько я понимаю, ты везде натыкался на людей из Большого дома?

Так в судебной полиции называли Совет национальной службы безопасности.

– Могли бы и предупредить, чтобы я вел себя поосторожнее! – проворчал Лукас. – Если мы тут в догонялки играем, то вынужден вас огорчить, они нас здорово опередили.

– Рассказывай.

– Что?

– Чем занимался.

– Я начал с того, что прогулялся по бульвару Сен-Жермен, куда добрался буквально через несколько минут после Жанвье.

– Ружье? – спросил тот, невольно улыбнувшись комичности ситуации.

– Он стоял посреди тротуара и сразу меня заметил. Я сделал вид, что просто иду мимо и очень тороплюсь. Он меня окликнул: «Ты не Жанвье случайно ищешь? Он только что повернул на улицу Сольферино». Всегда приятно получить щелчок по носу от коллеги с улицы Сосэ. Так как расспрашивать о Жаке Флёри в окрестностях министерства уже не имело смысла, я…

– Ты в телефонный справочник не заглянул? – перебил Жанвье.

– Не подумал. Я знал, что он часто бывает в барах на Елисейских Полях, и отправился в «Фуке».

– А я вот готов поспорить, что его фамилия есть в ежегодном справочнике.

– Вполне возможно. Могу я продолжить?

Жанвье теперь пребывал в благодушном смешливом настроении, как человек, сначала угодивший в передрягу, а теперь наблюдающий, как в ту же передрягу угодил другой. Все трое, включая Мегрэ, чувствовали себя крайне неуютно на незнакомой территории и прекрасно представляли себе, какие шуточки сейчас отпускают на их счет в Службе безопасности.

– Я поговорил с барменом. Флёри в этих заведениях – личность широко известная. Все знают, что он вечно в долгах как в шелках, и когда сумма превышает некий предел, его перестают обслуживать в долг. Тогда он исчезает на несколько дней, пока точно так же не исчерпает свой кредит во всех окрестных барах и ресторанах.

– Но в конце он всегда платит?

– Рано или поздно, в один прекрасный вечер, он возвращается, весь из себя сияющий, и эдак небрежно закрывает все свои задолженности.

– После чего все начинается сначала?

– Да. И длится это уже много лет.

– С его поступлением на службу в министерство ничего не изменилось?

– Изменилось лишь то, что теперь, когда он возглавляет кабинет такого крупного политика, прибавилось желающих его угостить. Люди думают, что он оказывает какое-то влияние на министра. А до этого ему приходилось иногда пропадать на несколько месяцев. Поговаривают, его даже видели работающим на рынке Ле-Аль. Руководил разгрузкой капусты.

Жанвье понимающе переглянулся с Мегрэ.

– У него есть жена и двое детей, где-то в Ванве. Считается, что он их обеспечивает. Сомневаюсь. К счастью, у жены есть работа, что-то вроде гувернантки при одиноком старичке, и дети работают.

– С кем он появляется в барах?

– Долгое время появлялся с женщиной лет сорока, роскошной брюнеткой, которую все звали Марсель и в которую он был, судя по всему, влюблен. Поговаривают, что раньше она работала кассиршей в портовой забегаловке в Сен-Мартене. Что с ней стало, тоже никто не знает. Вот уже около года он встречается с некоей Жаклин Паж, живет с ней в квартире на улице Вашингтон, над итальянской бакалейной лавкой.

Жаклин Паж двадцать три года, время от времени она мелькает в эпизодических ролях в кино. Вечно старается познакомиться со всеми продюсерами, режиссерами и актерами, которые появляются в «Фуке», причем расположение ее к таким персонажам простирается… скажем так, довольно далеко.

– Флёри в нее влюблен?

– Похоже на то.

– Ревнует?

– Говорят, что да. Но всерьез возмутиться не решается, делает вид, будто ничего не замечает.

– Ты видел ее?

– Я решил, что не помешает побывать на улице Вашингтон.

– Что ты ей рассказал?

– А ничего рассказывать и не потребовалось. Открыв дверь, она воскликнула: «Как, опять?!»

Жанвье и Мегрэ не выдержали и улыбнулись.

– Что опять? – спросил комиссар, заранее зная ответ.

– Полицейский, будто вы сами не знаете. Передо мной в тот день еще двое побывали.

– По отдельности?

– Вместе.

– Спрашивали ее о Флёри?

– Интересовались, имеет ли он привычку работать по вечерам и не приносит ли иногда с собой бумаги из министерства.

– Что она ответила?

– Что у них по вечерам есть занятия и поинтереснее. Эта девушка за словом в карман не полезет. Кстати, любопытная деталь. Ее мать работает в церкви на улице Пикпюс. Сдает стулья напрокат.

– Они обыскивали квартиру?

– Нет, так, прошлись по комнатам. Это и квартирой-то назвать сложно. Скорее, временное пристанище. На кухне вряд ли что-то готовят, кроме утреннего кофе. В остальных комнатах, в гостиной, спальне и том, что должно было быть столовой, полный бардак. Везде разбросаны тапки, предметы женского белья, журналы, популярные романы, пластинки… Не говоря уже о пустых бутылках и грязных бокалах.

– Жаклин часто с ним обедает?

– Редко. Чаще всего она всю первую половину дня валяется в кровати. Иногда он звонит ей и предлагает встретиться в том или ином ресторане.

– Друзей у них много?

– В основном те, кто проводит время в тех же заведениях.

– Всё?

В голосе Лукаса засквозило неприкрытое отчаяние и чуть ли не патетический упрек, когда он воскликнул:

– Нет, не всё! Вы сами велели разузнать все, что только можно! Во-первых, у меня тут с собой список дюжины бывших любовников Жаклин, некоторые из них, как мне кажется, не такие уж и бывшие.

С недовольным видом Лукас выложил на стол исписанный именами листок бумаги.

– Сами увидите, там есть два известных политика. А еще я чуть не разыскал Марсель.

– Каким образом?

– Ногами, шеф, ногами… Я пешком обошел все рестораны и бары на Больших бульварах, начиная с Оперы! И, как обычно, нужный мне оказался самым последним, на площади Республики.

– Марсель теперь снова работает кассиршей?

– Нет. Но ее там помнят и несколько раз видели в квартале. Хозяин заведения считает, что Марсель живет где-то поблизости, со стороны улицы Блондель. Он регулярно встречает ее на улице Круассан, из чего заключил, что работает она в каком-нибудь издательстве или типографии.

– Проверил?

– Пока нет. А что, нужно?

Тон был такой, что Мегрэ полушутя-полусерьезно спросил:

– Сердишься?

Лукас выдавил из себя улыбку.

– Нет. Но, согласитесь, странную вы мне задали работенку. Особенно после того, как я из газет узнал, что речь, оказывается, об этой гадости! Если надо продолжать, я, конечно, все сделаю. Но, откровенно говоря…

– Думаешь, мне самому это приятно?

– Нет. Я знаю.

– Улица Круассан не такая уж длинная. Там все друг друга знают.

– И я снова чуть ли не нос к носу столкнусь с ребятами из Большого дома!

– Вероятно.

– Ладно! Тогда я пошел. Только попрошу добавки.

Лукас указал на пустой бокал из-под перно. Мегрэ сделал знак официанту и в последний момент вместо пива тоже заказал себе перно.

Инспекторы других отделов, у которых рабочий день уже закончился, заходили в закусочную выпить аперитив. То и дело приходилось отвечать на приветствия коллег и знакомых. Мегрэ с мрачным видом думал об Огюсте Пуане, который, конечно, тоже прочел статью и теперь ждет, что с минуты на минуту его имя появится в газетах в таком же крупном заголовке. И жена его, которую он, разумеется, поставил в курс дела, тоже сейчас места себе не находит. А поговорил ли он с мадемуазель Бланш? Знали эти трое, что за подковерная возня сейчас вокруг них развернулась?

– Что мне делать? – спросил Жанвье тоном человека, которому очень не нравится предстоящее дело, но который решил честно исполнить свой долг.

– Ты сможешь установить слежку на улице Вано?

– Всю ночь?

– Нет. Часов, скажем, в одиннадцать я пошлю Торранса, он тебя сменит.

– Вы думаете, должно что-то произойти?

Мегрэ честно признался:

– Нет, не думаю.

У него вообще никаких идей на этот счет не было. Вернее, их было столько, что он совсем потерялся. Снова надо было сделать усилие и вернуться к самым простым, базовым фактам, которые легко проверить.

Так, он был уверен в том, что в понедельник, во второй половине дня, некий Пикемаль появился в кабинете министра общественных работ. Как и любой посетитель, он наверняка сначала побывал у секретаря, заполнил стандартный бланк. Бланка Мегрэ, конечно, не видел, но наверняка он отправился в соответствующую папку. Да и не стал бы Пуан придумывать этот визит.

Как минимум два человека, находившиеся в соседних помещениях, могли слышать разговор Пикемаля с министром: мадемуазель Бланш и Жак Флёри. В Службе безопасности тоже так считали, ибо побывали дома у обоих.

Действительно ли Пикемаль передал отчет Калама Огюсту Пуану? Мегрэ казалось маловероятным, чтобы министр на пустом месте разыграл всю эту комедию, которая без отчета не имела ни малейшего смысла.

Пуан отправился на свою частную квартиру на бульваре Пастер. Оставил документ в ящике своего бюро. В этом комиссар тоже решил не сомневаться.

Значит, человек, который на следующее утро проник в квартиру мадемуазель Бланш и обыскал ее, не был уверен в точном местонахождении документа. А во второй половине дня отчет исчез. В среду утром, в свою очередь, исчез Пикемаль. В то же утро газета, принадлежавшая Жозефу Маскулену, впервые открыто написала об отчете Калама и напрямую спросила, кто его прячет.

Мегрэ тихо заговорил, будто рассуждал сам с собой:

– Одно из двух: отчет украли либо для того, чтобы уничтожить, либо для того, чтобы им воспользоваться. Но до сих пор, похоже, никто им не воспользовался.

Лукас и Жанвье слушали, не перебивая.

– Если только…

Мегрэ медленно выпил полбокала, вытер губы.

– Выглядит запутанно, но в политике так обычно и бывает. Лишь тот человек или те люди, которые скомпрометировали себя в деле Клерфона, заинтересованы в том, чтобы уничтожить документ. Значит, если станет известно, что отчет сначала был обнаружен, а потом исчез, подозрения падут именно на них.

– Кажется, понимаю, – пробормотал Жанвье.

– Человек тридцать политиков, если не больше, не говоря уж о могущественном Нику, рискуют как минимум оказаться в центре страшного скандала, а то и чего похуже. Если в такой ситуации удастся направить все подозрения на одного человека, если удастся найти против него соответствующие доказательства, если человек этот окажется уязвимым, они получат идеального козла отпущения. Огюст Пуан совершенно беззащитен.

Коллеги с удивлением воззрились на комиссара. Мегрэ совсем забыл, что они не в курсе дела. Впрочем, теперь что-либо скрывать от них не имело смысла.

– Пуан значится в списках приглашенных на вечеринки в особняке Нику в Самуа. Его дочь получила от него в подарок золотую ручку.

– Вы виделись с Пуаном?

Комиссар кивнул.

– Это он попросил?..

Лукас не договорил, но Мегрэ и так понял. Инспектор хотел спросить: «Это он попросил вас помочь?»

Неловкость, которую комиссар ощущал с самого утра, будучи вынужденным скрывать от подчиненных суть дела, наконец исчезла.

– Да, он. Думаю, теперь уже все догадались.

– Что, не нужно больше прятаться?

– От Службы безопасности точно не нужно. Не имеет смысла.

Они посидели еще минут пятнадцать. Мегрэ поднялся первым, пожелал коллегам доброго вечера, на всякий случай заглянул к себе в кабинет. Нет, для него ничего не было. Ни Пуан, ни кто-либо, связанный с делом в Клерфоне, не звонил.

За ужином мадам Мегрэ догадалась, что мужа лучше ни о чем не расспрашивать. Весь вечер комиссар просидел, уткнувшись в международный полицейский журнал, а в десять часов отправился спать.

– Много работы?

Они уже почти засыпали. Мадам Мегрэ долго не решалась задать мужу этот вопрос.

– Не много. Зато неприятной.

Два раза Мегрэ протягивал руку, чтобы позвонить Огюсту Пуану. Он и сам не знал, что мог бы ему сказать, но поговорить с министром хотелось.

Проснулся комиссар в восемь утра. За окном стоял легкий туман. Он будто прилипал к стеклу, заглушая все доносившиеся с улицы звуки. Мегрэ пешком дошел до угла бульвара Ришар-Ленуар в направлении остановки, но сначала остановился напротив газетного ларька.

Да, свершилось. Больше никаких вопросов, газеты пестрили заголовками:

«Дело в Клерфоне. Исчезновение Жюля Пикемаля, обнаружившего отчет Калама. Отчет, переданный в высшие инстанции, также исчез».

Зажав газеты под мышкой, Мегрэ зашел в автобус, остановился на задней площадке и очень постарался не вчитываться в подробности, решив оставить это до приезда на работу. Уже на набережной Орфевр, идя по коридору, комиссар услышал, как в его кабинете звонит телефон. Он ускорил шаги, снял трубку.

– Комиссар Мегрэ? – спросила телефонистка. – Вам за последние четверть часа три раза звонили из министерства общественных работ. Соединить?

Комиссар даже не успел снять шляпу и чуть влажное от утренней росы пальто.