Читать книгу Земля от пустыни Син - Людмила Коль - Страница 3

Утром дверь на лестницу рывком открывается, и Майя Михайловна выскакивает из квартиры, на ходу роясь в сумочке в поисках троллейбусных билетиков. Ах ты, черт, они всегда проваливаются за шелковую подкладку!

– Так что приготовить на обед, ты не сказала? – настигает ее голос свекрови Маргариты Петровны.

– Что хотите! – отмахивается Майя Михайловна. – У вас там все в холодильнике! – и ее каблучки меряют пять этажей.

– Ну, не знаю, в доме ничего нет! – падает уже с высоты пятого этажа, но снизу отвечает лишь парадная дверь.

Через полчаса дверь наверху открывается опять и выпускает мужа Майи Михайловны. Он выходит на лестницу с шестилетним Костей, которого по дороге на работу забрасывает в детский сад.

Николай Семенович ступает тяжело и вперевалку, и Костя никак не может приспособить свои шажки к отцовским, поэтому прыгает сзади со ступеньки на ступеньку.

– Не прыгай, упадешь, – коротко и без всякого выражения бросает Николай Семенович.

Косте хотелось бы что-нибудь рассказать отцу, но Николай Семенович с утра не произносит обычно ни слова и кажется таким неприступным, что Костя не осмеливается открыть рот. Он думает о том, что сейчас бабушка уже, наверное, звонит кому-нибудь из знакомых. Она теперь любит долго говорить по телефону. Телефон им поставили в этой новой квартире, куда они совсем недавно переехали из их старого одноэтажного дома на Больших Каменщиках. Конечно, на Каменщиках было здорово: там жили весело, все вместе, всемером, в одной большой комнате, перегороженной шкафом и ширмой. Там можно было лазить по крыше, или забираться в подвал, где жил Витька, сын дворника, Костин закадычный друг. Он давал поиграть то гвоздями, то гаечным ключом, который потихоньку доставал из отцовского ящика с инструментами, а его старший брат один раз даже прокатил на мотоцикле с коляской! Из подвального окна можно было забраться в сад, а оттуда – через кирпичную стену – перелезть в соседний двор…

В новом доме ничего этого нет. Но зато есть горячая вода, и дровами не нужно топить печку, и пятый этаж, на который столько ступенек ведет, и самое главное – телефон. Костя может хоть каждый день звонить своим новым приятелям. Если бабушка, конечно, не разговаривает.

Пока Сева еще спит, бабушка успевает сообщить по телефону знакомым и родственникам все об их маме: и то, что она не хозяйка, и то, что «плохая мать» и «плохая невестка». За все это бабушка навсегда обижена на мать, и утро у них обычно начинается со стычки, как сегодня, например. Все знакомые уже давно знают всё об их семье. Но бабушке кажется, что она рассказывает это в первый раз.

Старший брат Сева уже учится в институте. Его устроили туда родители, чтобы не попал в армию. Но Севе совсем не хочется там учиться. Утром он долго спит – пропускает первую лекцию. Мать пытается будить его и пугает сессией, но Сева грубо обрывает ее и говорит, что сам знает, что ему делать. И продолжает спать. Костя не знает, что такое «сессия», но, должно быть, что-то страшное, раз мать ее так боится.

У них с Севой большая разница в возрасте. Один раз Костя слышал, как мама сказала кому-то, что он – «случайный ребенок». Костя не понимает, что это такое, но думает, что что-то особенное. В детском саду он сказал Нате, у которой, как и у них, тоже большая разница с сестрой, что она случайный ребенок. А воспитательница Марья Васильевна строго посмотрела на него и сказала, чтобы он не говорил глупостей.

Костя переходит с отцом улицу, входит в ворота детского сада и забывает на целый день о доме.

Сева встает, когда все уходят. Из-за закрытой двери сначала доносится рев динозавра – это Сева зевает. А потом он шаркает стоптанными, переходящими по наследству от отца шлепанцами в кухню.

– Севочка встал! – встречает его улыбкой бабушка, отрываясь тут же от телефонной трубки. – Завтракать будешь?

Сева не отвечает на риторические вопросы бабушки и, недовольно почесываясь и продолжая зевать, запирается сначала в туалете, а потом в ванной.

Он долго полощется, наливая вокруг себя на пол много воды. Потом идет в комнату одеваться. Настроение у него плохое, потому что мать откуда-то узнала про его отношения с Тамаркой, а Тамарка на пять лет старше его и у нее есть ребенок. Никому это, на самом деле, неинтересно, но матери нужно, чтобы он встречался с девушкой из «приличной семьи» – похвастаться перед знакомыми. Этим она прожужжала ему все уши. А вчера была еще нахлобучка и от отца.

Сева завтракает, закрывшись детективным романом и не реагируя на бабушкину трескотню по поводу кулинарных способностей матери.

– Твоя мать всегда все оставляет на меня! – возмущается бабушка.

Сева знает, что бабушку легко отвлечь от чего угодно, стоит сказать только, что мать сделала то-то и то-то. Бабушка тут же взрывается и бежит переделывать. Сева все это прекрасно изучил и часто этим пользуется, умело стравливая их, когда хочет отвести удар от себя. Но сейчас он перебивает, выглядывая на секунду из-за книги:

– Ты бы о чем-нибудь умном рассказала. О чем, например, в газете прочитала или по телевизору что видела.

На это бабушка хихикает, понимая, что Сева шутит, но умолкает.

Наконец Сева уходит в институт, а Маргарита Петровна опять садится к телефону – звонить кому-нибудь из знакомых и жаловаться на невестку и на свои болезни, которых у нее не сосчитать.

В два часа приходит тетя Нюра. Она моет лестницу в подъезде и раз в неделю ходит для Маргариты Петровны в магазин. Раньше держали, как во всех «приличных домах», домработницу, какую-нибудь деревенскую девушку, которая приезжала в Москву на заработок. Ее поселяли в кухне, где стоял диван, и на ней держалось все: стирка, уборка, магазины. Девушек перебывало много – через год-два они обзаводились хахалями, достоинства которых охотно обсуждали с Маргаритой Петровной за чаем, бегали на свидания, устраивались на работу и исчезали, на прощанье получив в подарок от Николая Семеновича золотые часы.

А теперь трудно стало.

– Эти молоденькие деревенские девочки стали так дорого брать! – жалуется Маргарита Петровна. – И всему их нужно учить, ничего не умеют.

Поэтому в последнее время Маргарита Петровна пользуется исключительно услугами тети Нюры, которая вполне осознает важность своей персоны и знает всех родственников и знакомых наперечет. Правда, их фамилии она произносит на свой лад:

– Кацумане вам звонили, – сообщает она, если бабушка отлучилась куда-то.

– Кацевман, – поправляет Маргарита Петровна. – Это Яша Кацевман.

– Вот я и говорю, – невозмутимо соглашается тетя Нюра: – Кацумане.

Сейчас тетя Нюра идет за бабушкой в кухню.

– Майя Михайловна опять ничего не оставила, – запахивая полы длинного халата, говорит Маргарита Петровна. – Масла нет, сметаны нет… – И она перечисляет тете Нюре, что нужно купить.

Сначала тетя Нюра пьет чай с бутербродами, а Маргарита Петровна рассказывает последние семейные новости, одновременно замешивая тесто в миске.

– Ну как можно что-нибудь делать такими руками? – показывая изуродованные подагрическим артритом пальцы, возмущается она. Пальцы у нее скрюченные, узловатые и часто распухают. – Да, когда-то я вот этими руками даже зубы дергала, когда работала зубным врачом после войны. Но теперь пальцы совсем не слушаются! А Майя Михайловна ничего не хочет делать! У нее только подруги на уме, развлечения, а в воскресенье – целый день с книжкой на диване. Я понимаю, что у нее последние дни молодости, но нельзя же так!

На это тетя Нюра только сочувственно поддакивает, снимет с хлеба кусочек ветчины и отправляет его в рот отдельно.

Потом она идет в магазин, приговаривая: «Ну, побежала бабка!» А Маргарита Петровна ставит в духовку пирог с мясом, который все будут есть вечером, и кекс – она печет его каждую неделю.

Тетя Нюра не только приносит продукты, но и немного убирает в квартире: моет грязный туалет, ванную с давно не чищенными кранами, пол в коридоре и кухне, потому что бабушке, с ее больными ногами, трудно. Тетя Нюра работает, а Маргарита Петровна рассказывает. Все это тетя Нюра знает наизусть, но слушает еще раз не перебивая.

– Майя Михайловна была, конечно, очень хорошенькая, когда они познакомились: длинные локоны, ярко-голубые глаза, ямочки на щеках… – почти мечтательно говорит бабушка. – Но это же ничего не значит! Мне уже тогда надо было обратить внимание на то, что она не умела ничего делать.

– Это Николай Семеныч должон был выбирать, – резонно замечает тетя Нюра, проводя мокрой тряпкой по плинтусу.

– Что он понимал тогда? Они же молодые были!.. Половик не забудьте вытряхнуть, – напоминает между делом Маргарита Петровна. – Нёмочке – она называет Николая Семеновича настоящим именем, которое ему дали при рождении и которое раньше стояло у него в паспорте, – было всего двадцать два, когда они познакомились, а Маргарите Михайловне и двадцати не исполнилось! Только я и цементирую семью! Если бы не я, не знаю, что и было бы!

– У нас в деревне не так. У нас прежде всего хозяйка должна быть – чтобы готовить умела, стирать, в доме порядок чтобы был. А это – что же это такое? – тетя Нюра критически обводит взглядом стены и закопченный потолок.

Вечером Николай Семенович забирает Костю из детского сада. Дома, поужинав, отец садится смотреть телевизор. А Костя идет в другую комнату к своим пластмассовым кубикам, из которых он строит фантастические города. Он конечно же соскучился по ним – в детском саду всегда нужно делать только как все: если все рисуют ромашку, то и ты должен ее рисовать; если все играют в мяч, то и ты должен. А может быть, тебе совсем и не хочется… Костя усаживается на коврике и высыпает кубики из коробки.

Майя Михайловна сегодня возвращается поздно – после работы ходила на какой-то фестивальный фильм. Она сразу идет в кухню, вываливает огромную сумку с продуктами на обеденный стол и выдыхает в сторону свекрови:

– Вот, купила вам…

Маргарита Петровна смотрит на сумку и, поджав губы, произносит:

– Тетя Нюра мне уже сегодня принесла.

– Ну вот, что бы я ни сделала, все плохо! – раздраженно говорит Майя Михайловна, хватает кусок пирога и, хлопнув дверью, уходит из кухни – звонить по телефону какой-нибудь подруге и рассказывать фильм.

Севы нет, и Косте без него тоскливо. Сева иногда учит его рассказывать всякие стишки, над которыми взрослые смеются, а мать возмущается, чему Сева обучает младшего брата. Сева умный и много знает и, если у него есть настроение, рассказывает Косте всякие истории. Правда, часто он дразнит Костю, говоря, что родители любят его, Севу, больше. Косте обидно, и он переваривает это в одиночестве. Но когда брата нет, всегда скучно, потому что никому до Кости нет дела. И сейчас он уже вертится около бабушки. Бабушка всегда в кухне Здесь у нее и телефон стоит, и маленький топчанчик, на котором она днем отдыхает.

– Отойди от помойного ведра, ведьма укусит, – пугает бабушка.

Костя давно знает, что ведьм не бывает, но на всякий случай захлопывает дверцу под мойкой.

– Это ваше воспитание! – входит в кухню Майя Михайловна. – Сейчас звонил и сказала, что сегодня ночевать не придет!

– А при чем здесь я? – сразу повышает тон бабушка. – Ты мать, а не я.

– Как это – при чем? – возмущается Майя Михайловна и тоже переходит на повышенные тона. – Берет пример с отца. А отец – известный ходок по теткам! Вы его воспитали!

– Ты сначала убери ребенка, а потом выражайся! – кричит бабушка.

– Вам правда всегда глаза колет! – парирует Майя Михайловна.

– Те, кто воспитывают детей, кладут диплом в карман и сидят с ними дома, а тем более не бегают по вечерам в кино и в гости!

– Костя, пойдем смотреть телевизор! – зовет отец, до которого доносится перепалка.

– А вы сами что делали?

– Я одна воспитывала детей! – слышит еще Костя, но потом звуки доносятся не так отчетливо и начинается сказка для малышей.

Мать возвращается в комнату красная и взъерошенная.

– Давай будем считать! – говорит она, усаживаясь рядом с Костей в кресло.

– Спать уже надо, а не считать, – перебивает отец.

– Вот и посчитал бы с ним, а не телевизор смотрел!

– Не у всех же билеты в кино, – язвительно замечает отец и уходит в кухню пить чай.

Косте считать не хочется. Но мать теребит его с какими-то яблоками, которые она одно за другим «ест», а они в результате все равно оказываются на тарелке:

– Смотри, у нас с тобой семь яблок. Я съела два, – мать берет с тарелки яблоки и прячет за спину. – Сколько теперь осталось?

Пока Костя загибает и разгибает пальцы, усердно пытаясь сосчитать количество оставшихся фруктов, «съеденные» яблоки возвращаются на место, и он окончательно запутывается.

– Ну, что же ты? – поторапливает мать.

– А ты мне почитаешь сказку на ночь? – зевает он наконец.

– Почитаю, – говорит мать, – только недолго.

– Почему недолго? – спрашивает Костя.

– Ну, потому что спать надо – уже поздно, а завтра рано вставать, – отвечает Майя Михайловна.

Мать читает быстро и монотонно, и Косте непонятно, про что она читает, и слушать неинтересно.

– Ну, я уже почитала. Теперь – спать, – говорит мать.

Костя покорно соглашается и отворачивается к стене. Но спать ему совсем не хочется. Он вспоминает, как сегодня в детском саду, в темном углу двора, за деревьями, мальчики окружили Галю и, став вокруг нее, описали ее пальтишко. А Галя только заплакала и ничего никому не сказала. Костя и сам не знает, зачем они это сделали – просто так. Интересно было. Но потом, когда Галя заплакала, ему стало ее жалко. Может быть, и другим тоже…

Косте не спится.

Вот бабушка пришла и улеглась на свой диван. А Севин диван пустует. Сева почему-то спит сегодня в другом месте, хотя у него есть свой диван. Но у Севы другая жизнь, про которую говорят, когда Кости нет в комнате. И у матери с отцом тоже есть какая-то другая жизнь, про которую говорят, когда Кости нет поблизости. Он вспоминает, как зимой они с матерью ездили к какой-то женщине. Она была очень красивая, так что Костя долго не мог оторвать взгляд от ее лица, и у нее тоже был мальчик почти такого же возраста, как Костя. Мать и та женщина долго о чем-то говорили, а их с мальчиком отослали в соседнюю комнату играть. Но Косте почему-то было ясно, что говорили об отце – до него долетели слова матери, которая несколько раз повторяла: «Ева Аркадьевна, вы должны его оставить! У него семья, двое детей!» Хотя почему двое, если про Севу говорят, что он уже взрослый? Костя тогда спросил у мальчика: «А где твой папа?» И мальчик ответил, что папы у него нет. Костя не стал больше расспрашивать его ни о чем, потому что это страшно, если нет папы. А когда они уходили, у женщины, Евы Аркадьевны, были заплаканные глаза и она старалась не смотреть на них с мамой.

Дома мать ни о чем не рассказывала, и Костя понял, что это какой-то секрет.

Косте хочется, чтобы у него тоже была другая жизнь и в ней были бы свои секреты.

Он смотрит в потолок. Для Кости он – живой и населен чудовищами. Вот забегали какие-то красные круги – и исчезли. И вдруг поползла широкая светлая полоса, расширилась – и растворилась. А потом возник какой-то квадрат с переплетами и надолго прилип к углу, как огромный паук.

Костя лежит с открытыми глазами и рассматривает эти ночные призраки.

Лучше не думать о взрослых – слишком все непонятно у них. Лучше жить среди этих таинственных видений.

За окном гаснут фонари, и окно становится совсем черным. Вот внизу просвистел по асфальту троллейбус. Он всегда свистит, когда идет вниз с горки, на которой стоит их дом. Скрипнул диван – это бабушка перевернулась на другой бок. За стеной сильно храпит отец. Вот мать хлопнула дверью в ванной – она всегда хлопает так, что все вздрагивает.

Глаза у Кости наконец слипаются, и он засыпает. Завтра ему опять рано вставать и опять идти в детский сад…