Читать книгу Когда зацветет терновник - Мара Вересень - Страница 23

Прав был Верей, когда предостерегал от спонтанного выбора имен. Играя с судьбой, никому не дано угадать, как отзовется задетая тобой струна. Не угадал и он. Прихоть обернулась долгом. Астʹкае фиел – Долг жизни. «Первый всегда у матери и будет прощен, второй у отца и будет отдан, когда родишь сына, третий не бери или не будешь свободен, пока не отплатишь тем же». В «Наставлениях юных» о Долге жизни только эти три строки, и их достаточно. Но нет ничего хуже, связать себя подобным обязательством случайно. А он, Таэренʹтиэнлеʹаше тенʹТьерт, младший наследник дома Терновника, это сделал. И с кем! С девчонкой тинт, едва вышедшей из детского возраста! Ллориен… Вот уж действительно – предназначение. Единый создал эту мошку исключительное ему в наказание, не иначе. Или это Верей напророчил? Ментальные маги могут предсказывать? Они ближе всего к прорицателям. Нет, Верей не чистокровный, так что вряд ли.

Что с ним стало? Он ехал вначале колонны, когда Элефи Таре, Дети Сумерек, напали. Впрочем, не только они. Таэрен руку бы отдал за то, что среди сумеречных было несколько изгнанников тен’инне49, которых всегда легко узнать по вытравленному гербу на доспехах и рунному знаку из живого серебра на левом виске. В людских городах тен’инне носят длинную косую челку, чтобы прятать позорное клеймо. Несмотря на запреты, они часто берут в жены тинт, увеличивая число полукровок, что особенно опасно, если родившийся эльфар получает магический дар. Верей – исключение, отец-элфие признал его право на жизнь, иначе наложнице-тинт не позволили бы выносить ребенка. Потом ему просто повезло: когда проявился достаточно редкий для элфие дар, полукровку стали учить.

Напали как по учебнику, на изгибе тропы. Заняли проход к небольшому плато, где всегда устраивались стоянки и, чтобы рассеять внимание, устроили обвал. Камни склона над тропой крепили заклинаниями, которые ежегодно подновляются, значит, среди них был сильный маг земли, или даже не один. У сумеречных, элтаре́, магов земли всегда рождается больше, чем прочих. Что вообще происходит? Сначала бессмысленное нападение на торговый обоз, теперь стычка у самой границы. И если обоз на совести тинт, в основном, то инцидент на тропе – прямая провокация. А было так спокойно последние полсотни лет.

На нем снова был блокиратор. Мгновение эйфории, которое тиэнле ощутил при пересечении границы, не шло ни в какое сравнение с тем, что он почувствовал, когда расстегнулся браслет. Это было как удар, от которого в голове мутится. Сила обрушилась потоком, и он едва с собой совладал. Первые мгновения самые сложные, так он считал, глупец. Держался и весь день, словно дышал полной грудью после удушливого пыльного мешка на голове, который резко сдернули. А ночью сорвался. Если бы не река и близость к Истоку, он мог бы справится, и к моменту встречи с отцом был бы вполне уравновешен и спокоен.

А река позвала. Не пойти было все равно, что противиться собственной сути. Зря сразу браслет не одел, вышло бы не так… феерично. Таэрен весьма смутно помнил, что там происходило. Сначала он пел, он давно уже не пел с водой, год – это долго без полного слияния со своей стихией. Чаровал, было легко и свободно, и от этой легкости голову снесло окончательно. Появление тинт, Лориэн, он помнил хорошо. Она стояла в облаке светлячков и выглядела совершенно инфернально. Мельтешащиеся мошки отражались золотыми искрами в ее странного цвета глазах. Она почти не дышала, и щеки были мокрыми. Слушала, как он пел. Слышала, как он пел.

Это печать Долга? Окунулась в поток воды из Истока, пока их река швыряла? Или причина в тех крохах его крови, что попали к ней, пока она с ним на берегу возилась. Другая бы бросила. Мог бы и сам очнуться. Или нет? Скорее нет, раз печать проявляется. Таэрен чувствовал ее, как муравьиный укус: забудешь – ничего, только вспомни – сразу зудеть начинает. Вот как сейчас.

Память подсунула очередной обрывок, и тиэнле едва сдержал стон. Он ей стихи читал! О, Единый и Хранители! Какое счастье, что наткнулся на блокиратор в кармане, могло бы еще и не то случится. Кажется, еще «восстановление» пел, но это ладно, это укладывается в рамки Долга. Любопытно будет на эффект взглянуть, тинт так активно отзывается на его магию, что тут явно нечто большее, чем просто печать и пара капель крови, да еще и без ритуала. Потомок одного из эльфар? Вероятность есть. Одно имя чего стоит. А имя всегда дает та, кто дает жизнь. Кем была твоя мать, девочка?

Тинт завозилась во сне. Забавная. Или он просто начал к ней привыкать. Или, опять же, печать Долга почти закрепилась. Таэрен вгляделся в сопящую девушку. Кого она звала в том вчерашнем сне? Он тогда проснулся и, несмотря на браслет, уловил слабую родовую магию. Несуразное несбалансированное плетение, словно младенец силу вкладывал, было звенело в нитяном обереге. Наверняка воздействие было сильнее, чем он мог услышать, – у тинт тогда остался ожог. Странно? Может, и нет. Судя по тому, сколько времени прошло, каратели как раз должны были навестить деревню. Каан даэро, время возмездия. Люди убивают людей, иногда элфие убивают своих, случается. Или вот как с наблюдающим из дома Шиповника, погибшим от рук тинт. Каратели всегда из людей, а для элфие есть Темные стражи. Как ни назови, итог один – смерть, конец существования, приходящий в зыбкий час перед рассветом, самый темный.

Таэрен почти всегда успевал проснуться до. До рассвета, до часа своего рождения, до того, как придет тьма.

Он не мог этого помнить, но ему рассказали. Он едва не погиб при появлении на свет и едва не погубил мать. Слишком сильной связью с Истоком наделили его Хранители. Бессменый целитель дома Терновника Хиланлен тенʹАйви50, родной брат матери, одел браслет из живого серебра на ручку младенца еще до того, как перерезал пуповину, и тем спас обоих. Видно, не зря целитель носил имя Расветный Страж51. Сияющая, потерявшая сознание во время родов, пришла в себя сразу, а с безымянным пока младшим наследником пришлось повозиться.

Через девять дней после рождения ему дали имя Таэрен, Прерванная Смерть. Мать была в горячке, ее сознание мутилось, но слово было сказано и услышано. Отец тогда впервые за пару сотен лет вышел из себя на глазах у присутствующих. Заздравный ритуальный кубок из литого почерневшего серебра, такой старый, что гравировка почти не читалась под слоем патины, смялся в его руке, как лист бумаги, густое гранатовое вино украсило парадные одежды Светоча красными, словно кровавыми потеками. Свеженареченный младший наследник во все горло заявил о своем несогласии с существующим порядком. А возможно, просто пеленки отсырели. Няньки тут же утащили младенца. На лице Светоча пятнами проступал румянец гнева и бессилия. Под ошалевшими взглядами притихших придворных венценосный попинал случившуюся рядом мебель, выдохнул и помог жене добраться до ее покоев.