Читать книгу Когда зацветет терновник - Мара Вересень - Страница 8

Кожа покрылась цыпками. Так стыло сделалось от этих глаз. И оторопь взяла – Стражи никогда лиц на людях не кажут, для них прилюдно маску снять, что голышом пройтись. И тут Лорка сообразила, что сама стоит в мокрой сорочке с задранным выше колен подолом, а на нее мужчина смотрит, хоть и элфие. Она пискнула, выпустила подол и прикрыла грудь руками. Лицу было жарко, и ушам, и…

Элфие привстал и на локоть оперся, черная, будто угольком нарисованная бровь приподнялась, и в глазах прибавилось прозелени, от чего они сразу сделались теплее. А еще стали до странного на Гриневы похожи, когда тот ее на сиделки звал. Рубашка, расстегнутая до пупка, обнажала плоский мускулистый живот и гладкую безволосую грудь с чистой, словно сияющей кожей.

– Сии́т ми ка́но19, – голос-песня, тот же, что говорил торжке, хотя с чем ей сравнивать, других элфие она не слыхала, а Лексен, хоть и произносил слова на элфиенʹриа чисто, почти вот как этот Страж, голосом таким, от которого внутри все струной дрожало, похвастать не мог. – Инме́ калле́ ка́наеʹсиэ́л?20.

Лорка даже рот приоткрыла от возмущения. Нравится ему! Хочет, чтоб она с ним… Вот бесстыжий какой! Как можно честной девушке такое предлагать! Муж с женой днем так говорить не станет, а этот – девке незнакомой, пусть бы и в одной сорочке.

– Сетене ми, – приказал элфие, а потом по-людски повторил, – Подойди. – И встал, одним текучим движением, будто костей и вовсе нет, пальцы большие за пояс сунул и лыбится, глаза совсем в зелень, как лист молодой, штаны узкие, такие, что почти срам видно. И не жмет ему нигде! Лорка поспешно взгляд отвела, но успела заметить, как заинтересованная улыбка превратилась в препохабную. Захотелось похватать одежку и бегом бежать. А этот будто того и ждет, потому Лорка быстренько сарафан на непросохшую сорочку натянула и попятилась.

– Что, уже передумала? – человечьи слова он произносил странно, звонко и чисто, не по-людски.

И тут ее словно кто за язык дернул.

– Лите ми каноʹинне21, тин элле, – выпалила она и юркнула в камыши, где пряталась тропинка. А что? Правду сказала же, не нравится он ей, хоть бы и красивый, как картинка.

Мгновение тишины и вслед зазвенел смех, странным образом вплетаясь, что в птичьи песни, что в шелест камыша над Лоркиной головой, что в едва слышный шепот речной воды. А на полпути, Лорка поняла, что любимая, плетеная в десять рядов по маминому узору опояска из красных и белых нитей, осталась лежать в траве.

Брат обнаружился не доходя до мостков, в зарослях камыша и осоки. Он стоял по колено в воде и что-то увлеченно рассматривал, одна из штанин, которые он подвернул, перед тем как в воду лезть, раскрутилась и намокла.

– От такой охраны пол-избы вынесут и за второй вернутся. Свистун.

– Тихо ты, гляди вон! – и пальцем ткнул.

Серая лошадь стояла неподвижно, расплескав гриву по воде, но ушами на звук дернула и вроде даже глянула искоса.

– Сражева лошадь, видала! Значит, и Среброликий тут где-то, – зычным шепотом сказал Томаш, – потому и не свистел.

Лорка промолчала. Уж она-то точно знает, что он тут. Вернее, там.

– Идем, – сказала она, вытаскивая ленту из косы и повязывая сарафан под грудью, чтоб не идти в веску распустехой, а мокрая коса и так не расплетется.

– Белье где?

– Там, – Томаш махнул рукой в сторону мостков, продолжая разглядывать эльфийскую лошадь.

Лорка вздохнула и пошла дальше по тропке. Корзинка со стираным стояла в тени. От вески к мосткам спускались девки с такими же, как у Лорки, корзинками. Смеялись. Цвета старостина и две дочки бондаря Става, погодки, рыжие и в веснушках. Сзади завозился Томаш, поднял корзинку и Лорке в руки сунул.

– Держи, ленту спрячь, а то углядят, что опояски нет, засмеют. А то и сплетню пустят. На пя́точке оставила? Сбегать?

– Не надо, домой идем.

– Лорка, ты тут! – первой заговорила Цвета, – А вас отец искал.

У Цветы в черной косе была новая лента, алая с золотом, с чужим узором, люди такой не плетут, и статная старостина дочка все время косу рукой поправляла и ленту оглаживала. Она красивая была, Цвета, высокая, яркая, губы алые, большие синие глаза. Знала, что красива, вот и не сомневался никто.

– Идем же, – братик дернул за руку.

Пошли к веске. Шагов через пяток Лорка оглянулась, будто ей в спину камень бросили. Стася с Галёной смотрели в след, переговаривались и хихикали. Цвета просто смотрела, словно знала про нее что-то злое и радовалась.

– И чего надулась? Дуры они, – попробовал утешить сестру Томаш, но та только плечом дернула. Подсыхающая сорочка неприятно стягивала кожу, поочередно вспоминались то наглые глаза бесстыжего элфие, то тяжелый Цветин взгляд. А еще слова, что на торжке слышала, из которых выходило, что из каждого рода с прибывшими уйдет один человек, не старый, но и не ребенок. Отец уже почти в осени, Томаш мал, а ей только в следующее девятидневье, на третейник, восемнадцать будет. И как быть? Если отца возьмут, как они с Томашем тогда? А как не отцу, а ей выпадет? И холодно становилось и страшно, потому что сказали, тарм хаелле, значит, до конца жизни, навсегда.

Вот уже и сад. Томаш снова яблоки ел. Еще живот прихватит, возись с ним потом, но Лорка смолчала. Тягучие мысли возились в голове по кругу снова и снова, и было жаль оставленную у реки опояску.

У плетня за садом стоял отец.

– Эльфьи сказки, что привез, где? – спросил он.

– В сундуке, под исподним, – сказала Лорка и глаза опустила. Опять отберет?

Отец развернулся и быстро пошел к дому, пришлось едва не бежать, чтоб следом успеть, – шаг у охотника был широкий. Но они только-только во двор ступили, и к калитке подошли два Стража. В доспехах и масках, как и в Уложении писано: всякому стражу надлежит безликому быть ибо закон и возмездие лика не имеют.