Читать книгу Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Страница 23

Научились в новом веке строить красивые, удобные дома для любого человека, для всех жителей России, а не только, как было встарь, для царей и вельмож. Каждый, кто хочет жить в Северной столице, может выбрать дом по своему вкусу: по высоте, месту расположения, даже по цвету. Когда подъезжаешь на «Сапсане» к Санкт-Петербургу, восхищаешься, видя за окном скоростного поезда новые жилые кварталы современной концепции, удивляешься выдумке архитекторов и умению строителей эту выдумку воплотить. Одни дома упираются своими башнями-вершинами в облака, другие простирают полукруглые пандусы, как объятия, навстречу новоселам, третьи – красуются диковинной лепниной или балкончиками-колокольчиками. И внутри – удобно, целесообразная планировка, продумано все, чтобы человек чувствовал себя любимым, защищенным в быту, родным холодному и строгому Санкт-Петербургу. Но каких неимоверных душевных и физических усилий вся эта красота и удобства стоят строителям, знают только строители.

* * *

Затянувшееся заседание работников строительного треста окончилось. Участники, шумно двигая стульями, поднялись с мест и пошли на выход. Генеральный директор Алексей Федорович Карнаухов попросил своего заместителя задержаться.

– А вас, Николай, я попрошу остаться, – цитируя известный фильм, улыбнувшись, сказал Карнаухов своему заму, и добавил: – на пару минут, Николай.

– Да хоть на час, Федорович.

– Ты, кажется, и не устал вовсе? По тебе не скажешь, что столько часов на заседании провел.

– Не скажи, – устал. Я ведь старше тебя, мне давно восьмой десяток пошел.

– Знаю, и мне год назад семьдесят стукнуло. Правда, не больно стукнуло, даже не почувствовал, все молодым себе кажусь.

Вздохнув, собеседники проникновенным молчанием подтвердили факт беспощадности времени. Через несколько секунд Алексей Федорович, невысокий коренастый мужчина, встал из-за своего стола. Он медленно обошел длинный стол участников недавнего совещания, подошел к панорамному окну, резко распахнул створку, окунул разгоряченное лицо в поток хлынувшего холодного воздуха, который как метла вымел из помещения духоту и сложный запах, оставшийся от недавнего скопления людей.

– Но я не о возрасте оставил тебя поговорить, Николай. Ты же видишь, что заканчиваем последний многоквартирный дом, а дальше – нет ни земли под новую стройку, ни подряда. Контору что ли закрывать?

– Не переживай и не торопись, Алексей, – Николай мудро подбодрил начальника. – Домик не маленький, двести тридцать квартир, год как минимум надо, чтобы достроить. Будет чем заняться.

– Нет, Коля, это в детстве год тянулся долго – долго, а сейчас не успели с Новым годом поздравить друг друга, а уж надо календари на другой год заказывать.

– Какие календари, Федорович? О чем ты?

– Да это я к слову. Календарь – метафора нарастающей с каждым годом скорости времени, – вздохнув, пояснил бывалый строитель.

Опять разговор прервался, приятели задумались каждый о своем.

– Знаешь, Коля, вчера в газете «Недвижимость» увидел объявление, что в центре города, на Колесной улице, продаются два дома под реконструкцию, и продажей занимается Фонд имущества.

– Где эта Колесная?

– За Московским вокзалом сразу.

– А деньги, поди, немереные за это нужно отдать?

– Удивительно, но для такого места разумная цена.

– А чего хочет любимый город?

– Вроде, и желания у города не запредельные. Требуют сохранить уличный фасад, предусмотреть подземный паркинг и, вполне естественно, соблюсти все социальные нормы проживания.

– Сейчас-то дома жилые?

– Дома уже много лет как расселены.

– Наверное, они относятся к объектам культурного наследия?

– Да, в этом районе, Коля, все относится к культурному наследию.

– Тогда не понимаю, что они собрались продавать под реконструкцию?

– Я тебе говорю, два дома по улице Колесной.

– Наверное, две развалюхи. Продать можно всё, только реконструировать никто не позволит.

– Что за глупости, ведь продает город.

– Фонд имущества – это не город.

– Почему?

– Знал бы я почему, ответил бы. Его цель продать, а реконструировать – это твоя нерешаемая задача: много таких в математике, например, гипотеза Римана или известная гипотеза Пуанкаре, решенная приблизительно. Но даже если ты и решишь свою строительную задачу, за это решение тебе 1 млн. долларов, как Перельману, все равно никто не заплатит.

– Ты уж совсем меня запугал, да и о нашей власти плохо думаешь.

– Ой, Федорович, ты вроде живешь в другом мире, и не знаешь, что законы у нас в стране меняют часто, даже очень часто. Ладно бы только меняли, так у депутатов появилась привычка: не успели они принять очередной закон в третьем чтении, как тут же начинают его дописывать, расширять, углублять, да так, что погибнуть в этой глубине недолго. Ни один человек в нашем огромном государстве, будь даже семи пядей во лбу, толком, наверное, не знает полностью ни одного закона, даже нужного лично ему. Каждый закон, как кит, облепленный моллюсками, – с добавками, изменениями, поправками и еще черт знает чем. Без помощи юристов не разберешься.

Это на верхнем уровне власти, а уж чего говорить о том, что принимают законодательные собрания, областные и городские думы!?

– Остановись, Николай. Я знаю, это твоя любимая тема. Тебе надо было стать строительным критиком по аналогии с литературным. Целые тома уже понаписал бы.

– Как будто я чего-то новое говорю.

– Нового ничего не говоришь. Но мы живем по правилам, что изобретают наши же с тобой избранники.

– Вот именно, изобретают.

– Все, все, хватит, Николай. Давай о деле.

Николай по-детски, шутливо прикрыл рот рукой в знак прекращения банального разговора.

– Объясняю, чего я хочу. Осталось два месяца до аукциона по продаже. Твоя задача договориться с изыскателями, чтобы они проверили состояние грунтов, можно ли оставить старый фундамент.

– Послушай, Алексей Федорович, но это ведь больших денег стоит.

– Конечно, договаривайся, чтобы цены не задирали, а я переговорю с проектантами, вернее, попрошу сделать эскизный проект по вопросу: можно ли спасти стены, выходящие на красную линию улицы.

– Сразу скажу, что нельзя.

– Понял, Николай, поэтому и хочу, чтобы сделали это проектанты.

– Так они сейчас же запросят: это дай, это испытай, это проверь.

– Ну, а ты как хотел, все расчеты провести в уме с учетом своего опыта?

– В уме – не в уме, а опыт никуда не денешь, – обиженно ответил зам.

– Не хочу с тобой спорить, Николай. Прошу сделать то, что я сказал, – сурово подытожил Карнаухов.

– Хорошо, только не одобряю я твою затею. Зачем нам рухлядь, за эти деньги можно купить землю, не обремененную строениями.

– Только не в центре нашего города. А хочется память о себе оставить добрую, послужить ему – великому – делом. И люду его тоже.

– Служи не в центре. На окраине «великого» проектировать можно без всяких «вымыслов», согласовывать легче, строить проще.

– Ой, Коля, ты не мечтатель, не хочешь ничего нового попробовать. Никто нам на блюдечке с голубой каемочкой эти два дома не преподнесет.

– Ладно, – согласился Николай. – А смету по затратам составить мне?

– Составь и покажи, возможно, добавить что-то придется.

– Завтра утром смета будет на твоем столе, романтик-экспериментатор, – подколол начальника приятель.

– Но ты не зависимо от этого сегодня вечером договаривайся с изыскателями.

– Хорошо. Убедил.

Алексей Федорович остался в кабинете один, пододвинул к себе папку с документами: что-то внимательно прочитывал, что-то подписывал, слегка пробежав глазами. Многие подготовленные приказы, распоряжения, письма он знал почти наизусть.

Закончив долгое и ответственное это дело, со вздохом облегчения закрыв и отодвинув папку с документами на край стола, Алексей набрал номер телефона приятеля – руководителя проектного института.

– Привет, Юрий Павлович.

– Будь здоров, Алексей Федорович.

– Как дела?

– Дела в прокуратуре, у нас работа.

– Значит, все нормально.

– Нормально, – громко сказано, однако, держимся.

– До́ма как?

– Пока все в порядке.

– Юрий Павлович, что звоню-то. Хочу узнать, вы проектными делами, связанными с реконструкцией жилых домов, занимаетесь?

– Сейчас время такое, ни от чего не отказываемся, но особой тяги к этому делу не имеем.

– Почему так?

– Реконструкция жилых домов, особенно в центре, дело хлопотное, связанное в основном с трудоемкими изыскательными работами.

– Что, трудно скважину рядом с фундаментом пробурить?

– Пробурить скважину просто, но ведь изыскания касаются всего: фундаментов, стен, перекрытий и еще многих узлов.

– Для тебя легче разобрать дом?

– Для меня, конечно, но это уже не реконструкция.

– Это безжалостный снос, – неодобрительно продолжил мысль приятеля Алексей и, не дав ему ответить, продолжил: – Юрий Павлович, а что в городе нет проектной конторы, которая занимается такими делами?

– Была довольно крупная организация. Раньше в городе все проекты для капитального ремонта жилых домов выполнялись только ею.

– А где она сейчас?

– Там же где и другие организации из прежней плановой экономики – приказала долго жить.

– Почему, если это такая необходимая организация?

– А ты слышал в наши демократические времена, чтобы кто-то капитально ремонтировал дом с отселением проживающих?

– Нет, но сейчас я этим не интересовался. Знаю, что такая практика была в советское время. Людям давали на время реконструкции их дома маневренное жилье, а потом возвращали обратно. А в наше время – не знаю.

– Можешь поинтересоваться, в наше время такого не было и быть не может. Поэтому и надобность в проектантах отпала.

– Куда же они все подевались?

– По другим проектным институтам и бюро разбрелись. Специалисты не потерялись, а вот все их наработки, все уникальные исследования, материалы по основаниям и фундаментам, характеристики стен и перекрытий, похоже, исчезли бесследно.

– Сожгли, что ли, при ликвидации?

– Такие вещи не сжигают, кто-то, вероятно, прибрал к рукам. А тебя почему вопрос наследства документации так заинтересовал?

– Юрий Павлович, давай я к тебе подъеду и расскажу, а то многое по телефону не обговоришь.

– Приезжай, жду, называй время.

– Можно завтра к девяти часам? Будешь на месте?

– К девяти говоришь? Сейчас взгляну – нет, никуда мне на это время не назначено. Приезжай.

Алексей Федорович выехал на встречу пораньше. Озябшая за ночь Мойка и обнимающая реку набережная были пленены густым клочковатым туманом, который, словно развеселившийся хулиган, нарочно налипал на лобовые стекла машин, застилал даль спешащим на работу горожанам. С ним в борьбу вступила энергия тепла, возникающая от трения автомобильных колес об асфальт. Благо машин в пробке было много, и накопившаяся за ночь влага, попадая под колеса, быстро испарялась. Туман, покуражившись, примерив на себя изобразительные формы Михаила Шемякина, тоже исчез.

Солнечные лучи выявляли, подсвечивая, истинную, совокупную красоту города: его многочисленные, прильнувшие друг к другу дворцы, выстроившиеся вдоль набережной. Каждый обладал своими неповторимыми достоинством: один – прозрачно-воздушным цоколем из путиловского камня, другой – мраморными карнизами, похожими на прикрытые веки спящей красавицы. Соседство разных архитектурных стилей: барокко, рококо, классицизма – было гармонично, оправдано многовековой любовью и трудом архитекторов и строителей блистательного Санкт-Петербурга.

Машина в пробке притормозила у любимого здания Алексея Федоровича – у Малого Эрмитажа, творения Фельтена и Валлен-Деламота. Этот воздушный дворец символизирует грань веков, соседство стилей, различное понимание красоты двумя гениями: здесь уходящее выспреннее барокко уступает место величественному классицизму. Опять борьба, опять спор мировоззрений разных поколений, неизбывная поступь прогресса.

Пробка встала, Алексей Федорович вышел из машины и пошел по гранитной дорожке вдоль парапета, блаженно ощущая здесь, в самом сердце города, слияние своей жизни с его великой историей. Здесь Алексею показалось возможным его существование и в минувших, и в грядущих временах. Душа ликовала, окружающая непрестанная красота свидетельствовала о вечности, о человеческой силе, о преодолении. Алексею Федоровичу показалось, что он слышит не всплески невских волн, не автомобильный рокот, а звуки русской истории, гулкий шум толпы демонстрантов 9 января 1905 года, горячие споры Временного правительства, заседающего в Зимнем дворце, ружейные выстрелы большевистского Октября.

Сквозь стекла помпезных окон ему было хорошо видно, как в помещениях незыблемого, выжившего в революцию и блокаду царского дома мерцает позолота потолочной лепнины, картинных рам, хрупких светильников. Сладко согревает этот холодный свет, льющийся в душу как будто из вечности. И кажется, что время не так уж беспощадно, что милует оно творцов и их гениальные творения. Санкт-Петербург еще молод, но с каждым днем стареют дома, образующие улицы и переулки великого города. Словно морщинки рассекают фасады трещинки, постепенно превращающиеся в глубокие трещины. Вовремя не заметишь их, не заделаешь, и как следствие невнимательности: стены покроются сеткой «беды», перекошены окна, двери осядут до уровня подвала.

Дом, он ведь как человек, не любит «болеть», но если болезни не лечить – строение рушится, гибнет, уходит в небытие. И надо не только подкрасить фасад, но не забыть и про фундамент, где гниют старые деревянные лежни, и про перекрытия, что веками, без устали работают под сложными нагрузками. Про многое надо помнить. Ну, а если забыли, – вечность отвернется от великого города.

Алексей Федорович подробно рассказал Юрию Павловичу и присутствующим в его кабинете конструктору и архитектору о своей затее, подчеркнув, что речь не идет о рабочем проекте – проект потом. На сегодня – нужна информация для участия в торгах, а если выиграем и соблюдем еще несколько «если», вот тогда можно говорить о проекте.

Юрий Павлович на правах хозяина начал первым.

– Хотя и говоришь ты, что много «если» надо соблюсти, но чувствую, центр города тебя манит.

– А как иначе, я ведь профессионал со стажем, Юрий Павлович, и центр он и есть центр в прямом и в переносном смысле. Хочется себя и в новом деле попробовать, и в истории оставить.

– Однако большинству домов в центре города лет за сто пятьдесят.

– Некоторым поболе будет, – добавил архитектор.

– Станислав Игоревич, – кивнул директор на своего помощника, – знает каждый доме в центре как свой родной.

Довольный похвалой архитектор закивал головой и пояснил, обращаясь к Юрию Павловичу:

– Тут дело даже не в том, сколько каждому дому лет, а главное, в каком он состоянии сегодня.

А Юрий Павловича, обратившись к Карнаухову, пояснял свои мысли:

– Ты вот говоришь, нужно сделать расчет по укреплению стены уличного фасада дома. На картинке всё просто: взял данные, что-то среднее между потолком и полом, и нарисовал. А когда до дела дойдет, нужно знать все: из чего стена, какая остаточная прочность, на каком фундаменте стоит, несет ли она часть перекрытий, и про многое другое не забыть. Пальцев ног и рук не хватит для того, чтобы сосчитать количество необходимых для расчета данных. А все для того, чтобы стеночка, не дай Бог, не рухнула.

Алексей Федорович, ты ведь в начале своего разговора сказал, что дома относятся к памятникам культурного наследия. А это очень плохо, за ними особый контроль.

– Не совсем так: район относится, а не дома.

– От этого не легче, – проговорил специалист-конструктор, – все равно, нужно проводить историко-культурную экспертизу, да и дома по внешнему контуру неприкасаемые.

– Да, тут нельзя ничего домысливать, нужно читать документы, – подытожил Юрий Павлович и добавил, обращаясь к своим подчиненным: – Ну что, ребята, прав я или не прав?

Оба специалиста смущенно улыбнулись, понимая, что затуманили голову Алексею Федоровичу, который ждал от них помощи.

– Так, проведем итоги. За мной изыскательские работы, они в основном будут касаться фундаментов и перекрытий. А вы сделаете мне эскизный проект по укреплению наружных стен на время строительства.

– Хорошо, – ответил за всех Юрий Павлович. – А еще мы за то время, пока идут изыскания, постараемся узнать о районе, где стоят эти дома. Может, повезет, и о конструктиве что-нибудь разузнаем.

– О каком конструктиве, Юрий Павлович?

– Из чего дома тогда лепили.

– Из кирпича наверняка.

– Может, и из кирпича, а дыры после бомбежек, чем заделывали, точно – не знаем. Ведь эти дома явно блокадники.

– Вы думаете, эти здания бомбили?

– Весь город бомбили. Не переживай, Алексей, все выясним. Поможем.

* * *

Через два дня Николай Иванович, запыхавшись, буквально ввалился в кабинет генерального директора.

– Николай, что с тобой? Под старость лет бегом занялся?

– Какое там – бегом, хорошо, что ходить еще могу. Спешу, потому что новости серьезные.

– Рассказывай, что за новости?

– Если позволишь, пусть все расскажет Варенников – начальник изыскательской партии.

– Виктор Михайлович?

– Он. Он здесь.

– Так пусть заходит, или мне его надо лично пригласить.

– Да нет, конечно, сейчас, сейчас, – продолжая суетиться, проговорил Николай, отправляясь в приемную за гостем.

На пороге появился молодой мужчина с темным от загара лицом, с белыми шматками седины на висках.

– Здравствуй, Виктор Михайлович, – радушно приветствовал гостя Алексей Федорович. – Давненько мы с тобой не виделись. Кажется, что после газонапорной станции, где мы воспользовались твоими услугами, я тебя больше не видел.

– Не скажи, мы с тобой бесконтактно все время общаемся. Для всех жилых домов, что вы строите, мы изыскания делаем.

– Не обижайся, я хотел сказать, что давно тебя не видел воочию.

– И я, Алексей Федорович, рад встрече. Но давай к делу. Николай Иванович обратился к нам с просьбой провести изыскательные работы по жилым домам на улице Колесной. Однако так получилось, что мы вместе с учеными Горного университета ведем в этом районе комплексное исследование по очень широкому кругу вопросов. Главный из них: выявление причин по плачевному состоянию грунтов и фундаментов; исследуем то, что приводит их в такое состояние.

– А вы-то при чем, Виктор Михайлович?

– Мы везде нужны, везде, где встает вопрос о том, что творится в подземном пространстве. Никому без инженерной геологии и гидрогеологии не разобраться.

– Красиво говоришь – обычные грунты подземным пространством величаешь. Сказочная терминология.

– Ко всему, что касается парадной части города, изменений подземной среды в пределах городских инфраструктур, привлечено особое внимание.

В исследуемом квартале мы увидели, что фундаментные несущие конструкции находятся в архиаварийном состоянии, лежни сгнили, многие поражены грибком, известковые плиты, на которые установлены ленточные фундаменты, разрушены до состояния «доломитовой муки».

– Но есть ведь отработанный метод, его опробовали сотню раз, метод инъекционного закрепления разрушенной кладки фундамента путем нагнетания через скважину специального раствора.

– Ученые с помощью полевых экспериментов доказали, что инъекция в данном случае не приведет к упрочнению фундамента, поскольку в сильно загрязненных грунтовых водах цементно-глинистые растворы не твердеют.

– Виктор Михайлович, – возмутился Алексей Федорович, – я работаю в городе давно и знаю, что грунты слабые, но в историческом центре, да и за его пределами, они уверенно держат постройки, испытывая давления менее одного килограмма на квадратный сантиметр.

– Вы на грунты смотрите как строитель: выдержат – не выдержат, а я как гидрогеолог. Когда смотришь на старые карты, видишь всюду заболоченные участки, один больше другого. Этим болотам две тысячи лет, не меньше. Но что самое странное, даже после осушения, остается их негативное влияние на подстилающие слои, в которых развивается микробиота.

– А это что за чертовщина, Виктор Михайлович?

– Микробиота? Это такая зараза, которая проникает на большую глубину с болотными водами. Грунты также обогащаются абиотической органикой, при этом нужно не забывать загрязнение подземной среды за счет утечек из канализационной сети. Вся эта гадость, а по-научному микроорганизмы, ведущие «войну» не только с человечеством, но и со строениями, в такой среде чувствует себя довольно комфортно.

– Послушай, Виктор Михайлович, ты нарочно меня пугаешь? Тебя послушать, так строить вообще нигде ничего нельзя. Откуда же взялись в более-менее просторных лакунах высотные современные дома, сияющие бизнесцентры. И это в старом городе. Не смотри на меня так удивленно.

– Удивишься тут, Алексей Федорович. Вы говорите о зданиях, а я говорю о грунтах, на них влияет все. Вот совсем недавно пробурили скважину, кстати, недалеко от вашей Колесной. Микробиологи проанализировали пробы грунта, взятого на разных глубинах, и мы увидели все, буквально все формы микро-биом – бактерии, актиномицет, миксомицеты, микроводоросли. Их наличие фиксируется по всей глубине подземного пространства города.

– В чем ты меня хочешь убедить, Виктор Михайлович?

– Во-первых, я хочу сказать, что грунты слабые, во-вторых, необходимо провести замену всего грунта под домом.

– Оставив наружные стены?

– При чем тут наружные стены?

– По условиям аукциона они должны остаться в первозданном виде.

– Зачем? – удивленно воскликнул специалист по грунтам.

– Может, кто-то из великих наших соотечественников на них смотрел или мимо проходил, – пошутил Алексей Федорович.

– А копия, которая будет лучше оригинала, культуру не устроит?

– Как знать? Там же много народа задействовано: чиновники, градозащитники, просто правдолюбцы, для которых любой кирпич, вынутый из старого дома, – драгоценность великая.

– Алексей Федорович, скажите мне, а кто устанавливает условия аукциона или так называемых торгов.

– Разве сам не знаешь? Конечно, его величество чиновник. Как правило, он не заморачивается такими тонкими вопросами, о которых мы с тобой говорим. Рассуждения его просты: сначала собрать предложения от заинтересованных комитетов, департаментов, отделов.

Если таким образом проект «глубоко рассмотрели» и каждая служба дала свои предложения, тогда собирают все бумаги в кучку и объявляют торги с учетом обязательных условий. Нужно сохранить уличный фасад, под домом обязательно выполнить паркинг, высота дома должна быть сохранена, внутри предусмотреть ванные комнаты, лифты и другую инженерную инфраструктуру.

– А все это можно сделать?

– Все можно сделать, если не углубляться так глубоко, как ты предлагаешь.

– Но без нашей науки и вы не углубитесь, – упорно настаивал на своем специалист по грунтам и бактериям.

– Почему же, Виктор Михайлович? Выполним свайное основание из буронабивных свай и водрузим на него дом. Чтобы соседние дома не покачнулись, надо забить по периметру металлический шпунт. А еще нужно старые наружные стены стянуть металлическими скобами, чтоб попрочнее были, а также выполнить инъекцию из раствора. Ну а дальше, как всегда, подмазать, трещины заделать, лоск навести.

– В этом случае мы вам и не нужны, Алексей Федорович.

– Нужны, кто же нам геологию даст.

– Для этого вам и студента пятого курса Горного университета будет достаточно.

– Не обижайся, Виктор Михайлович, нам нужен только ты – никто кроме тебя полную картину ни для строительства, ни для реконструкции не даст.

– Я не обижаюсь. Но ты прав, мы рассматриваем все в комплексе.

– Но даже когда мы будем выполнять буронабивные сваи, нам нужно знать, какая пульпа в основании. Хорошо известно, что многие объекты при реконструкции утянули за собой соседние дома. Примеров по городу много, а причина одна: не знали, в каком состоянии грунтовая масса находилась, вот и перекачали пульпу из-под соседних домов. Так что нужны нам умные геологи и гидрологи, и потому прошу дать нам ваши грамотные материалы.

– Хорошо, будет сделано, – встав и по-военному щелкнув каблуками, с улыбкой произнес Виктор Михайлович.

Через две недели генеральный директор строительного треста Алексей Федорович Карнаухов собрал всех задействованных в проекте работников, чтобы принять окончание решение об участии в аукционе.

– Так, с архитектурой все понятно, меня с этим вопросом ознакомили раньше. Изыскатели целый том изыскали.

Директор стал листать огромный буклет:

– Тут формул и таблиц на докторскую диссертацию хватит.

– Алексей Федорович, – перебил его Николай Иванович, – материалы у изыскателей были почти готовые, так что мы обошлись копейками.

– Копейками, говоришь? Посмотрю на счет, который ты принесешь.

– Не волнуйтесь.

– По геологии все понятно. Надо отдать конструкторам, чтобы посчитали фундаменты. Я бы сейчас хотел выслушать руководителя группы, которой было поручено выполнить мониторинг места, где возможно вырастут многоквартирные дома. Я просил рассмотреть все, что необходимо для удобного проживания людей. Анна Алексеевна, вы можете говорить сидя.

– Нет, Алексей Федорович, я встану.

– Пожалуйста, как вам будет удобно.

Анна Алексеевна, опытный специалист, красивая женщина, говорила долго и убедительно.

– Мы провели обследование в границах микрорайона, утвержденного в рамках проекта планировки центрального квартала. Сразу скажу, что картина получилась нерадостная.

– Почему? – взволнованно спросил генеральный директор.

– Во-первых, к интересующим нас домам примыкают, вернее, находятся в шаговой доступности железнодорожный вокзал и автостанция.

– И это плохо?

– Нет, здесь требуется другое определение. Это некомфортно, это утомительно для жильцов. Известно, что жить у вокзалов люди не любят – шумно, многолюдно, душно, беспокойно.

– Но ведь вокруг жилые дома. В них проживает много людей.

– Во-первых, как показывают опросы, каждый житель надеется сменить место жительства. Во-вторых, школ и детсадов в шаговой доступности нет.

– Куда же они подевались?

– Да их там никогда и не было, они есть, но в другом квартале.

– Далеко?

– По нормам должны быть ближе. В-третьих, внутренний двор у дома не сделать, так как следующие за ним дома имеют проходные дворы, а значит, и паркинг, если он будет спроектирован, выйдет очень дорогим.

– Почему?

– Потому что спуск и подъем машин нужно осуществлять на лифтах.

– Вы уже и это определили! – не скрывая разочарования, воскликнул Алексей Федорович.

– Да, это наша компетенция. Мы ведь не с первым участком работаем, – невозмутимо и важно парировала женщина. – В отчете мы отметили еще некоторые сложные вопросы. В итоге могу сказать следующее: жилой многоквартирный дом премиум-класса в этом районе вряд ли будет продан, состоятельные люди в него не поедут, а дом эконом-класса – будет много дороже домов подобного типа и тоже не найдет покупателя.

– Вот тебе, бабушка, и «Юрьев день»! А что же тогда здесь можно построить?

– Можно или апартаменты, или гостиницу, – безразлично сказала Анна Алексеевна, захлопывая папку с документами.

– Но вы же знаете, что мы такими делами не занимаемся.

– Алексей Федорович, мы даем только рекомендации. А решать, что строить, вам.

– Но ваш доклад очень убедителен. Неужели в центре, рядом с метро, да и вокзал небольшая помеха, люди не захотят жить?

– А вы бы захотели там жить; если вокзал, метро – значит, скопление народа, вокзальная суета. Люди постоянно снуют, справляют нужду в подворотнях. Проведите сами полдня в том районе, многое поймете.

– Но ведь это исторический центр! Настоящий Санкт-Петербург, открыточные виды, лучшие магазины рядом, театры, метро.

– Не в каждом центре человек хотел бы жить, – подчеркнув свою мысль непререкаемой интонацией, докладчица замолчала, дав понять, что ее выступление окончено и миссия выполнена.

– Да, невеселая картина, – разочарованно заключил Алексей Федорович. Сотрудники тоже молчали. Руководитель, взглянув на их поникшие головы, встав из-за стола, подошел к карте города.

– Да…а, – словно утверждаясь в неприятной мысли, протяжно выговорил он утвердительную частицу, поглаживая ладонью на карте центр города. Потом резко отвернулся, как от своей несбыточной мечты, и подытожил:

– Ну ладно, на сегодня хватит. Все свободны.

В кабинете начальника остался только Николай Иванович. Собравшись с мыслями, он попытался утешить приятеля.

– Федорович, ну чего ты так расстроился.

– Нет, я не расстроился, я раздумываю.

– А чего тут думать-то.

– Может, мы где-то ошибаемся?

– Нет, я ошибок не вижу.

– Все, что мы сегодня услышали – это голая теория, – продолжал сопротивляться Карнаухов. – Надо еще раз на месте побывать, – словно приказывая самому себе, твердо произнес генеральный директор.

На другой день Алексей Федорович один подъехал к интересующим его домам на улице Колесной. Машину, как всегда, было не припарковать. Действовала отработанная схема: водитель ищет любое свободное место и подъезжает за начальником по телефонному звонку. Алексей Федорович пошел один, и неожиданное чувство надежды и вдохновения на какое-то время овладело им. Он с энтузиазмом молодого золотоискателя взялся за расследование на месте.

Фасад дома, выходящий на Колесную, выглядел неопрятно, на уличную суету поглядывали три этажа подслеповатых окон, наполовину закрытых фанерой. Фасадная стена с многочисленными разной глубины и длины трещинами напоминала морщинистое лицо старухи. Наиболее широкие расщелины скопились в цоколе.

– Понятно, – вслух сказал Алексей Федорович в уверенности, что его никто не слышит.

Во внутренний двор, где находились подъезды, вела арка, ее бока были побиты и поцарапаны проезжавшими здесь машинами.

В углу тесного двора притаилась тоже тесная будка охранника, обшитая профнастилом.

– Кого же они здесь охраняют? – опять вслух произнес Алексей Федорович.

К дому была пристроена котельная, сейчас заваленная полиэтиленовыми мешками со строительными отходами, заставленная мусорными баками.

Второй дом, подготовленный к продаже, стоял уже без окон и дверей. Алексей Федорович заглянул в подъезд. Зловонный запах встал на пути строителя непроницаемой стеной. Директор быстро пошел через арку в следующий двор, тот был побольше и поуютнее, третий дом, расположенный в соседнем дворе, был жилым, вход в него находился на другой улице. Чтобы войти, нужно было обойти весь микрорайон. Дом как брат-близнец походил на предыдущий.

Алексей Федорович лишний раз убедился, что уплотнительная застройка – совсем не современное изобретение. И при царе-батюшке центр города уплотнялся, даже небольшие свободные участки активно застраивались. Так образовывались вторые и третьи дворы, куда никогда не заглядывало солнце, окна домов озарял не прямой дневной свет, а отраженный от противоположных стен. О детских площадках и озеленении вообще говорить не приходилось.

Сняв кепку, Алексей Федорович глубокомысленно почесал лоб, прикинул, что может получиться из его романтической затеи. Конечно, из двух домов один придется снести, чтобы расширить двор для вспомогательных построек: на время строительства нужна площадка под башенный кран, бытовки и много чего другого, необходимого для стройки. Что же останется в итоге? Домик в три этажа, с полуразваленным уличным фасадом, который практически не восстановить в первоначальном виде, только и жди каждый час, что рухнет, и тогда дорогая власть спуску не даст. Нет, решил для себя Алексей Федорович, прибыли от такой стройки ждать не придется. А где ж найти инвестора, который в убыток себе построит?

Генеральный приехал на работу расстроенный, увидев его, Николай Иванович сразу понял, в чем дело.

– На месте побывал, дома посмотрел?

– Да, Николай.

– Ну и как?

– Плохое впечатление они оставили у меня.

– Я ведь говорил, – с легким самодовольством напомнил заместитель.

– А о чем ты говорил, я что-то не припомню.

– Да…а, – попытался что-то сказать заместитель, но Алексей Федорович тут же его перебил.

– Помолчи, Николай. То, что я увидел, объяснять не надо. Удивляет отношение Комитета по градостроительству и Комитета по охране памятников, это ведь они должны давать предложения – что делать и как сделать.

– Ой, наивный ты человек, Алексей Федорович, больно им это надо.

– В том-то и дело, что им не надо. А нам оно надо?

В конце рабочего дня Алексей Федорович договорился о встрече со своим давним знакомым, замдиректора Фонда имущества. Фонд является основным продавцом государственного имущества города, и дома на Колесной улице также продавал он.

Выслушав гостя молча, важный чиновник пронзительно посмотрел на Алексея Федоровича и удивленно спросил:

– А чего ты хочешь от меня?

– Надо переделать условия торгов или вообще отменить их.

– Как ты это себе представляешь?

– Вернуть на доработку Комитета.

– Конечно, и добавить, что это сделано по твоей просьбе, – хохотнул замдиректора Фонда.

– Нет, я на это не претендую.

– Спасибо, друг, – продолжал шутить начальник. – Послушай меня, Алексей Федорович, все, что сейчас ты рассказал мне, это твои сомнения. В Комитетах сидят специалисты и делают свою работу добросовестно. Могут ли быть ошибки? Наверное, могут. Но нельзя так вот с кондачка все перечеркнуть.

– Остановись, Сергей Алексеевич, убери слово «кондачок», это не мой принцип работы. Я тебе объясняю, что проведены изыскания, и уличную фасадную стену в данном случае не удержать, она упадет, площадью второго дома надо жертвовать в пользу инсоляции, озеленения и детских площадок, паркинг под первым домом под большим вопросом.

– Ну чего ты повторяешься, я слышал это. Я тебя понял.

– Если слышал, то придумай выход.

– Еще раз говорю, мы организация-продавец.

– Но вы же государева организация.

– С чего ты взял, мы акционерное общество.

– Однако, учредитель-то у вас один – это Санкт-Петербург.

– Да, учредитель город.

– Но ведь город не может продавать всякую лабуду, даже через вас.

Диалог прервался.

– Хорошо, Алексей Федорович, – наконец смилостивился начальник, – попробую я переговорить с Комитетом по градостроительству. Если меня за больного не посчитают, тогда может что-то получится.

Дня через три Сергей Алексеевич позвонил.

– Слушай, Федорович, с тобой хотел поговорить мой директор, возьми материалы и завтра к девяти утра заскочи к нам, сможешь?

– Смогу, – волнуясь, ответил генеральный.

С директором Фонда Алексей Федорович был знаком по его прежней работе, тот долгие годы работал в администрациях нескольких районов города, где пользовался авторитетом у всех, кто сталкивался с ним. Он всегда был вежлив, но при этом соблюдал дистанцию в отношениях, не позволяя себе повышать голос на подчиненного ни в какой ситуации. Как это ему удавалось, известно было только ему. С ним всегда было приятно встречаться, слушать его советы и даже выполнять поручения. Он никогда не забывал о своих обещаниях, всегда выполнял их, и, конечно, был всеми уважаем.

После искренних приветствий директор Фонда попросил Алексея Федоровича рассказать о сомнениях по поводу реализации аукционного предложения. Алексей Федорович рассказал подробно, показал материалы по геологии и гидрологии, эскизный проект, конструктивные проработки по временному креплению уличного фасада стены дома. Директор со вниманием слушал, вникал в чертежи, что-то записывал в своем блокноте. На вопросительно-удивленный взгляд Алексея Федоровича пояснил:

– Я тоже по специальности строитель, правда, мало работал на стройке, но азбуку, – он пальцем показал на чертежи, – еще помню. Считаю, что ваши сомнения оправданы, их надо проверить, никому не нужны неприятности в будущем. Я думаю, мы сделаем так: постараюсь пригласить к себе руководителей двух комитетов – основных, и вы сделаете доклад. Договорились?

– Хорошо, – не очень уверенно ответил Алексей Федорович.

Директор сдержал слово, через несколько дней он собрал представительное совещание. От Комитетов по градостроительству и архитектуре, а также по охране памятников истории и культуры присутствовали заместители начальников.

Алексей Федорович сделал развернутое сообщение.

Сразу после его выступления, даже не встав со своего места, заместитель из Комитета по охране памятников процедил сквозь зубы:

– Я так и знал, Иван Яковлевич, – обратился он к директору Фонда, – потерянное время, эти «плачи Ярославны» мы слышим каждый раз, когда требуем сохранить хотя бы частичку культурного наследия.

– Надо ведь знать, как сохранить, – жестко парировал Карнаухов.

Не глядя на него, заместитель продолжил:

– А уж это дело инвестора, он все должен знать. В любом случае, права полностью разобрать объект он не получит. Иван Яковлевич, я с твоего разрешения пойду, мне тут делать нечего, – не глядя на собравшихся, обратился охранитель памятников к директору и, не дожидаясь ответа, шумно встал и пошел к выходу.

– Но ведь конструкторы не смогли сделать проект по удержанию стены уличного фасада, – вслед уходящему крикнул Алексей Федорович.

Тот, не оглядываясь, только безразлично махнул рукой и, не придержав дверь, нарочно громко ею хлопнул.

Второй заместитель по архитектурным делам более спокойно отнесся к докладу.

– Я сейчас не буду ни о чем спорить, если произошла ошибка, у нас еще есть время поправить ее. Мне думается, нужно дать более широкую возможность назначения недвижимости, не замыкаться на одной жилой категории. Но это нужно рассматривать в соответствии с проектом планировки квартала, – миролюбиво, явно отодвигая вопрос на отдаленное время, объяснил собравшимся другой заместитель.

После этого обсуждение продолжалось недолго, в основном поговорили о вещах незначительных. И одновременно все замолчали.

Прощаясь с Алексеем Федоровичем, директор Фонда сказал:

– Это все, что я мог сделать.

– Да я понимаю, Иван Яковлевич, складывается впечатление, что мне больше всех надо, а я ведь, вообще, человек с улицы: как тот, кто, проходя мимо раненой собаки, увидел и забеспокоился, а хозяин говорит, проходи, чего пристал.

* * *

…Аукцион состоялся вовремя, желающих участвовать в нем было мало. Победу одержала неизвестная компания, зарегистрированная в маленьком областном городе. Но даже «всемогущий» Интернет ничего о ней не мог разузнать. Остается большим секретом и то, как удалось ей победить, чем убедить чиновников в своих возможностях.

…Через год после этого аукциона в газете «Недвижимость» прошло сообщение, что при реконструкции домов на улице Колесной произошло обрушение уличного фасада старинного петербургского дома. Никто не пострадал.

…Проезжая через два года мимо этого объекта, Алексей Федорович увидел безжизненные руины бывшего жилого дома. Выйдя из машины и заглянув в проем на пустую строительную площадку и груду кирпичей, бревен и досок, вслух с сомнением повторил слышанную по радио фразу: «Никто не пострадал».

Так ли это? Ничья кровь здесь, слава Богу, не пролилась. Но страдание – понятие сложное, многогранное. Выстрадал свое романтическое заблуждение генеральный директор Карнаухов, мечтавший оставить след в строительной истории города, пострадал город, потерявший частичку своего прошлого. Пострадали старожилы соседних домов, чьи сердца не один год содрогаются от жалости при виде развалин, напоминающих военное время.

А ведь, действительно, мы живем в военное время, когда не на жизнь, а насмерть сражаются правда и ложь, бескорыстие и корысть, знание и глупость, вера и безверие, мечта и прагматизм. И часто, очень часто, вторые побеждают первых. А вы говорите, что никто не пострадал…