Читать книгу Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Страница 8

Ноябрь выдался обычным, таким, как и положено ему быть, без температурных рекордов и погодных бедствий. В первой половине слякоть, дожди, ночные заморозки, во второй крепкий мороз сковал землю, еще не защищенную снегом, на дорогах гололед, автомобилисты стали осторожнее, но все равно, там и тут стояли покалеченные машины, похожие на смятые консервные банки. Морозы всегда приходят неожиданно, особенно для чиновников, отвечающих за дороги и коммунальное хозяйство. Все они знают, что идет зима, скоро посыплется снег, грянут морозы с ледяным ветром, но почему-то подготовиться к этому не успевают. Замерзают без вовремя поданного отопления детские сады, школы, и больницы. Где-то не успели включить котельные, куда-то не завезли уголь. Никто не знает, почему каждый год холода застают большую часть жителей страны врасплох. Неделя, иногда две-три, царит страшная суматоха, если не сказать паника. Начальство выезжает «на места», срочно дорабатываются материалы, на подготовку которых не хватило целого лета. Работа, которую не делали в теплое время месяцами, выполняется за часы.

Кого-то снимают с работы. Газеты и телевидение усиленно говорят об отечественных проблемах: техники не хватает, людей не хватает, ума не хватает. Как тут не вспомнить знаменитую формулу Пушкина о дураках?.. При первых же морозах простудные инфекции вольготно путешествуют по городам и весям. Болеют взрослые и дети. В поликлиниках очереди, участковые врачи ходят целый день по вызовам и тоже заболевают. В аптеках очереди, фармацевты быстрее всех ориентируются, предлагая лекарства подороже. Иногда морозы сменяются слякотью. Солнце скрыто за мутной пеленой облаков, снег, переходящий в дождь, под ногами каша, ни пройти, ни проехать. Все ждут, когда выпадет настоящий снег. Так хочется, чтобы трепетные снежинки слетали с неба, и снег ровным слоем укрывал землю, дома, деревья, чтобы не было ветра, чтобы дышалось полной грудью. Как в детстве. Почему самые белоснежные, восхитительно-пушистые, опрятные зимы были только в детстве?

Но все тяжкое когда-то кончается. Вот и снег пошел. Вначале он припорошил рыжевато-коричневый, высохший и промерзший до хруста ковер, сотканный осенним листопадом, разукрашенный алыми ягодами рябины. Города и села начали блаженно поеживаться в снеговых шубках, мелодично заскрипел под ногами ледок. Отшлифованные тысячами ног тротуары превратились в скользкие дорожки. Детвора катается по ним, вцепившись друг в друга, и так же дружно падает, въезжая в сугробы на обочине. Им все в радость, особенно «куча-мала», что визжит и хохочет, дрыгая ручками и ножками.

Радуются снегу яркие снегири и неунывающие синички, а воробьям раздолье! Прыг – скок, прыг – скок – с ветки на кустик, с кустика на подоконник. Хитрые, озорные глазки-бусинки косятся через окно в комнату. Ждут – может, чего подбросят? Но уж очень воробышки пугливы, заметив любое резкое движение, немедленно вспорхнуть и кинутся обратно, под защиту стайки таких же голосистых и деловитых маленьких птичек, что сидят на ветках, похожие на пушистые коричневые шарики. По реке поплыли льдины, сначала маленькие, потом все больше и больше. Каждую ночь забереги прирастают на несколько метров. Площадь свободной воды становится все меньше и меньше, и вот уже огромная льдина встала поперек, за короткое время еще обросла льдинами, которые припаялись друг к другу до самой весны.

И соединились берега, и немалое время пройдет, прежде чем настойчивое вешнее солнце подточит спрессовавшийся лед – сначала у берегов, а потом и по всей реке, расколет его на куски. И поплывут глыбки к «морю-окияну», и за долгую дорогу растают в теплеющей воде реки, словно и не было их никогда.

Анатолий Петрович Докучаев – главный инженер монтажного управления, уже две недели мотался по строительным объектам двух районов области. Работы было много: на одном объекте пускать тепло, на другом монтировать котлы, на третьем продувать трубы. Обычная работа, но в связи с холодами ритм ее был ускорен. Все перепуталось: ночь и день, выходные и будни. Старенькая «Волга» не выдерживала нагрузки, бывали дни, когда приходилось пересаживаться на самосвал или на попутку и так добираться до объекта. Его ждали, на него рассчитывали, от его решений зависело многое.

Работал он главным инженером, однако в конторе бывал редко, и до своего кабинета обычно добирался поздно вечером или в выходные дни. Как известно, бумаги любят порядок, поэтому все бумажные дела Анатолий Петрович доделывал дома, перед сном. Но когда начиналась зима, приходилось забыть обо всем, даже о бумагах. Одна была забота – пустить тепло в жилые дома.

В Ягодном, небольшом поселке, расположенном рядом с чистым, широким озером, обрамленным хороводом плакучих ив, Анатолию Петровичу сообщили, что его разыскивает начальник управления. Заехав в поссовет и связавшись по телефону с секретаршей, он получил команду: срочно прибыть в контору. Не стал выяснять зачем. Надо, значит, надо. Но все равно, к начальству добрался уже к ночи. Опять несчастная «Волга» не выдержала, заставив его вместе с водителем пересесть на рейсовый автобус. Начальник управления, Андрей Федорович Кашин, ждал, несмотря на поздний час.

– Думал, не приедешь.

– К тебе, да не приехать, – улыбаясь, ответил Анатолий Петрович. Были они с Андреем Федоровичем ровесниками. Оба послевоенного года рождения, похожие биографии: школа, институт, работа. На жизнь оба смотрели с оптимизмом, потому что были еще относительно молоды, еще здоровы, и всё, как говорится, у них было впереди.

– Что случилось, Андрей?

– Да ничего. Ты исчез на две недели, вот я и соскучился.

– Зато я не скучал. От первых морозов скука и сон как горох от стенки отскакивают. Да и какой там сон: вздремнешь между объектами и в бой.

– Знаю, все знаю. Молодец, справился. А я здесь круговую оборону держал. Удивляюсь – каждый год одно и то же: приходит зима – начинается горячка.

– Мог бы уже и привыкнуть к этому.

– Не могу.

– Молодой ишо, – пошутил Анатолий Петрович.

– Наверно. Но я жду тебя по другому поводу. Вчера первый секретарь Горкома поставил задачу: ввести механосборочный цех в Лучегорске к концу года.

– Да я же в Лучегорске был неделю назад. Там еще конь не валялся.

– Сейчас туда столько людей и техники пригнали, что корпус будет расти не по дням, а по часам. Как в сказке.

– Нам-то чего там делать? Стен еще нет.

– Толя, наша задача – крайними не остаться, когда штурмовщина начнется. Чтобы всех собак на нас не повесили. Ты и сам знаешь это не хуже меня.

– Андрей, там все плохо, даже видимости работы не создать. У нас сегодня каждый человек на вес золота, толкаться там – бессмысленно и преступно.

– Ты же знаешь первого секретаря. Помнишь, как в прошлом году за подобный демарш начальника СУ-5 из партии турнули? С формулировкой «За непринятие мер по вводу объекта». Я следующим быть не хочу. Цех все равно придется вводить, поэтому не пропадет наш скорбный труд…

Разговор прервался. Заканчивался финансовый год, и чтобы освоить выделенные деньги, за два последних месяца производилось столько работ, что порой возникало ощущение, что предыдущие десять месяцев были сплошным отдыхом. Правда, работы по большей части выполнялись только на бумаге, и сам ввод был бумажным, а после Нового года на «сданных» объектах работа кипела еще долгие дни и ночи.

– Но там действительно делать нечего, Андрей: ни отопления, ни водопровода, ни канализации, ни вентиляции… – попытался убедить коллегу Анатолий Петрович.

– Мне тебя учить, что ли? Нет работы – найди, а уговаривать меня не надо. Другого решения не будет.

– Кого туда поставить? Все бригады на своих местах.

– Сними бригаду Антонова с Ягодного. С генподрядчиком я уже договорился. Пока водопровод в поселок не провели, ввода дома не будет. Директор совхоза заартачился – у него три заселенных дома стоят без воды. Кто там мастер?

– Саша Петров, полгода как техникум окончил. Слабенький еще для таких объектов.

– Поработает, окрепнет. Где еще и учиться, как ни здесь.

– Но там же волкодавом надо быть, требовать, зубами вырывать площадки для работы.

– За волкодава ты будешь, а я через день объект навещать стану. Пусть Петров «пастухом» поработает, информацию своевременно передает, а кому решение принимать, сообразим.

– На таком объекте специалист нужен, а не «пастух».

– А ты на что?

– Ты меня прорабом переводишь работать?

– Не заводись, ты же знаешь, с чем это связано.

Анатолий Петрович, осмысливая ситуацию, подошел к окну. На пешеходной части бульвара горели фонари, проезжая же часть была в темноте. Редкие машины, проносясь мимо конторы, на мгновение освещали улицу. Промчатся, и вновь опускается шторка непроглядной темноты. «Черт знает, что в городе творится», – подумал он и опять вернулся к столу.

Андрей Федорович взял листок бумаги, стал записывать свои указания, комментируя их вслух.

– Толя, ты организовываешь перевозку людей на объект в течение двух дней. Дополнительно сварочный пост забираешь с базы. Ивана завтра утром направишь в Лучегорск, пусть сделает замеры для заготовок по всем видам работ. Трубы снабженцы отправят завтра. И спецовку обнови, чтоб у каждого рабочего на спине была надпись, что он – наш.

– Опять показуха, Андрей. Не надоело тебе пыль в глаза пускать?

– Делай, что тебе говорят!

– Хорошо, товарищ начальник, – шутливо козырнул Анатолий Петрович. – Все поставленные задачи я понял, готов к их выполнению, разреши отлучиться домой. Грязь отмыть надо.

Уже одевшись, у самой двери Анатолий Петрович придержал за рукав начальника и без всяких шуток попросил:

– Андрей Федорович, я редко спорю с тобой, стараюсь выполнять все, о чем ты просишь. Но поверь, здесь ты не прав.

– О чем ты? – сердито посмотрев поверх очков на главного инженера, спросил начальник.

– О Петрове. Понимаю, конец дня, ты устал, но решение неправильное. Рано ему на такой объект.

– Что, учить меня начал? Ничего с ним не случится. И ты защитника из себя не строй.

– Не заводись, Андрей. Лукошин лучше подойдет для этой роли: и опыт есть, и хватка. А на его место – Петрова.

– Хватит болтать. Как я сказал, так и будет.

Из конторы они вышли молча, сухо попрощались, и каждый пошел в свою сторону.

* * *

На другой день, рано утром, Анатолий Петрович приехал на пусковой объект, который наметили к сдаче через полтора месяца. На строительной площадке творилось вавилонское столпотворение: приезжали субподрядчики, подвозили бытовки, оборудование, оснастку, материалы. Слышалась тяжелая многоэтажная ругань, машины и прочая строительная техника застревали в грязи, и основное рабочее время уходило на то, чтобы их вытащить. Несмотря на эту неразбериху, люди все прибывали и прибывали. Тут же бегали «контролеры», готовившие первому секретарю информацию о том, кто и как откликнулся на его призыв.

Огромный объект надрывно дышал штурмовщиной, авралом. Необходимо было наверстать упущенное время, несмотря ни на что.

За долгие годы работы Анатолия Петровича на стройке такое случалось частенько. Это стало чем-то привычным, неотъемлемой частью строительства, особенно крупных, «значимых» объектов. Перед сдачей все стягивалось сюда: и рабочие, и начальники, и материалы. Люди работали круглосуточно, качество сделанного было на втором плане. Оперативные совещания проводили два раза в день под лозунгом «Даешь!»

Саша Петров – молодой человек среднего роста, с пышной копной волос, без шапки по моде тогдашнего времени, с поднятым воротником уже поношенной куртки, с удивлением смотрел на скопище людей и техники. Ему, молодому специалисту, со штурмовщиной пришлось встретиться впервые. Как и с настоящей, а не с ученической жизнью.

Через полгода ему исполнится девятнадцать. Из них четырнадцать, самых счастливых, он жил с мамой в глухой сибирской деревеньке. Улица, она же единственная дорога, вольготно расположилась вдоль пологого угора реки. В дождливую погоду была она вся в ямах и колдобинах, но дожди проходили, и зарастала улица крепкой молодой травой, в гуще которой виднелись белые и желтые колеблющиеся блики, это цветы находили себе место под солнцем. По весне, как изысканные драгоценности, они украшали собой палисадники и тропинки, идущие от домов.

Сразу за околицей начиналась тайга. Она, могучая, без начала и конца, дарила всему окрестному миру свою вдохновляющую красоту, обеспечивала пропитанием, одаряла благодатным воздухом.

Густое солнце, горячий таежный воздух, отражающая небо сладкая студеная вода в реке… И просторы, от которых дух захватывало и укрепляло в вере в незыблемую гармонию бытия. Рядом всегда был родной человек – мама. Первые выученные стихи он читал маме, первые похвальные листы за хорошую учебу он приносил маме, первые заработанные деньги отдавал маме. Он многому учился у нее, не осознавая этого.

Саша мечтал вырасти и стать летчиком. В пять лет он впервые увидел в небе пролетающий самолет. Это было настолько яркое впечатление, что только и было потом разговоров о самолетах и летчиках. Старался хорошо учиться и заниматься спортом, потому что хилых и слабых в летчики не берут.

Деревенская школа – семилетка. Дальше нужно было учиться в районном центре, что находился в семи километрах. Но там не было ни родных, ни знакомых. На семейном совете решили, что Саша поедет в город, где жил его родной дядя, и поступит в строительный техникум. Все-таки будет среднее образование и специальность. А после этого и в летное училище можно поступать. Он не стал перечить матери. Специальность в техникуме не выбирал, подал документы туда, где был меньший конкурс. Это оказалось монтажное отделение. Учился хорошо, после окончания направили работать далеко и от дома, и от города, в котором учился.

О летном училище не забыл, собрался поступать через год. Правда, было несколько «если»: если предприятие отпустит, если в армию не заберут, если экзамены сдаст…

Вспоминая детство, Саша увлекся и чуть было не угодил под многотонный самосвал. Анатолий Петрович быстро вернул его к сегодняшней действительности. Пока подъезжали рабочие, бытовки и инструмент, они обошли строительную площадку, наметили, что будут делать в первую очередь. Фронта работы, конечно, еще не было, но нашли небольшой «задел», познакомились с руководством стройки, побывали в «Штабе» – такое громкое название красовалось на одном из вагончиков. День прошел в бессмысленной ходьбе и смотринах, а когда подвезли вагончик и подключили его к электричеству, Саша медленно и устало присел у горячей печки, облокотившись на стенку. С этого момента начался новый этап его жизни.

Молодой специалист впервые увидел такой огромный объект, который ни в какое сравнение не шел с жилым домом, где он начинал свою трудовую деятельность. И не просто увидел, а начал выполнять работы, без которых этому объекту не ожить. Многое неприятно удивляло его. Прежде всего, слишком большое количество людей, работающих на одной площадке. Массы рабочих разных специальностей перемещались и выполняли работы на тесных площадках цеха, мешая друг другу. Иногда он замечал, как ему казалось, совершенно нелепые вещи: уложенная вчера кирпичная кладка сегодня разбиралась, и на это место укладывались трубы, металлические конструкции, бетонная смесь; и снова возводилась кирпичная кладка. Саша еще не понимал, что такое штурмовщина, но уже наглядно видел ее результаты.

Каждый день проводились совещания, ставились задачи, решались вопросы, и во всех этих мероприятиях участвовала уйма людей, но на самой строительной площадке руководителей не хватало. За стройку со стороны генподрядчика отвечал прораб, нервный и затюканный, успевающий только встречать свое и городское начальство.

Субподрядчики были предоставлены сами себе и, как правило, не задавали вопросов. Они старались сделать все, что возможно, или то, что было необходимо на данный момент, готовя к оперативке какой-нибудь сложный вопрос, тем самым давая понять, что они на объекте и упрекнуть их не в чем. Многие, зная, чем кончается штурмовщина, уже заранее готовили «алиби», чтобы гнев партийных боссов не обрушился на их головы.

Медленно, со скрипом, совсем не так, как хотелось начальству, цех обретал свои формы. Он производил устрашающее впечатление, длина его была метров двести, огромные фермы в три ряда перекрывали его поперек. Стали появляться и внутренние стены, а также помещения, необходимые по технологии. Однако, как и прежде, порядка не было. Никто даже не вспоминал о графике совмещенных работ, каждый надеялся на свой опыт и везение.

Именно в такой неразберихе происходят на стройке несчастные случаи. Профессионализм – это не только умение делать хорошо, красиво, быстро, надежно, но и безопасно. Ни один, даже самый прекрасный дворец в мире, не стоит человеческой жизни. Однако стало уже привычным делом, что любой объект, где нет строгого регламента и порядка, забирает эти жизни. Происходит своего рода жертвоприношение. Но если во всех религиях, даже самых примитивных и грубых, жертва приносится во имя чего-то, то на стройках люди гибнут просто так, вследствие глупости и непрофессионализма. Немало строительных объектов в России (да и не только в ней!) обагрены кровью.

На очередном совещании монтажников обязали сварить ливнестоки, потому что дождевая вода через воронки просачивалась внутрь. Несмотря на просьбу Анатолия Петровича дать «окно» для сварки горизонтальной «плети», первый секретарь горкома махнул рукой:

– Реши сам этот вопрос. Эка хитрость – трубу сварить.

Начальник генподрядного управления обругал матом.

– Толя, ну чего ты пристал? Что, первый ливнесток делаешь? Какой график совмещенных работ? Если всё соблюдать, стройка остановится. Если надо подписать, я подпишу, только не мешай работать…

Анатолий Петрович подсунул необходимые бумаги, начальник подписал. Ливнестоки сварили, осталось стыки соединить.

Беда пришла в середине дня. Наладчики решили опробовать мостовой кран, что был смонтирован неделю назад на подкрановых балках, лежащих на верхотуре здания. При общем шуме и лязге, раздававшемся отовсюду, никто не заметил, как колеса мостового крана медленно потащили всю махину по рельсам, имевшим значительный уклон в торец здания. Произошло то, что и должно было произойти: специалисты не смогли остановить кран, и он весьма быстро набирал ход, приближаясь к установленным упорам.

В углу, пристроившись на рельсе, положив для удобства доску, сваривал стык трубы Володя Куклин, электросварщик из бригады монтажников. Он сидел спиной к идущему крану и увидеть его движения не мог, тем более на нем была сварочная маска.

Саша в это время занимался разметкой кронштейнов для радиаторов под огромными проемами окон и в последний момент увидел движущуюся на Володю громаду крана.

Он закричал изо всех сил, но голос его утонул в общем гуле. Молодой человек побежал наперерез крану, показывая руками вверх. К Сашиному крику присоединились другие голоса, но их было недостаточно. Колеса крана были уже совсем рядом со сварщиком. В это время кто-то выключил рубильник в щитке, питающем электричеством всю стройку. Но Володе это не помогло, он не поднял маску, не оглянулся, а стал усиленно ударять электродом о трубу. Спасительные секунды для него закончились, и колесо крана вдавило рабочего в упоры…

* * *

Все, кто видел эту картину, застыли. Кому-то показалось, что Володя еще живой, но это было не так: парень мгновенно скончался на месте. Скорая, приехавшая на стройку, констатировала смерть.

Анатолий Петрович бросил все дела и приехал на место происшествия. До конца дня он, Саша и инспектор по технике безопасности, разбирали этот трагический случай. Получалось, что всему виной были специалисты наладочного управления. Они согласились с доводами, но бумаги подписывать наотрез отказались.

Андрей Федорович попросил по телефону рассказать о случившемся. Слушал молча, в конце произнес несколько крепких фраз и попросил навестить семью погибшего.

– Мне добираться до города два часа. Может, ты комиссию из профкома отправишь?

– Нет, делай все ты, – отрезал начальник. – Много не обещай, похоронить похороним, а дальше – по обстановке.

День закончился далеко за полночь. Анатолий Петрович так устал, что долго не мог заснуть: перед глазами стояло скрюченное, раздавленное тело сварщика, рыдания его жены, обнимающей двух дочерей, еще подростков.

Работа на стройке остановилась часа на два, а потом возобновилась в прежнем темпе, будто ничего и не случилось.

Технический инспектор, расследующий несчастные случаи со смертельным исходом, прибыл на площадку через двое суток. Приехал он с начальником отдела по технике безопасности генподрядного треста. Анатолий Петрович сразу понял – плохой знак. Так и было. Осмотрев площадку, еще ни с кем не поговорив, мрачно спросил:

– Ну что, допрыгались?

– Что значит – допрыгались?

– Это значит – до смерти, – помолчав, добавил, – зато со знаменем впереди.

И переходящее красное знамя за прошлый квартал приплел. Теперь жди беды, настрой у инспектора нехороший.

– Приказ уже есть? – спросил инспектор.

– Так случай еще не расследован.

– А ты чего ждешь от расследования? Каких выводов? Хочешь чистеньким остаться?

Анатолий Петрович молчал, понимая, что спорить с этим волкодавом – дело бесполезное.

– Труп налицо, работник – ваш, значит, и вина ваша, – подытожил инспектор. – Ищи виновного. Я еще любезность тебе делаю, говоря об этом. Не найдешь – сам назначу.

– Иван Васильевич, мы-то тут при чем? – стараясь говорить спокойно, возразил Анатолий Петрович. Инспектор резко его перебил.

– Понятно. Сколько тебя знаю, ты не меняешься. Ума на грош не добавилось. Так вот, слушай меня. Ответственным за несчастный случай будет ваш работник. Кто именно, твое дело. Если жалко мастера, ответишь сам. Суд решит так, как я напишу, ты это прекрасно знаешь. Из других подразделений виноватых искать не буду, чтобы не парализовать стройку. Материалы о несчастном случае подпишешь через два дня, там же должна быть фамилия виновного. Финтить начнешь, управу найду.

Покрутившись около часа на площадке, инспектор уехал на той же машине, с тем же человеком.

Анатолий Петрович поспешил в контору советоваться с начальником.

Рассказав Андрею Федоровичу детали, попросил его позвонить в трест. Может, там есть выход на обком профсоюзов?

– Я, Толя, уже звонил. И в наш трест, и в генподрядный.

– И что?

– Ничего. Они нас решили козлами отпущения сделать. Работник наш, и смерть наша, и случай наш. А найти основание не трудно. Так что пусть отвечает Саша Петров. Он молодой, срок ему дадут условный.

– Ты разве не понимаешь, что этот парнишка ни при чем?

– При чем, ни при чем… Не тебя же под суд отдавать.

– Меня?

– А больше некого. Или он, или ты. Спасибо скажи, что на нем остановились.

– Кому спасибо?

– Не заводись, вопрос уже решенный.

– Удивляюсь я тебе, Андрей. Вместо того, чтобы драться, ты быстро находишь общий язык с начальством. А то, что парню всю жизнь испортим, тебе наплевать.

Андрей Федорович молчал. Отвернувшись от товарища, посмотрел в окно. Своей вины в случившемся он не чувствовал. Как бы, между прочим, сказал:

– Меня на совещание по несчастному случаю не пригласили. Наш управляющий рассказал подробности. Начальник пусконаладочного заявил: если к ним будут претензии, они работу свернут. И найдут для этого причину. Здесь на них не найдешь управы, подчинение у них московское. Генподрядчик даже слушать ничего не хочет. Остались мы одни. Обещали сильно не давить, но мы должны свою вину признать и не спорить.

– А ты уже и согласие дал?

– Как будто бы ты поступил по-другому.

– Но нашей вины нет.

– Опять двадцать пять. Я уже все сказал. Советую тебе не дергаться, и хватит об этом. Надо на стройке порядок наводить, чтобы не повторилось такое.

– Если ты о бумагах, они в порядке.

– Вот и хорошо. Все инспектору покажешь, может, и будет какое послабление.

– С инспектором не мне надо говорить, а трестовским работникам. Я для него – шишка на ровном месте.

– И трестовские свое слово скажут, только подготовь, что нужно.

Анатолий Петрович встал и, почти дойдя до двери, услышал негромкий голос в спину:

– Да, совсем забыл: я с завтрашнего дня уезжаю в командировку в Москву, на неделю. Оттуда к родителям на Новый год еще на недельку. Так что ты за меня остаешься. – И добавил: – С начальством согласовано, приказ по кадрам я подписал.

– Андрей Федорович, но ведь ты нужен здесь, твои связи нужны, твой авторитет. Да и похороны нужно провести как следует.

– А ты на что? Похороны, конечно, дело не из приятных, но на них ума большого не надо.

– Удивляюсь я тебе, Андрей Федорович…

– Да брось ты, Толя, по-твоему, так и мне нужно в могилу лечь? Жизнь продолжается! Потом, я родителям обещал, а родители – это святое.

Он замолчал, давая понять, что разговор окончен. Анатолий Петрович, придя в свой кабинет, нервно ходил из угла в угол, пытаясь проанализировать ситуацию.

– В чем же он виноват, этот молодой паренек? Только полгода проработал здесь. Почему люди, призванные разобраться в трагедии, безжалостно ищут крайнего? Конечно, у нас инструкции и регламенты такие, что сажать можно только за то, что пришел на работу. Русский язык богат оттенками, любую инструкцию можно прочитать так, как требуется. А технический инспектор? Какая все-таки сволочь! Сколько в нем равнодушия к людям, и живым, и мертвым. Парнишку жаль, но если не он, кто ответит? Я? А мне по полной закатят. Главному инженеру скидок не будет. А Андрюша хорош! Продал своих, в благодарность получил поездку в Москву. Каждый Новый год, когда дел по горло, исчезает. Да черт с ним, пусть валит отсюда, помощи от него все равно никакой.

Зазвонил телефон. Это был его приятель – городской военком Алексей Федорович Басин.

– Петрович, ты ничего не забыл? Время семнадцать, а тебя нет. Ничего не случилось?

Анатолий Петрович уже хотел рассказать о своих неприятностях и перенести встречу, но вдруг, неожиданно для себя, сказал:

– Леша, извини. Через десять минут я у тебя.

– Жду.

Через десять минут он уже был в кафе, где они договорились встретиться.

– Какие проблемы, Леша? – по привычке всегда начинать с главного, спросил он приятеля.

– Петрович, ты хоть дух переведи. Пива выпей. Или ты торопишься куда-то?

– Уже не тороплюсь.

– Вот и хорошо.

Они чокнулись кружками с пивом. Анатолий Петрович с удовольствием выпил, отметив про себя, что почти забыл вкус пива. Вытянул под столом уставшие ноги, пожевал кусочек сушеного кальмара.

– Петрович, помощь твоя нужна, котел на даче поставить.

– Какие мелочи, Леша.

– Это для тебя мелочи, а для меня – проблема.

– Когда нужно сделать?

– К Новому году, мечтаю в тепле встретить праздник.

– До Нового года осталось всего ничего.

– Две недели – немало.

– А котел?

– Котел и все причиндалы я купил.

– И батареи купил?

– Обижаешь. Может, какой мелочи и не хватает, сам увидишь.

– Хорошо, Леша. Котел поставлю, только и ты мою просьбу выполни.

– Если она в принципе выполнима. Рассказывай.

– Мастера моего надо в армию отправить.

– Не понял. Разве это проблема?

– Отправить надо на этой неделе.

– Ну, ты даешь! Что за спешка такая? И кому он сейчас в армии нужен? Призыв окончился…

– Дело серьезное, Леша. Парня посадят за несчастный случай, его уже наметили в жертву. Сломают пацану жизнь, а он ее еще не видел.

– Дотянуть до марта нельзя?

– Исключено. Машина уже набрала обороты, не остановишь. Андрей в Москву смылся, исполнять обязанности буду я. Сразу подпишу увольнение.

– Ну и увольняй.

– Леша, не придуривайся. Одно дело – по повестке уволить, другое – неизвестно за что. Как ты молодого специалиста уволишь?

– Ну, хорошо, Петрович, а до утра твое дело терпит?

– До утра терпит. Не ночью же его в армию забирать.

Они допили пиво, распрощались, и каждый отправился по своим делам. Анатолий Петрович поехал в общежитие, где жил Саша Петров.

Здание общежития из серого силикатного кирпича в свои пять этажей среди двенадцатиэтажных точечных домов выглядело несуразно. Длинное как кишка, отдельные окна забиты фанерой. Внутри тоже особой красоты не было. На каждом этаже бесконечный коридор, справа и слева комнаты, два туалета, умывалки, рядом с ними – кухни. Три лестницы, душевые в темном заплесневелом подвале.

В общежитии всегда чем-то пахло. Запах этот не спутаешь ни с каким другим. Это смесь запахов сотен людей, проживающих здесь. Заходя в холл, сразу понимаешь, где ты. Многие в своей жизни прошли через общежитие, будь то студенческое, солдатское или рабочее.

Саша удивился приезду Анатолия Петровича. Начальство посещало общежитие редко, и каждый раз, когда оно появлялось в длинных, покрашенных темной немаркой краской коридорах, это становилось событием местного масштаба. Просто зайти, чтобы выпить чаю, никто из руководства себе не позволял. Да никому это и в голову не приходило.

В небольшой комнате, куда провели Анатолия Петровича, стояли две кровати с панцирными сетками, стол посередине, шкаф притулился у самой двери.

Сашин сосед, увидев начальство, мгновенно исчез.

– Значит, так ты живешь, – не зная, с чего начать разговор, сказал Анатолий Петрович, и неуклюже пошутил: – Хоромы-то тесные…

– Да уж, не царские палаты, – подхватил цитату Саша.

– Я тоже после техникума в общежитии жил.

– В этом?

– Нет, даже в другом городе, хотя все общежития похожи друг на друга.

Анатолий Петрович подошел к окну, посмотрел вниз, собрался с духом и, повернувшись, на одном дыхании рассказал о последних событиях. Саша слушал внимательно.

– И меня могут судить? – спросил он.

– Не могут, а обязательно будут.

– И дадут срок?

– Возможно, условный. Но судимость-то останется.

– Но я же не виноват! За технику безопасности отвечают на этом объекте другие люди, ведь подписаны же документы, график совмещенных работ и прочие бумаги!

– Ты прав. Но экспертное заключение по смертельным случаям делает технический инспектор, и как он напишет, такое решение и примет суд.

– И по-другому не бывает?

– Увы, не бывает.

– Но ведь есть свидетели. Неужели они будут молчать?

– Их не будут спрашивать.

– Но мы-то живые! Мы можем сделать опрос?

– Можем, но это – бесполезная борьба, итог ее в принципе неизвестен.

– Но в тресте есть юристы, целый отдел по охране труда, они что, тоже будут стоять в стороне?

– Я уверен, что и в нашем тресте мы не найдем помощников. Они согласились с предварительными результатами, и больше ничего делать не будут. Нам самим нужно спасаться, Саша. Я разговаривал с военкомом и попросил забрать тебя в армию. Причем немедленно. Ты как к этому относишься?

– Нормально отношусь. Но призыв уже закончился, а до весны далеко. К тому времени я уже на нарах сидеть буду.

– Ты страхов-то не нагоняй. Такое случается на стройке. В прошлом году четыре смертельных случая, и никто на нары не сел. Да, будет судимость. Она перечеркнет тебе карьеру. В партию не примут, в должности не повысят. Так и будешь мастером вкалывать до пенсии. Я тебя спрашиваю, пойдешь в армию, если на следующей неделе повестка придет?

– Конечно, пойду. Косить от армии я никогда не собирался, так и так весной идти. В Афган только не хочется.

– И в Афгане кому-то надо служить.

– Там не служат, там воюют.

– Значит, воевать будешь.

Саша впервые за вечер улыбнулся.

– Спасибо, Анатолий Петрович. Наверно, вы правы, это единственный выход. И все-таки я не вижу своей вины…

Однако Анатолий Петрович не стал обсуждать детали и заторопился к выходу.

– С завтрашнего дня, Саша, твое место в конторе.

– А что я там делать буду?

– Завтра все расскажу.

Утром Анатолий Петрович увидел Сашу у дверей своего кабинета.

– Я по привычке. На объектах все начинается на час раньше, – словно оправдываясь, сказал Саша.

– Было бы хуже, если бы ты опоздал.

Они вошли в кабинет.

– Садись, сейчас кофейку сварю. Ты не отказывайся, такое удовольствие будет не каждый день. Место твое – в производственном отделе, мои поручения будешь выполнять.

– Какие?

– Какие будут. Главная твоя задача – ждать повестку из военкомата.

– А вдруг она не придет?

– Придет. Это моя проблема.

Повестку в армию Саша Петров получил за неделю до Нового года. Он позвонил вечером из общежития и радостно закричал в трубку:

– Анатолий Петрович, она пришла! Что мне теперь делать?

– Кто пришла?

– Повестка!

– Извини, в голове все перемешалось. Завтра с утра – ко мне.

Утром Анатолий Петрович вызвал к себе начальника отдела кадров и, передавая ему повестку, сказал:

– Леонид Васильевич, нужно срочно подготовить приказ об увольнении Александра Петрова.

Старый опытный кадровик, немного помолчав, не глядя ни на кого из сидящих в кабинете, тихо, но твердо сказал:

– Я приказ готовить не буду.

– Почему?

– Андрей Федорович перед командировкой дал мне указание: приказы на увольнения и премии временно приостановить.

– Но это же уважительная причина! Человека в армию забирают!

– Анатолий Петрович, вы временно исполняете обязанности начальника, а я подчиняюсь постоянно Андрею Федоровичу.

Анатолий Петрович с искренним удивлением смотрел на начальника отдела кадров. Бывший военный, пенсионер, тихий, неприметный, всегда вежливый, он открылся еще одной чертой характера, а может, она была в нем всегда, только редко проявлялась. Приказ старшего по званию для него – закон.

В кабинете воцарилось напряженное молчание. За окном гудели машины, там все было как обычно: грейдер чистил снег, позади него собралась колонна машин, самые нетерпеливые водители начали сигналить.

– Саша, выйди, на минутку.

Саша вышел за дверь.

– Леонид Васильевич, если Петров не уйдет в армию, его будут судить. Ни за что, ни про что.

– Не надо меня уговаривать. Если я не выполню указания, с работой можно проститься. А кому я нужен со своими болячками?

– А, может быть, так сделаем: я подготовлю приказ, отдам в бухгалтерию, а вы отдадите мне трудовую книжку Петрова, где я сделаю запись.

Кадровик повернулся и молча вышел из комнаты. Во второй половине дня из Москвы позвонил Андрей Федорович. Этого следовало ожидать. Сразу, без подготовки, на повышенных тонах начал разговор.

– Ты чего там дуришь? Какие увольнения? Начальника из себя строишь?

– Андрей Федорович, повестка из военкомата, Петрова в армию забирают.

– Засунь себе эту повестку в задницу. Без меня – никаких приказов. Слышишь?

– Слышу. Придется мне уволить Петрова без твоего согласия.

На другом конце было молчание. Анатолий Петрович подумал, что разговор закончился и связь прервалась, как вдруг из трубки стали вылетать фразы, полные угроз. Такого тона и таких слов, как сейчас, он не слышал от своего начальника никогда.

– Слушай меня внимательно, Петрович, и мотай на ус. Ни увольнять, ни принимать на работу ты не будешь. Я запрещаю. Если ты все-таки сделаешь это, ни одной минуты я работать с тобой не буду. Выбирай: быть хорошим перед мальчишкой или вылететь с работы за нарушение техники безопасности и смертельный случай. А может, и под суд пойдешь, чтобы неповадно было другим. Все понял?

Анатолий Петрович положил трубку, сел за стол и задумался.

Не тон разговора поразил его, а что-то другое. И у него случались разносы, когда он «слетал с катушек», проводя совещания на объектах. Но это было от отчаяния, от безысходности, когда уже всем ясно, что без крика тут ничего не поделать. Обидные слова он пускал в ход больше для острастки, как профилактику. А здесь другое: пренебрежение, вседозволенность, унижение своего коллеги, с которым работает уже несколько лет вместе. Сказанные сейчас слова – как пощечины.

Даже не спросил, как прошли похороны. Нарушили его указания, видите ли. Какой великий и всемогущий: и под суд отдаст, и с работы выгонит. Наверно, от блата и связей мания величия одолела. Нигде ему преград нет, все позволено.

А может, он прав? Что это я лезу со своей добротой? Да и суд наверняка даст Петрову условно, а я тут затеваю неизвестно что. Но где справедливость? Почему должен страдать невинный человек, а действительные виновники прятаться за спины своих покровителей. Им даже партийный секретарь не указ, этим всемогущим «серым кардиналам».

Он оглядел свой кабинет. Небольшой шкаф, набитый технической литературой, длинный рабочий стол, за которым каждую неделю собирались инженерно-технические работники. На подоконниках – прочитанные журналы и газеты. Ко всему этому он привык, для него рабочее место было родным. Возвращаясь с объектов, он в первую очередь торопился сюда, отдыхая в тиши кабинета, изучал документацию по новым объектам. Анатолий Петрович ни разу не позволил себе спорить с начальством, тем более идти наперекор. Так было еще совсем недавно. Но так уже не будет никогда…

Он сидел долго, до темноты. Включил свет, подписал приказ об увольнении Саши Петрова в связи с уходом в армию. Сходил в бухгалтерию, попросил, чтобы того рассчитали сегодня же. Зашел в отдел кадров, не спрашивая Леонида Васильевича, отыскал трудовую книжку Петрова, сделал в ней запись. Не забыл про учетную карточку, куда занес номер и число последнего приказа. Для себя он уже принял решение.

Саша зашел проститься. Он не говорил лишних слов, не благодарил. Они по-мужски крепко пожали друг другу руки, понимая, что их пути-дороги могут никогда не пересечься вновь.

Поздним вечером Анатолий Петрович вышел из конторы на улицу.

Сегодня он переступил черту. Но ему стало легче от того, что он принял самостоятельное и такое трудное решение. Что ждет его? Да, Андрей Федорович не простит, подумал он. Ясно, что придется уходить. Но куда? В небольшом городке с работой трудно, да и начальник везде свои «метки» расставил. Найду, мир не без добрых людей. А по несчастному случаю у меня руки развязаны. Пусть ответит виновный. Со мной они не договорятся. Инспектор, конечно, сволочь, но не все же там такие…

Под ногами скрипел снег, вторил шагам – да, да, да, словно поддерживал и утверждал трудное решение Анатолия Петровича.