Читать книгу Выход на посадку. Повесть об одном долгом путешествии - Наталья Ромашина - Страница 7

Вильнюс похож на город из сказок, какими я представляла их себе в детстве. Красные, оранжевые, коричные черепичные крыши создают ощущение, что ты в волшебной стране. Даже после заката узкие улочки, покрытые брусчаткой, выглядят все равно уютно из-за желтого света фонарей.

На мне черное платье до середины голени и красная помада, я иду в бар.

Только что закончила работу на сегодня и хочу выпить. Утром я купила себе кашемировое серое пальто, в ноябре в Прибалтике холодно. На самом деле, мне не с кем пить, у меня нет в этом городе друзей, как нет и каких-то планов.

Бар – это то место, куда идут люди, когда у них нет планов.

Вчера я пила коньяк в ресторане в Radisson с итальянцем невысокого роста. Мы познакомились там, куда я иду сейчас, а через полчаса отправились искать место поспокойнее. Итальянец прилетел сюда по работе на три дня и сегодня утром уже вернулся в Милан. Мы говорили весь вечер о фильмах и книгах, до самого закрытия.

Я сняла кровать в общей комнате в хостеле в центре города на две недели, у меня осталось совсем немного денег, которых хватит только на еду. Последние я потратила на это пальто, но на днях мне должны перевести гонорар.

У меня нет перчаток и пальцы от ветра покраснели, пока я шла по улице, поэтому в баре, не раздеваясь, заказываю глинтвейн, только потом снимаю пальто и резинку с волос, и песочного цвета копна рассыпается по плечам.

Большой и горячий стакан приятно ложится в руку, и я осматриваюсь по сторонам: ищу компанию себе на этот вечер. Это четверг, поэтому бар полупустой. Пара мужчин сидит за другим концом стойки.

Я протяжно смотрю на одного из них, но он так увлечен разговором, что, кажется, не видит меня. Еще два мужчины за столиком в темном конце зала, наоборот, смотрят на меня с интересом, но у одного из них лысина, прикрытая тонким слоем волос, которые растут по бокам, а у другого слишком противные усы.

Поэтому перебираюсь поближе к первой паре у барной стойки и смотрю на них прямо и внимательно.

Они оба одеты в джинсы и рубашки, одному под 50, он светловолосый и в кепке, второму не больше 28, у него светлая кожа и черные густые брови. Мой глинтвейн кончается, и они, наконец-то, обращаются ко мне, предлагают заказать еще один.

«Я думала, ты никогда не обратишь на меня внимания», – говорю я тому, что моложе, на английском.

«Мы давно заметили тебя, но не знали, как заговорить», – отвечает он мне и представляется: «Джон».

Его товарищ выходит на улицу курить, а он пересаживается на соседний стул, даже слишком близко.

«Откуда вы?» – спрашиваю Джона.

«США», – отвечает он.

«Отдыхаете?» – беру из рук бармена стеклянный бокал с горячим красным вином.

«Мы военные. Учим местных солдат», – видно, что он очень гордится этим.

У него удивительно красивая верхняя губа, четко-очерченная, он похож на итальянца, испанца или мексиканца, а может быть, даже балканца.

По его лицу прыгают лучи от диско-лампы, она висит в паре метров от нас, там что-то вроде танцпола. Свет попадает на его ресницы, на нос, отражается в бутылках, которые стоят на стене вдоль стойки.

«Тебе нравится такая работа?» – делаю глоток глинтвейна и чувствую, как он обжигает рот, не сильно, едва-едва.

«Да, мне хорошо платят, мой босс любит меня, и я много путешествую», – отвечает он.

Музыка играет громко, и Джон, чтобы что-то сказать, наклоняется ко мне каждый раз все ближе и ближе. Я уже чувствую запах его кожи, и как он выдыхает прямо возле уха, когда произносит слова. У меня кружится голова. Соскакиваю со стула и говорю:

«Извини, мне нужно умыться», – и иду в сторону туалета.

У меня слишком часто стучит сердце. Смотрю на себя в маленькое помутневшее с одного края зеркало. Лоб от волнения вспотел и блестит. Протираю его сухим полотенцем для рук.

Когда возвращаюсь, то рядом с Джоном уже снова сидит его коллега. Они уступают мне место посередине. Оба начинают говорить со мной наперебой и очень быстро. Ухватываю только суть. Мне не доводилось раньше общаться с носителями языка, иностранцы говорят на английском с акцентом и не используют сленг.

Но иногда даже удается понять шутки, тогда заливисто смеюсь, трогаю Джона горячей ладошкой за локоть.

Он не пытается отстраниться, наоборот. Примерно через двадцать минут его друг в кепке прощается с нами, и мы остаемся одни. Бар уже почти полностью пуст.

Джон внимательно разглядывает мое лицо.

«Мне нравятся твои губы», – говорит он.

В ответ улыбаюсь длинным красным ртом на одну сторону. Когда я так делаю, то у меня появляется ямочка на правой щеке. Он смотрит туда, и я понимаю, что сейчас он был бы не против меня поцеловать, может быть, он даже сделал бы попытку, если бы не помада.

«Не хочешь прогуляться?» – спрашивает он.

Киваю, накидываю пальто, и мы выходим из бара. От глинтвейна на улице мне уже не так холодно и еще горят щеки. Запахиваю пальто, чтобы не простыть.

Джон надевает огромную вязаную шапку, которая ему велика и все время сползает на один глаз. Я смеюсь и поправляю.

«Ты смешной», – говорю ему.

«Смешной?» – спрашивает он.

«Смешной-смешной», – повторяю я.

«Вау, мне говорили, что я смешной, но чтобы смешной-смешной – никогда», – он улыбается.

Чувствую себя дурой почему-то.

Мы доходим до перекрестка, и Джон предлагает пойти ночевать к нему в отель. Это один из самых дорогих SPA-отелей в городе.

«Не могу, у меня контактные линзы», – говорю первое, что приходит на ум. Не то, чтобы мне не хотелось, но секс через час после знакомства все обязательно испортит, как портит всегда, и мне нельзя оставаться сегодня с ним ни в коем случае.

«У меня тоже! Если ты не веришь, то могу показать», – он пытается залезть грязным пальцем себе в глаз.

«Прекрати», – убираю его руку от лица.

«Мы будем просто спать. Я обещаю тебе. Слово офицера!» – он берет меня за запястья. У него мягкие ладони, и мне в этот момент становится очень хорошо.

«Ладно, – отвечаю я. – Просто спать».

Мы заходим в лобби отеля. Нам приветственно кивают девушки на ресепшене.

Держу руки в карманах. Небольшие каблуки ботинок постукивают по кафельному полу. На лифте поднимаемся наверх. В коридорах стоят цветы и еще небольшой водопад у лестницы.

Он открывает дверь номера и пропускает меня вперед.

В комнате на полу песочного цвета американская военная форма, она похожа на сброшенную шкуру животного. Он отодвигает ногой открытый чемодан. Убирает форму подальше. Переодевается и снимает линзы.

«Тебе дать что-то более удобное?» – спрашивает у меня, когда я снимаю каблуки.

«Да, – соглашаюсь. – И…. ты не мог бы мне помочь?»

Перекидываю волосы на одну сторону и поворачиваюсь к нему: платье с замком на спине. Мы стоим у небольшого столика с зеркалом, и я вижу в отражении себя и его.

Он медленно расстегивает замок и протягивает мне свою футболку, контейнер для линз и раствор, потом гасит свет, и мы ложимся спать.

Мне кажется, что все происходит быстро. Мне бы хотелось лежать и говорить о чем-то, но вместо этого он обнимает меня, и я проваливаюсь в сон. Несколько раз просыпаюсь от того, что он гладит меня по голове.

И мы действительно просто спим.

А утром нужно уходить. Он сонный. Встает, чтобы закрыть за мной дверь, спрашивает, как найти меня в Facebook. Чертов 21 век имеет свои преимущества, теперь не обязательно даже брать номер телефона.

«Мы улетаем только завтра. Увидимся сегодня вечером?» – он трет глаза и зевает.

«Давай», – говорю, стоя в пальто на пороге.

«Напишу тебе», – он целует меня в щеку тем самым поцелуем, которым обычно девушки встречают и провожают подруг.

Я ухожу в сторону фонтана и спускаюсь по лестнице неуверенным шагом. Возвращаюсь к себе.

Заснуть снова не получается, поэтому около часа стою под душем. Это дорогой хостел, здесь пахнет моющим с какой-то отдушкой. Каждые три минуты, если не двигаться, то автоматически гаснет свет и перестает работать вытяжка. Я изредка машу рукой, потом мне надоедает и я просто стою в темноте под звук бегущей воды.

Хостел оплачен еще на неделю, что потом – I have no idea. Мой английский стал намного лучше за то время, что я путешествую. Иногда даже думаю на нем, хотя я в дороге всего несколько месяцев, большую часть из которых была в Питере, немного на Балканах, потом Финляндия, теперь Литва.

Мне нравится Литва. Я видела зимнее Балтийское море, это похоже на другую планету: оно пахнет морем и снегом одновременно. Песок на пляже немного припорошен, но у кромки воды он заканчивается, и вода чистая и прозрачная. Мне кажется, во время снегопада можно сойти с ума.

Я могла бы жить здесь, могла бы жить у Балтийского моря.

Шевелю рукой, раздается щелчок и свет снова загорается, а вместе с ним шумно начинает работать вытяжка. Ноги стали лилового цвета от горячей воды. Выхожу из душа и собираюсь одеться и поесть. У меня около 20 евро до вечера, когда мне должны прислать плату за заказ.

Есть совсем неохота, при мыслях о Джоне начинает подташнивать, но я одеваюсь и выхожу в город.