Читать книгу Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак - Николай Лейкин, Николай Александрович Лейкин - Страница 3

Отец невесты быстро и вприпрыжку вбегал вслед за шафером по лестнице, направляясь к квартире жениха, кряхтел и бормотал:

– И ништо тебе, подлецу: не роднись с благородным, не лезь, куда не следует!

У самых дверей квартиры шафер обернулся и сказал:

– Позвольте, Петр Михайлыч, тут вовсе не в благородстве дело, ежели он от вас четыре тысячи требует. Он обещанные требует.

– Шиш с маслом – вот ему обещанные! Кто ему даст и одиннадцать-то тысяч чистоганом, ежели у него у самого всей требухи-то на стертый пятиалтынный! – воскликнул Петр Михайлович. – Это только моя была дурость.

– Об этом раньше было нужно думать, Петр Михайлыч.

– Верно. Но вот был дурак и не подумал. А он…

– Понятное дело, женится на деньгах, – подхватил шафер. – Теперь уж говорим глаз на глаз… Как вы сами-то этого не понимаете!..

Они вошли в квартиру жениха. Мебель в квартире была с иголочки и даже еще свежим лаком пахла. «Все мое, каждый стул мой», – злобно мелькнуло в голове Петра Михайловича. Он вбежал в кабинет. Жених, Порфирий Васильевич Курнышкин, молодой прилизанный худенький человек с усиками, в одних брюках и крахмальной сорочке, по бокам которой виднелись вышитые гарусом подтяжки – подарок невесты, шагал по кабинету.

– Как вам не стыдно, Порфирий Васильич, такой скандал делать! – начал отец невесты. – Поезжане собрались в мой дом, ждем присыла за невестой кареты, а вы…

– Как вам не стыдно, Петр Михайлыч, не держать своего слова, – перебил его жених, делая ударение на – слове «вам». – Обещали за невестой пятнадцать тысяч, а выдали только одиннадцать.

– Одиннадцать и на четыре тряпок и мебели – вот вам и пятнадцать.

– Сделайте одолжение… Не на того напали! Не оплетете. У нас о пятнадцати чистоганом разговор был.

– Позвольте… С какой же стати вы вчера одиннадцать взяли и ничего не сказали?

– Да потому не сказал, что думал, что вы мне четыре сегодня привезете. Просто из деликатности. Вспомните, как вы мне их давали. Сначала пять, через день три, вчера опять три и на все сохранные расписки на имя дочери вашей требовали – ну, я и думал, что вы принесете сегодня последние четыре и последнюю сохранную расписку потребуете, а вы до самого венчания дотянули, и все вас нет. Не на того, батенька, напали! Деньги на бочку – или я и мундира надевать не стану.

– Как это хорошо с вашей стороны, такой скандал делать! А еще благородством чванитесь! – проговорил Петр Михайлович.

– Вы делаете скандал, а не я. Знаю я вас, купцов! Поддеть думали, но не удастся.

– Никого мы не поддеваем. Купеческие фирмы только доверием и держатся.

– Знаю я ваше доверие! В прошлом году еще мой товарищ на купеческой дочке женился – и такое ему доверие прописали, что в лучшем виде. Насулили горы, а дали шиш. А еще у благочестивой вдовы дочку взял. Тоже фирму из себя разыгрывала. «Двадцать пять, – говорит, – тысяч за Шурочкой». Тот предложение… Вдова ему перед венцом три тысячи на экипировку… Перед самым венцом делает намек насчет остальных денег. «Ах, деньги ее, – говорит, – у меня в фирме…» То есть невестины-то деньги. «Деньги ее, – говорит, – у меня в фирме, они ваши, и вы будете на них ежегодно получать – из фирмы хорошие проценты». Тот сдуру-то поверил, повенчался да вот и посейчас получает проценты в виде разговоров: «Знать не знаю, ведать не ведаю. Никогда я этого не говорила». Да еще что! «Это, – говорит, – вам во сне приснилось». Ну, а я уж не желаю таких разговоров.

– Я в фирме денег не оставляю. Я просто не обещал вам этих четырех тысяч, которые вы требуете, – отвечал отец невесты.

– И сирая вдовица говорила, что не обещала.

– Вам, Порфирий Васильич, просто от меня хочется четыре тысячи лишних выжать.

– Нет, вам, Петр Михайлыч, хочется от меня четыре тысячи ужилить.

– Да берите, берите. Сама себя раба бьет, что плохо жнет. Связался с таким, так уж на себя и пеняй.

– Не хотите ли разойтись? Но смотрите, ведь я протори и убытки взыщу.

– Какие? Что я обмундировал вас с ног до головы, квартиру вам нанял, мебель поставил в нее с иголочки, все хозяйство завел?

– Хозяйство! Куба медного недодали, котла рыбного не представили.

– Извольте-с… Денег у меня теперь нет, но я выдам вексель…

– Давайте хоть вексель… Только вексель «по предъявлению».

– Получите. Нельзя ли будет в табачную лавочку за вексельной бумагой послать?

– Вексельная бумага у меня уж припасена. Садитесь и пишите. Давно бы так… А то вдруг дочь свою родную на четыре тысячи обижать! Вот вам бумага. Садитесь и пишите!

– Перо и чернил позвольте. Только смотрите, вексель я буду писать на имя моей дочери, а вы мне дадите сохранную расписку, что приняли вексель на хранение.

– И это так с зятем-то поступать! Ах вы, фирма! – воскликнул жених.

– А с тестем вы хорошо поступаете? Ах, благородство тоже!

– Опытом проучен. На товарище опыт вижу. Пишите.

– Пишу. Но и вы пишите.

– И я буду писать.

Оба сели и начали строчить: один – вексель, другой – сохранную расписку.

Жених писал и говорил:

– А рыбный котел и медный куб?

– Деньгами дам. Сами можете купить, – отвечал отец невесты.

– Также уж и разницу между стоимостью фаянсового и фарфорового сервиза потрудитесь присоединить.

– Хорошо, хорошо.

– Вот это тоже разве благородно: обещали фарфоровый столовый сервиз, так и в приданную роспись включили, а дали фаянсовый. Ах вы, фирма!

– Да ведь уж получаете, все получаете, даже и то получили, что от нас не обещано.

– Что такое?

– Второй меховой салоп. Его нет в росписи.

– Не мне в салопе ходить, а вашей дочери.

– Халат вам шелковый невеста подарила, а его тоже нет в росписи.

– Это подарок. За подарок я ей сам больше пуда конфет в разное время перетаскал.

– Готов вексель.

– И у меня готова расписка. Вот-с.

– И от меня вот. А вот деньги на куб и рыбный котел.

– А на сервиз?

– Вторым салопом меняюсь.

– Ну, тестюшка!

– Да уж и зятюшка хорош! Мир?

Отец невесты протянул жениху руку. Тот пожал ее и отвечал:

– Свой своему поневоле друг. Вася! Поезжай за невестой. Я начну одеваться! – крикнул он своему шаферу.

Отец невесты выходил из кабинета и тяжело вздыхал.