Читать книгу Голь перекатная. Картинки с натуры - Николай Лейкин, Николай Александрович Лейкин - Страница 15

Вот и рынок. На углу стоял городовой.

– Ну, теперь нам надо разойтись. Вон городовой стоит, – сказал Чубыкин. – Положим, этот городовой меня отлично знает, и я его хорошо знаю, он давно тут стоит, но все-таки надо опаску держать.

Чубыкин и Скосырев разошлись. Скосырев пошел по направлению к рыночным лавкам, а Чубыкин шел мимо домов, находящихся против рынка, направляясь к магазину отца. Городовой, завидя его на тротуаре, погрозил ему с середины улицы пальцем. Чубыкин весь как-то съежился перед городовым и развел руками. Иного он ничего не находил, чем можно бы было ответить городовому.

В магазин отца Чубыкин вошел не сразу. Он остановился около окна магазина, на котором были разложены в корзиночках яблоки, груши, лежали банки с компотом и пикулями и высились две стеклянные вазы, в которых был насыпан кофе. Через окно Чубыкин смотрел, кто есть в магазине и много ли покупателей. За прилавком он увидал приказчиков, стоя пьющих чай, увидал большого серого кота, сидевшего около весов, но отца он не видел. Покупателей в лавке совсем не было.

«Обедать, должно быть, ушел, – подумал Чубыкин. – Ну, все равно зайду. Если скажут, что он дома, то можно и на квартиру. А то приказчики, может статься, и пошлют за ним».

Он робко вошел в магазин и остановился у дверей. При входе его приказчики переглянулись.

– Селиверсту Потапычу… – поклонился Чубыкин старшему приказчику в переднике поверх пиджака, державшему в руке стакан с чаем.

Старший приказчик не ответил даже на поклон, а иронически произнес:

– К нам теперь срамиться пришли? Мало вам сраму по рынку-то было!

Чубыкин ничего не возразил на это и сказал:

– Папеньку бы хотелось повидать. В магазине он?

– Был, да весь вышел. А о вашем пришествии и всех ваших мерзостях он уже предуведомлен.

– Какие такие мерзости? О чем ты толкуешь? Он больше всяких мерзостей для меня наделал. Выгнал вон из дома, капиталом моим завладел, который я от матери должен был получить.

– Ну, вы говорить говорите, да не заговаривайтесь! – перебил его приказчик. – Всякий пропоец…

– Ты-то какое имеешь право со мной так разговаривать! – вспыхнул Чубыкин. – Ты-то что такое? Наемник, и больше ничего.

– Извольте мне не тыкать. Коли я с вами говорю учтиво, обязаны и вы передо мной учтивость…

– Хороша учтивость, ежели пропойцем называют!

– А что же вы такое из себя содержите, позвольте вас спросить? Были сыном умственного и честного уважаемого купца, а теперь пропоец… Пропоец и скандалист, – прибавил старший приказчик.

– Ну-ну… Вы тоже не очень, почтеннейший… И про тебя знаем, что ты загребастая лапа насчет хозяйской выручки, однако молчим.

Приказчик вспыхнул.

– А вы зачем пришли сюда? Ругаться? – спросил он. – Так можно и городового позвать…

– Я не к тебе пришел, а к отцу моему. Можно его видеть?

– Вам сказано, что его в магазине нет. Обедать ушел домой.

– Домой? Обедать? Так мне туда к нему идти самому или вы за ним пошлете? – спросил Пуд Чубыкин.

– Там на рога вас примут. Там давно вас уж дожидаются, и дворники припасены, чтобы скрутить лопатки нарушителю семейного спокойствия.

Пуда Чубыкина передернуло.

– Какой такой я нарушитель семейного спокойствия! – вскричал он. – Я пришел к отцу за должным, за своим, за процентами с моего капитала. Я в Шлюшине с голоду издыхал, писал ему, чтобы он хоть сколько-нибудь выслал на пропитание, а он ни копейки! И после этого еще меня скандалистом называют!

– А не скандалист разве? Кто третьего дня к своей мачехе приставал и скандал ей сделал? Ведь весь рынок видел, как вы к ней подскакивали! А люди потом нам же рассказывали, и над нами все смеялись. Елену Ивановну чуть не до обморока довели. Они насилу домой прибежали. Папашеньке вашему все известно, и теперь они рвут и мечут. А вы после всего этого пришли за помощью. Ловко!

– Ну, молчи, карманная выгрузка! – закричал Чубыкин. – Молчи и посылай за отцом! Я без этого из магазина не выйду.

– Хорошо-с… Можно… Потрудитесь обождать. Вас ждут… вам все приготовлено, – сказал, весь побледнев, старший приказчик. – Максим! Сходи и позови! – отнесся он к лавочному мальчику и подмигнул приказчикам.

Мальчик побежал.

– Советовал бы вам уходить без скандала и не показываться больше в наших местах, – снова обратился старший приказчик к Пуду Чубыкину. – Лучше уходите, потому прямо говорю: вам то приготовлено, чего вы и не ожидали.

– Посмотрим! – угрожающе воскликнул Чубыкин.

Через минуту мальчик вернулся. Сзади его шел знакомый Пуду Чубыкину городовой.

– Вот-с… Пришел просить милостыню, мы не даем, а он скандалит, – указал городовому на Чубыкина старший приказчик. – Наш хозяин уж заявлял об нем в участок.

Городовой приблизился к Пуду Чубыкину и сказал:

– Пожалуйте в участок… Просить милостыню не приказано…

Пуд Чубыкин рванулся.

– Что? Засада? Ах, подлецы, подлецы! – закричал он, схватился за ручку двери, ударил рукавицей в дверное стекло, разбил его и выскочил на улицу, пустившись бежать по тротуару.

Городовой пустился за ним вдогонку и давал свистки. Выскочившие на свистки дворники и рыночные сторожа схватили Чубыкина и повели его в участок. Сопротивляться Чубыкин уж не мог. На сцену эту смотрели высыпавшие из магазина отца его приказчики и подсмеивались.

«Рано попался, – думал про себя Чубыкин. – Недолго пришлось погулять в Питере. Опять на казенные хлеба, а там опять в Шлиссельбург по этапу через нищенский комитет».

Он послушно шагал среди нескольких сопровождавших его дворников и увидал на той стороне улицы вышедшего из рыночной лавки Скосырева.

Скосырев тотчас же понял, что случилось с Чубыкиным, вздрогнул, съежился весь и начал удаляться от рынка, стараясь не обращать на себя внимания.