Читать книгу Мы люди… Разлом - Олег Моисеенко - Страница 9

Не приняла постриг Марина и ушла из монастыря, там наступил период упадка и разрухи, остались в нем лишь те монашки и послушницы, которым некуда было приткнуться и найти себе успокоение, оставалась одна отрада – служение в монастырской церкви. По предложению Пелагеи Марина поселилась в ее дворе. Со стороны могло показаться, что живут там два совсем разных по взглядам и делам человека, но тот, кто умел видеть в маленьких неприметных поступках дела большие, сказал бы, что эти женщины неразлучны и судьбы их связаны накрепко. Пелагея благодаря старцу Анисиму и своим врожденным способностям постигла многие тайны жития людей и их душ, глубокой связи человека и природы, прошла испытание страсти, одиночества, тоски и горя, ее не беспокоила плоть, все это осталось позади, а был каждый день – радостный и светлый. Марина находилась в начале такого пути, для нее Пелагея стала поводырем в окружающем ее море жизни. В монастыре она была все время занята послушанием, в церковной службе – каждодневными молитвами, к ночи уставала физически и спала сном праведника. Многое изменилось, когда Марина пришла жить на подворье Пелагеи. Обычными стали совместные трапезы, походы в церковь, работы во дворе, приготовление пищи, сбор трав, цветов, заготовка ягод, грибов и всего необходимого для пропитания и быта, неизменными остались уединенные утренняя и вечерняя молитвы. Многое они делали вместе, Пелагея старалась не навязывать свои суждения и привычки новой жительнице, часто оставляла ее одну, в такие минуты Марина шла к опушке леса, собирала полевые цветы, садилась под березкой и начинала плести венок. Она плела маленькие венки-колечки, которые можно было надевать на руку, венки для украшения волос на голове, а еще плела букетики, которые прикрепляла к сарафану. Такому рукоделию научила ее монахиня в монастыре, они с ней плели большие венки для обрамления икон в церкви на праздники. В этом занятии она находила утешение и радость, исчезали все тревоги, отступали воспоминания о дворе деда Игната, бабе Марфе, братьях, Акулине.

Уже по осени, в один из дней, ближе к обеду, ко двору Пелагеи подъехала телега, которой правил молодой мужчина. Еще от калитки он стал кричать:

– Матушка, матушка, скорее помогите, жена рожает, худо ей, очень худо, помогите!

Пелагея юркнула в дом за своей лекарской сумкой, и, увидев растерянную Марину, прикрикнула не нее:

– Что же ты не собираешься? Идем скорее!

Ехать было недалеко, версты две. Возле двора матушку уже поджидала немолодая женщина. Она стала рассказывать, что роды уже начались, но разродиться молодая не может, нужна помощь. Пелагея передала свою сумку Марине и молча последовала за женщиной. Марина первый раз видела рожающую женщину, она вступила в комнату за Пелагей и оцепенела от раздавшегося крика, увиденной крови, искаженного лица. Руки несчастной держали две женщины. Марину кто-то толкнул, и она сделала несколько шагов, оказавшись возле Пелагеи, а та что-то делала. Неожиданно она повернулась к Марине со словами: «На, держи!» – и протянула ей что-то скользкое и липкое. Раздался детский вскрик и плач, и в этот момент неприятный и скользкий комочек забрали из рук Марины и унесли. Она, пошатываясь, вышла во двор, ее подташнивало, из глаз потекли слезы, она хотела вытереть их, но увидела на руках кровь, испугалась и отступила к забору, ее стошнило. Слезы лились ручьем, она вытерла руки о подол сарафана и присела на бревне у плетня. Ее охватил озноб, хотелось побыстрее оказаться в своей хатке и прилечь.

Из хаты вышла женщина и, обращаясь неизвестно к кому, сказала:

– Слава Богу, разродилась, и дитятко живое, да и сама уже дышит, слава Богу.

Вскоре вышла Пелагея, она отвела Марину в дом велела вымыть руки и лицо. В комнатах царили тишина и покой, разговаривали шепотом, приветствовали друг друга с радостью. Хозяин, молодой мужчина, что вез Пелагею и Марину, улыбался, он выглядел другим человеком и предложил отвезти их обратно, но Пелагея отказалась, сославшись на то, что это совсем близко и они дойдут сами, погода стоит очень хорошая.

В молчании они прошли почти половину пути, все это время в ушах Марины стоял нечеловеческий крик роженицы, и только он прерывался, как перед глазами возникало лицо, закрытое растрепавшимися волосами, а губы беззвучно шептали привычные слова «грех», «блуд». Руки Марины снова явно ощутили скользкий и липкий комочек, и она почувствовала, что не может идти дальше. Пелагея отвела ее в сторонку от дороги, помогла ей сесть, прислонив спиной к дереву, достала из сумки снадобье и дала его понюхать. Дрожь в теле унялась, и к Марине стали возвращаться силы. Ей хотелось сказать, вот он грех, за грех свой мучилась та женщина, ей надо каяться, каяться и просить Бога простить тот грех.

– Матушка, за грех свой Бог дал такие муки той несчастной, она грешна, грешна.

– Ты успокойся, милая, посиди еще тихонько, и мы пойдем дальше, – увещевала ее Пелагея. – Испей еще вот этого зелья, – она протянула другой пузырек, – тебе станет легче, и мы пойдем.

Вскоре негодование в душе стало отступать, Марина подняла глаза, по небу быстро бежали осенние тучи, дул ветерок, становилось прохладно.

– А уже осень, – сделала она для себя неожиданное открытие, ей вспомнилось, как они в такую пору пасли телят с Пилипком, и она улыбнулась.

– Вот и слава Богу, тебе уже легче, пойдем, милая, уже прохладно сидеть, нам осталось уже недалеко идти, – проговорила Пелагея.

Услышав гневные слова Марины о грехе, Пелагея не спешила на них отвечать, не лягут слова на душу, когда в душе негодование и гнев, а молчание бывает хорошим лекарем.

Через неделю ко двору Пелагеи на телеге подъехал тот молодой мужчина, муж роженицы. Он с радостью приветствовал матушку и, снимая с телеги корзину, громко рассказывал, что сынок его здоровый и, слава Богу, растет.

– Это жена велела передать, тут разная снедь, а это яблоки, ох и уродились они у нас в этом году. Яблок много, куда вам их отнести?

В большой плетеной корзине лежали крупные яблоки, одни были налитые, с медовым оттенком, а другие красные, их мужчина поставил перед Мариной со словами:

– А это вам, матушка, кушайте на здоровье.

Он тут же засобирался, и его телега застучала на колдобинах дорожки, ведущей от двора Пелагеи. Марина даже растерялась, а ей-то за что яблоки, она ведь ничего там не сделала. На ее лице появилась улыбка, надо же, мне привезли яблоки.

– Присядем, милая. Посмотри, какие же они красивые, давай испробуем, что Бог послал.

Откусив от красного яблока, Марина аж зажмурилась от удовольствия, вкус дополнял терпкий запах, казалось, яблок можно съесть неисчислимое количество, но уже после второго пришло насыщение.

– Хорошие у-р-о-о-д-и-л-и у человека яблоки, – заговорила Пелагея. Марина притихла, ожидая для себя важного разговора, все эти дни она находилась под впечатлением от увиденного при родах, подолгу читала молитвы, но беспокойство не проходило, и она ждала, что скажет матушка.

– Видишь, сынок в их семье растет, и радость у них какая, мы вот плодам яблоньки радуемся и славим ее, что она такую красоту сотворила, а вкус какой!.. Старается яблонька каждый год или через год плоды принести, а сколько, бывает, веток на ней обломается, а она все равно старается плод дать с семенами. Посади семечко – прорастет оно, а если привить его хорошим сортом, то будет новый сад, новые яблоньки. Так и человек, на великую радость он в Божий свет приходит и радуется, а женщина от радости кричит, особая эта радость – рождение дитя, это Божье дело, дальше от родителей многое зависит, как и у яблоньки: или дичком она расти будет, или хорошим сортом ее привьют, – Пелагея замолчала, задумавшись о чем-то своем.

– Раньше у отца и матери могла много яблок съесть, а сейчас одного хватает, – сказала Марина. Она хотела спросить, а как же грех, но Пелагея напоследок сказала:

– Божье это дело, – встала и пошла в свою хатку.

Марина осталась сидеть в раздумье, пытаясь понять, к чему относились сказанные слова.

Не прошло и месяца, как Пелагея с Мариной снова принимали роды, они тоже прошли удачно, родился хлопчик. В ту осень таких выездов получилось больше десятка, и рождались почти только хлопчики. Уже выпал снег, стояли морозы. Возвращаясь на санях от роженицы, роды у которой длились очень долго, Пелагея вдруг сказала:

– Пора тебе, Марина, уже принимать роды одной, рука у тебя легкая, роженицы тебя хорошо чувствуют, – а потом добавила: – Поверье есть такое, если хлопчиков больше рождаются, к войне это.

– Не дай Бог, – послышался голос возницы, а в округе пошли гулять сказанные слова Пелагеи, что у молодой матушки Марины легкая рука и роженицам от нее большая помощь, а роды проходят легко.