Читать книгу Канатоходцы. Том II - Татьяна Чекасина - Страница 16

Так как водки было мало, утром с памятью нормалёк. Тёща, бля, пожарника! Не от пожара, а для Тоньки, которая в браке с Филякиным А. Ф. А надо бы в её халупе огонька. Вон на Нагорной! Нет другой халупы, бля!

В «крематории» на автокаре новый.

– А ты давай увольняйся, а то уволим «как добровольно оставившего производство».

На это бумага с грифом «Горотдел милиции»: «Выдана гр. Филякину А. Ф. в том, что он задействован в раскрытии преступления. Заместитель начальника майор милиции Шуйков С. Е… Справка дана для предъявления по месту работы…»

Мастер удивлён:

– Я к руководству!

А Филя – к работягам в Красный уголок, где «Моральный кодекс строителя коммунизма» («человек человеку друг, товарищ и брат»). У него другой опыт. И в крытой, и в лагере любой готов прилепить рядом с этим кодексом, да нажать курок…

Мастер в дверях, манит пальцем.

Идут (Филя впервые) к начальнику (галстук[27]).

– У тебя какое образование?

– Пять классов, один коридор.

– Маловато. А пишешь как?

– На «ять»!

Мастер не одно заявление читал:

– Он грамотный.

– На складе готовой продукции будешь у кладовщика подручным.

Копейки! Но уверяют: платить будут, как токарю. Ну, это другое дело.

Тут тепло и вроде ничего не хранится. Вторая дверь в холодную, где ящики с крепежом, который делают на токарных, сверлильных и резальных станках. Они для каркасов, их монтируют в другом цехе. Эти металлические рамы грузят в бортовые машины и с ними отправляют болты, гайки, уголки. Одни говорят – для коровников и теплиц, другие, – в оборонку для самолётных ангаров. Филе по фигу. Главное, на блатной работёнке. Кладовщик еврей напоминает отца Кромкина. Кроме него, Мыков и Зыков, форменные алконавты. Филякину (так он думает) далеко до этой категории. Оба родились в деревне и окрепли там на самогоне.

Подходит автокара. Не та, на которой отходы из цеха металлообработки он отволакивал в отвал, а с готовой продукцией. Амбалы[28] прут в конторку к столам. Для Якова Михайловича, правда, не Свердлова, а Шекиса. И для его зама.

– Пиши, болт номер двадцать два в количестве… Раз, два, три….

Как до верху, Мыков и Зыков тащат.

Шекис «шикает», мол, аккуратно веди амбарную книгу:

– Под страницу – копирку! Готовый документ – туда. Заколотят при тебе: гляди, а то болты или гайки украдут.

Перекур. Филя про дядю Геру, какой он весёлый еврей. Яков Михайлович хмыкает неопределённо:

– Так ты – вор? Но воровать тут нечего. Кроме крепежа.

– Яков Михайлович, не дрехорьте, я «выпрыгнул», и не вор.

К воротам во двор вкатывает грузовик. Мыков и Зыков прут ящик на стапели. Матерятся, мол, неподъёмен. Филю умоляют втроём толкнуть.

– Как тебя?

– Артур Ферапонтович.

– И не выговорить.

– Ладно, Филей…

Во как! Повышение в «крематории»! Не такой это и крематорий…

– Надо ещё пиджак, – говорит Тонька.

На Шекисе новый под халатом, который скидывает, идя на обед, и вид в столовой немалого главаря.

– И рубаху не ковбойку, – дополняет Антонина.

Ольга Леонидовна Вовчика подогнала!

– А за что тебя в тюрьму?..

– За дружбу. У них пушка убитого мента.

– И всё?

– И это не наверняка.

– А, ну-ну. Ладно, они уж там!

– Откуда трёп? – Было по трубе: «Я – Пётр Крылов».

– Не трёп! Бегаю, тебя ищу! Генкина сестра говорит: «Генриха увезли». И Андрей в тюрьме. Еду к Крыловым, в квартире никого. А в коридоре какая-то тётка с помоями… И Петра, и даже Варю!

«Я – Пётр Крылов»! Видно не мог о других…

– А Мишку?

– Вот о нём непонятно!

Всыпались![29] Кроме Харакири? Да и с ним, Филей, непонятная лафа: воля, должность. Тоньке велит набрать. От картинной галереи она с выводом: и этот припухает. Насчёт бадяги[30]: алиби, в доме отдыха, первый гриб пацана. А как то, главное?