Читать книгу Час расплаты - Тэми Хоуг - Страница 11

Лесли только что исполнилось шестнадцать лет. Волшебный возраст, когда мы все верим, что знаем больше родителей и с нами должны обращаться как со взрослыми. Лесли достигла возраста, когда уже можно получить водительские права, но дочь по-прежнему спала в кровати с мягкими игрушками. Она достигла возраста, когда могла бы найти себе работу, но, каждый раз идя в кино, Лесли просила денег у своего отца.

То было время бесконечных противоречий между ней, мною и Лансом. Мы гордились Лесли, видя, в какую юную леди превращается наша маленькая девочка, но боялись за нее. Мы боялись всех тех соблазнов, которые открывались перед ней… Наркотики… Алкоголь… Сексуально озабоченные мальчики… Все те опасности, которые поджидают неопытного водителя на калифорнийских автомагистралях… Опасности, которые возникают из‑за желания быть не хуже, чем все.

Об опасностях, связанных с общением с незнакомыми людьми, мы рассказывали Лесли еще с тех пор, когда она была совсем маленькой. Мы старались быть бдительными, но на самом деле никогда не верили в возможность такого.

Мы жили на территории охраняемого жилого массива. Охрана следила за всеми входящими и выходящими. Мы жили в городе с низкой преступностью и высоким уровнем жизни. Наши девочки ходили в лучшие частные школы, где все друг друга знают, а родители дружат или хотя бы являются хорошими знакомыми. Все мы жили в благословенном мыльном пузыре ложного чувства безопасности. Все мы выискивали чудовищ, скрывающихся в тенях, но при этом не замечали змей, притаившихся в траве.

Неделя перед похищением выдалась особенно трудной. До окончания школы осталось всего ничего. Скоро летние каникулы. Кто-то из старших друзей Лесли предложил прокатиться на машинах вдоль побережья к Сан-Франциско. Поездка должна была занять неделю. Лесли хотела поехать с ними. Ни я, ни Ланс не считали возможным позволить шестнадцатилетней девочке разъезжать по дорогам в компании старшеклассников. Это прямой путь к несчастью. Конечно, мы знали, что ее друзья – дети из хороших семей, но дети остаются детьми. Они не вышли из того возраста, в котором уже забывают о фальшивых удостоверениях личности и не интересуются «веселящими» таблетками. Риск был слишком велик.

Лесли наш отказ, мягко говоря, не обрадовал. Она плакала, дулась, а иногда кричала на нас. Дочь исполняла старую-престарую песню бунтующего подростка. Мы ей не доверяем. Мы относимся к ней так, словно она до сих пор маленький ребенок. Родители ее друзей куда «клевее» нас. Я и Ланс не поддались на шантаж. Но мужу пришлось несладко.

Ланс и Лесли были два сапога пара. Дочь унаследовала тягу отца к авантюрам, его упрямый, независимый характер. Они были очень близки, поэтому Лансу с трудом далось это решение. Отказав дочери в просьбе, муж больше всего переживал из‑за того, что он лишился ее благосклонности. Для нее Ланс всегда был «клевым папой», и этим высоким званием муж очень дорожил. Чувство неуверенности вступило в острое противоречие с родительским авторитетом.

Вечером накануне исчезновения нашей дочери мой муж находился в крайне раздраженном состоянии. Мы должны были встретиться и поужинать с нашими друзьями.

Семью Уестин – Кента и Джини, а также их детей Сэма и Келли – мы знаем еще с тех пор, когда Лесли ходила в детский сад. Сэм – ровесник Лесли. Келли – лучшая подружка Лии. Кент являлся педиатром наших дочерей. Каждое лето он, Ланс и еще несколько общих друзей отправлялись на рыбалку в открытое море, которая обычно продолжалась неделю.

Мы собирались совместно отпраздновать день рождения Лесли и Келли. Лесли не хотела идти. Она хотела остаться дома, дуться на нас и часами напролет жаловаться по телефону своим подружкам, какие жестокие и ужасные ее родители. Ланс и я настояли на своем. Ужин был устроен частично в ее честь. У наших семей это стало традицией. Она должна была поехать с нами и вести себя «цивилизованно».

Ссора между Лесли и Лансом возникла, когда мы начали собираться в ресторан, и продолжилась в машине. Дочь язвила отцу, то и дело переходя на оскорбительный тон. Лесли заявила, что все это совместное празднование – полная глупость, что она выросла из таких глупостей. Уестины ей не нравятся. По ее мнению, доктор Уестин не совсем нормален, а Сэм – обычный «ботаник».

Сидевшая на заднем сиденье Лия, наша пай-девочка, приняла сторону отца. Лесли на нее вызверилась. Лия расплакалась. Следовало бы отказаться от намеченного и вернуться домой, но мы уже слишком далеко зашли, чтобы прислушаться к голосу разума.

За ужином настроение у всех было мерзкое. Сидеть за одним столом с обиженным подростком – это все равно что иметь под боком полтергейст. Никто не знал, как себя вести. Пытались вовлечь Лесли в общую беседу и поднять ей настроение, но ничего из этого не вышло. Девочка отвечала односложно, постоянно закатывала глаза и тоскливо вздыхала. Попытались не обращать на нее внимания, но это оказалось так же сложно, как не замечать гориллу в одной с тобой комнате.

Весь вечер Лесли и Ланс обменивались колкостями и плохо скрываемыми недовольными взглядами. Я видела, что у мужа вот-вот лопнет терпение, а Лесли вела себя все более вызывающе.

Еще одна саркастическая реплика – и доигрались.

Ланс взорвался, как Кракатау[5]. Дочь не осталась в долгу. Нас попросили покинуть ресторан.

Лия снова расплакалась. Уестины не знали, как им себя вести. Кент произнес несколько резких слов в адрес Лесли. Мы чувствовали себя униженными собственной дочерью. На шее мужа вздулась вена. Я испугалась, что его хватит удар. Даже без стресса Ланс страдал от повышенного кровяного давления. Его лицо и шея побагровели.

Когда мы вернулись домой, Ланс пошел в комнату Лесли и вырвал телефонный шнур из разъема. Забрав телефонный аппарат, он перешел на крик, пообещав Лесли, что если она осмелится сделать хотя бы шаг за порог, то весь месяц будет под домашним арестом.

Я отправилась в комнату Лии, чтобы утешить ее. Я сказала младшей дочери, что завтра все будет в порядке. Я решила, что Лесли надо на время оставить в покое.

А на следующий день Лесли тайком выбралась из дома и пошла на матч по софтболу.

Обратно она не вернулась.

* * *

Как всегда, слезы заструились по щекам неиссякаемыми потоками. Лорен закрыла лицо руками и постаралась плакать молча.

На часах было сорок пять минут второго ночи. Лия спала в своей комнате.

Душевная боль никогда не унималась… никогда… Каждый раз рана оказывалась такой же кровоточащей, как и в самый первый раз.

Люди часто пытались утешить Лорен, говоря, что со временем боль пройдет, что время лечит любые раны. Люди, верившие в это, никогда сами не испытывали подобной душевной боли. Эта боль была похожа на инородное существо, живущее у нее в груди. Оно постоянно напоминало о себе, неистово дергалось и… не давало умереть… А хотелось бы умереть…

Она плакала… плакала… плакала… Женщина постаралась заглушить рыдания, рвущиеся из груди. Лорен не хотела, чтобы Лия услышала, как она плачет. Она должна быть как скала, за которую младшая дочь всегда может спрятаться. Ей ни в коем случае нельзя расклеиваться!

Женщина схватила несколько бумажных салфеток «клинекс» и высморкалась. Затем она взяла со стола стакан с водкой и стала пить ее, словно это была вода.

Алкоголь не сразу ей помог.

Лорен выпила все до дна, но чувство вины, отчаяние, страх за Лесли и Лию, страх за себя не покидали ее. Женщине казалось, что чья-то огромная рука раздробила ей ребра и теперь рвет в клочья сердце.

Все, что ей оставалось, – это ждать прихода спасительного оцепенения.