Читать книгу Копье Судьбы - В. И. Иванов - Страница 30

Крым. Голый шпиль. Наши дни

Головокружительные красоты горного Крыма поражают, особенно если приходится преодолевать их в пешем порядке, слыша за спиной лай немецких овчарок.

Скворцов брел, как пьяный, у него было сотрясение мозга, нос сломан, в ноздрях запеклась кровь, дышать приходилось пересохшим ртом.

В курчавой зелени на боку ближней горы чернело пятно пожарища, – голые, прямые, лишенные крон и боковых ветвей стволы стояли четким частоколом.

– Пойдем через пал, – показал рукой Сергей. – Там собака след не возьмет.

– Смотри, как сосны стоят, – сказала Даша. – Ровненько, как штрих-код.

Уцелевшие после пожара деревья обычно обретают серебристо-серый цвет – ветра и дожди сдирают горелую кору и полируют древесину до блеска. Здесь не пели птицы, не жужжали мухи, при каждом шаге от подстилки поднималась черная пудра и оседала на одежде, на потных руках и лицах. Голые деревья не давали тени, солнце палило нещадно. Дашино лицо пылало, плечи пекло. Сергею приходилось совсем худо – пот разъедал ссадины, ныли ребра, на лице все сильнее пульсировала гематомная маска, казалось, что под кожей сдвигаются лицевые кости, формируя какое-то новое лицо.

– Ты как шахтер, – сказала Даша на привале, – одни зубы остались белыми. Ужас, у тебя глаза реально вампирские – кровь запеклась на белках. Тебе, наверно, очень больно, Сереж, бедненький…

Горелый лог загримировал ее, ветер буйно причесал, лес модно изорвал одежду. На посмуглевшем лице белели вертикальные полоски, оставленные в саже каплями сбегающего пота, ярче засияли серо-голубые сердоликовые глаза.

Даша не узнавала лоховатого симферопольца. Скворцов на поверку оказался настоящим мужиком, один сражался против банды подонков, нашел клад, своей рукой убил врага. Ее потянуло к Сергею, она уткнулась ему лбом в грудь. Эльфийское ушко торчало из марганцовых прядей. Он приобнял ее, уголком губ выдул из раковинки уха черную пудру.

– Ну, ты как?

Девушка поежилась от щекотного дуновения.

– Да я-то ничего, это тебе досталось… Ты сам-то как?

– Нормально…

– Неправда. Я же вижу – тебе плохо…

Скворцов сплюнул поскрипывающую на зубах угольную крошку.

– Не вру, – сказал он, – мне уже лучше.

– Скворцов… – Даша поправилась. – Сережа…

– У?

Она потерла чешущиеся от сажи и соленого пота веки.

– Извини, что втравила тебя в такие траблы… Спасибо, что спас… Я тебе заплачу, когда выберемся отсюда.

Он оттолкнул глупую девчонку.

– С ума сошла? Я копаю – за деньги, а спасаю – бесплатно…

Даша глянула благодарно своими «сердоликами».

– Ну, тогда прости, дуру! Ты классный, Скворцов! Ты меня спас, реально!

– Ты меня тоже спасла, не забывай…

– Если честно, плохо помню… В голове что-то взорвалось. Очнулась – лечу с лопатой в руках, и этот мажор валит куда-то в дым. (Даша изобразила пьяную походку оглушенного Капранова). Я даже не сразу поняла, что это я его шваркнула… Но в костер я его не бросала, он сам как-то упал… Вот ему не повезло, правда?

Немного передохнув, они возобновили путь, и вскоре углубились в прохладную зелень. Крымский лес – сплошная пересеченка, подъемы сменяются спусками, почва поросла корневищами, ногу ставить неудобно, приходится выбирать уступы, хвататься за ветки и карабкаться.

Даша шла первой, на одном из поворотов не успела придержать ветку, – распрямившийся орешник хлестнул Скворцова по плечу.

– Извини! Сережечка, ради бога, прости! Тебе и так досталось, а тут еще я, дура…

Кусты вздрогнули – мелькнула в прыжке волчья тень – руку обожгло, бешено рвануло, Скворцов полетел кубарем – черная овчарка оседлала его мохнатой тушей – в падении он успел вцепиться ей в шерсть за ушам, дико заорал – «фу-у-у!!!» – в зубастую пасть, брызжущую в судорогах лязгания слюной со змеящегося между клыков языка.

Пес рычал-хрипел-брызгал слюной. Сергей чудом удерживал ощеренные до десен белокостные ножовки челюстей, обведенных вдоль пасти негроидно черной каймой.

«Копье…» – прохрипел Скворцов, свернув глаза на растерянно стоящую за спиной Дашу. Очнувшись от шока, она бросилась к ножнам, выхватила копье, всунула рукоять в оттопырку между его отжатым большим пальцем и остальными, вцепившимися в шерсть. Он откинул руку на замах и резко вонзил клинок в живот с двумя рядами черновислых сосцов. Сука… кормящая…

Утробно завизжав, овчарка задергалась на вертеле. Клинок вползал в живот, прободая скользкое сопротивление перепонок, кишок, желудочков. По руке вибрацией хлынули волны собачьего визга, по мохнатому телу прошли волны судорог, пышные лапы сгребли палые листья и замерли…

В этот момент из тела умирающего животного по копью в душу человека хлынул тот же электрический озноб, что и при пронзании корейца. И в ту же секунду душа леса четко проступила сквозь маскнакидку листвы: стало слышно пение птиц, копошение в почве и в кронах мелкой живности – землероек, полевок, желтогорлых мышей и белок. Как на приборе ночного видения проступили животные в округе: винторогий муфлон в кустах, самка кабана с выводком на полянке, сонный уж под листьями в лощине, донесся кисло-табачный запах вспотевшего егеря, при визге любимой собаки встревожено снявшего с плеча ружье, из распадка приближался хруст хвороста под горными ботинками.

Нельзя было терять ни секунды. Сергей вытянул копье из собачьего живота, и в тот же миг с вершин обугленных сосен Горелого лога другая сущность – мрачная и зловещая, имеющая вид траурной ленты дыма, – со свистом вьюшки втянулась в полую рукоять и через нее стремительно всосалась в душу.