Читать книгу Аккорды мракобесия. Книга вторая - Василий Варга - Страница 14

Несколько дней спустя после переворота, один из латышских полков, бойцы которого отличались «образцовой жестокостью и дисциплиной, да пролетарской сознательностью», был вызван в Петроград для усиления революционного гарнизона. Несколько позже их использовали для разгона Учредительного собрания в начале января 1918 года, положившего начало большевистской диктатуре в стране.

Еще 250 человек «самых—самых верных, с собачьей преданностью» были выделены в особый сводный отряд под командой бывшего подпоручика Яна Петерсона, которому поручалась охрана «колыбели революции» – Смольного. Именно эти стрелки охраняли литерный поезд, перевозивший Ленина и членов правительства советской России в новую столицу – в Москву. А там отряд Петерсона, который позднее преобразовали в отдельный полк, взял под охрану Кремль, где жили и работали руководители страны.

Латышские стрелки под руководством Яна Петерса как бы соревновались в своей жестокости с любимыми Ленным евреями. Отдельные евреи под патронажем Ленина и под опекой известного своей жестокостью Бронштейна, творили самые жестокие изуверства на территории России. Они издевались над русскими как над подопытными кроликами. Тема изуверств тут же превращалась во благо для подопытных бесхвостых обезьян и эти обезьяны долгие десятилетия боготворили своих мучителей, ставили им памятники за их дикие зверства. Бронштейн, как стало известно, планировал полностью уничтожить русских и заселить пустующую землю евреями, а латыши мстили русским за былые унижения.

Ян Петерс – заместитель председателя ЧК провозглашал:

– Я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии (?) еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором… «…Произведена против заразная прививка – то есть Красный террор… Прививка эта сделана всей России…»

Это сказано о массовых расстрелах уже в Москве, после убийства Урицкого.

ЧК, возглавляемая Петерсом, стала подражать головорезу Дзержинскому. Очень часто сам Петерс присутствовал при казнях, давал указание, как отрубать голову или всаживать пулю в затылок. С ним всегда был его сын, мальчик 8—9 лет, и постоянно приставал к нему: «Папа, дай я! У меня не хуже получится, я и в пасть могу запустить снаряд»…

– Да не снаряд, а пулю. Ну, всади в рот этой бабе, что умывается слезами. Она буржуйка. Только ни капли жалости. Русские нас не жалели.

Не отставал от своего коллеги—земляка и другой видный чекист – руководитель Всеукраинской ЧК (к слову сказать, «органы» в Киеве чуть ли не наполовину состояли из латышей) – Лацис. Данный товарищ в своем «классовом подходе» переплюнул едва ли не всех других «рыцарей революции»: «Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов или доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить: какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого…

Свой кровавый след латышские стрелки оставили и на Тамбовщине.

А в Шацком уезде красные каратели расстреляли толпу верующих. Местные жители устроили было крестный ход, пытаясь защититься от разгулявшейся эпидемии испанки с помощью чтимой иконы Богоматери, однако чекисты, усмотрев в этой акции «контру», арестовали и священника, и икону. Когда же крестьяне – женщины, дети, старики – двинулись спасать свою святыню, их хладнокровно косили из пулеметов.

Собачьей преданностью Ленину отличались евреи, созванные со всей Европы. А теперь прибавились Прибалты. Ленину просто везло. Он без конца восторгался латышскими стрелками и награждал их орденами, премиями, дополнительными отпусками и уверял их, в том, что их Лифляндия вечно будет свободной от русской буржуазии и всяких там капиталистов—империалистов гусского происхождения.

Ленин укреплял свои позиции не только на периферии, но и заботился о личной безопасности, понимая, что женское платье, в которое он все время облачался не спасет его от возмездия, если такое возмездие наступит.

– Лейба, где этот Петерсон, подать сюда Петерсона! Он – лучший друг Октября и нашей партии. Прахтически он равен Бронштейну—Тхоцкому. Тхоцкий выше его теоретически. К тому же он выдвигает всякие теории, типа про бесхвостых обезьян. Мне очень нравится эта идея, я ненавижу этих гусски обезьян, но понимаю: внедрять эту теорию в практику рано. Гусские дураки нам нужны как подопытные кролики.

Петерсон вскочил, сделал несколько шагов на месте, услышав свою фамилию в приоткрытую дверь, и тут же влетел как настоящий чекист: руки по швам – язык прикушен. Это шокировало вождя, он собирался, было поднять обе руки вверх, но Петерсон уже сидел на стуле и собирался выпрыгнуть из кресла.

– Я весь во внимании, Владимир Ильич, великий вождь моей маленькой страны.

– Где начальник охраны? где, где? Это архи важно, товарищ Петерс. Или вы хотите оставить меня наедине с врагами? Вас подкупили, вас заслали? Дзержинский, где твоя бдительность?

– Начальник ох, ох, охраны, Эдуард Петрович за дверью, ждет вашего вызова, великий Владимир Ильич, – ответил Петерсон дрожащим от испуга голосом.

– Пусть входит, каналья, а вы свободны. Вы слышите меня, товарищ Петерс? вы свободны. А это значит, дуйте отсюда, пока не позову. Это вам не колючая проволока, хотя она скоро тоже появится.

В кабинет к Ильичу вошел мужчина высокого роста с большими серыми глазами, крупной головой и довольно плотной фигурой и рыжей бородкой. В его глазах горела ненависть к мировым буржуям и к русским, вообще. Ленин сидел в кресле как букашка перед этим великаном и показывал черные гнилые зубы.

– Латышский стрелок, преданный делу мировой революции и лично Ленину, прибыл для несения службы на благо… в интересах… короче я большевик, я стрелок… безжалостный к буржуям и врагам…, к русским, клянусь служить верой и правдой. Перестреляю всех врагов, а то Россия агрессор… вся состоит из одних врагов.

– Садитесь, товарищ Ская…, расскажите свою биографию, – когда вступили в партию моего имени? Это великая, перспективная партия, призванная освободить народы Европы, а на Россию мне пока наплевать, товарищ Ская…, хотя вы мыслите правильно. Это архи важно. Гусские – это, как сказать? они бесхвостые и мы должны их пощипать, мы их станем морить голодом.

Ская рассказал все в подробностях и даже то, что он совсем недавно, когда воспитывали буржуев на Невском проспекте при помощи штыка и пистолета, опробовал трех молоденьких девочек от четырнадцати до шестнадцати лет. Каждая целовала голенище его грязных сапог, умоляя оставить ей жизнь и давая клятву не вредить новой власти.

– И как же вы поступили, това… ищ Ская?

– Наступил сапогом на губы и трижды всадил штык в живот, а потом на крюк, а крюк вешал на люстру, – ответил Эдуард Петрович.

– Товарищ Ская, вы настоящий боец мировой революции, так держать, това… ищ Ская, браво, това… ищ Ская. Я назначаю вас комендантом Смольного и командиром взвода охраны ЦК и моей личной охраны. Как что – штык в живот, а лучше в сердце. Количество солдат во взводе охраны должно быть доведено до пятисот бойцов. Это архи важно, товарищ. Кроме того, на вас возлагается обязанность выдавать пропуска в мой кабинет. В течение дня пропуска должны меняться не менее трех раз. Надо чтоб они были разного цвета с вашей подписью в разных местах. Утром подпись в нижней части, в обед – в правом верхнем углу, вечером – в левом верхнем углу. На следующий день подпись с тыльной стороны и так …дойти до задницы. На заднице написать: пропуск в кремль, к Ленину. Тот, кто будет получать пропуск, должен быть вами визуально обследован, ощупан, а если надо раздет. Пусть смотрит на ваш штык, га… га… га! А может у него маска, а может, он замаскировался под Троцкого или под Кобу, а на деле…, сами понимаете, това… ищ Ская. Дальше он, тот, кто порывается в мой кабинет, должен предстать перед вами в… трусах, поскольку в пиджаке или в карманах брюк может находиться бомба. Вы поняли, товарищ Ская? Вы будете соблюдать то, что вам говорит вождь мировой революции? И помните, что ваша голова тоже может слететь. Это архи важно, Ская.

– Так точно ЛИНИН. Я им буду в рот заглядывать, ягодицы раздвигать и ждать, пока пар не выпустит тот, кто должен прийти на прием, ибо в прямой кишке может быть спрятана бомба. Если что – вырву зубы или язык.

– Язык не трогать, кто будет без языка давать показания? А в прямую кишку сунуть штык можно.

– В уши, товарищ Лянин.

– И в задний проход. Там тоже может быть бомба. Правильно ты сказал, Ская. Это архи важно, това… ищ Ская.

– Виноват, товарищ Люнин.

– Ленин, Ленин, повтори, Ская.

– Леньин.

– Приблизительно точно. Что тебе подарить за твою усердную службу? И главное, за бдительность? Штык…, нож…, это просто здорово. Что подарить, не тяни резину, вождь мировой революции слишком занят.

– Свободу моей Родине Латвии. Освободите Латвию от русского медведя. А остальное я сам возьму. Мне нужны три девочки не старше шестнадцати лет в день или на ночь как получится, Владимир Ильич. Вы не будете возражать? Это будут дочери буржуев, Владимир Ильич.

– Хо… хо… хо, архи интересно. Если бы не Инесса…, – Ленин перешел на шепот. – если бы не эта лупоглазая…, – А насчет земляков, скажи своим землякам, что Латвия уже свободна. И в качестве особой благодарности к Латвии отойдет Витебская область, что сейчас принадлежит Белоруссии. А потом и Минск я вам подарю. Знайте: Ленин – щедрый человек. Доволен, Ская? А девочки… сколько осилишь. И потом штыком в живот, если это доставляет особое удовольствие.

Вместо ответа начальник личной охраны Ленина поцеловал его в лысое темя и трижды лизнул языком подбородок.

– Что ты, что ты? – испугался Ленин. – Фотиева, где мое женское платье? Товарищ Ская, ставь четырех красноармейцев у моего кабинета, по два с каждой стороны двери. С той стороны, входной, в приемной. Пятого, чтоб открывал дверь и произносил первое слово партийного гимна.

– Они уже стоят, Владимир Ильич.