Читать книгу Взломанная вертикаль - Владимир Коркин (Миронюк) - Страница 5

Бежит себе вездеход наперекор метели, начавшемуся бурану. А Стражин, поудобнее подминая головой кофр, во власти прошлых лет. Вспоминает бабу Варю. Благодаря ей постучалось в сердце имя Лена. Случилось это в августе, за год до того, как он покинул Сетард. Как-то баб Варь позвала его во дворе редакции:

– Васята, Виссар, погоди, куда разбежался? На судорембазу, говоришь. Успеется. У меня под «Олимпией» целый ворох материалов. Слушай. Завтра мой Михаил собирается с друзьями махнуть на гору Райскую. Мне бы, конечно, лучше сидеть на печи, грызть калачи, а он заладил: поедем да поедем, там есть один несложный подъем, по тросу наверх. Как не согласиться? Живу у гор, а в горах не бывала. Интересно ведь там. А в группе идут опытные альпинисты. Как ты смотришь? Вольешься в наш коллектив?

– Завлекаете, Варвара Степановна. Я ещё ни на одну вершину не поднимался.

– Срочно записывайся в туристы. В пятницу утром выезжаем. С шефом я сама договорюсь, там действует метеостанция, командировку тебе оформим. Вечером в воскресенье будем дома. А то живем у гор, а с чем их едят не знаем.

– Лады, я уговорился. Что захватить с собой?

– Значит, так: обязательно одень телогрейку, из обуви – высокие резиновые сапоги. Еды немного: колбасы копченной, консервы, хлеб непременно, его метеорологам на вершину редко доставляют, только вертолетом с разным грузом. Что-нибудь из фруктов, побаловать хозяев Райской. Все сбросимся, и будет чем угостить хозяев. Я испеку чего-нибудь вкусненького. Словом, завтра утречком ждём тебя на пристани. Надо успеть на первый речной трамвайчик. Приплывём в Лиственничный как раз к поезду. И через пару часов мы и на месте, – Степановна подмигнула ему, дескать, где наша не пропадала.

Эта поездка, пусть и короткая, оставила в душе Виссариона неизгладимый, многие годы волновавший след. Приехав домой, распрямив ноющие после горного маршрута ноги, расправив плечи, не отягощенные рюкзаком, вдыхал он запах пройденных троп по-новому, как некогда вбирал в себя на родине запах усталого вечернего моря. Или как аромат самой прелестной розы. Её несколько мгновений назад казалось невозможно сорвать. Но вот она в руках. Трепещущая, упругая, сказочно нежная, и кажется нескончаемым это очарование.

Ломаные очертания отрогов Большого Камня росли на глазах. Их маленькая экспедиция из пяти человек сошла с поезда на крохотном разъезде. Шлейф паровозного дыма прочертил путь удаляющегося состава. За поворотом дороги пропали вагоны, вдали умолк перестук колес. А впереди, сразу за насыпью железнодорожного полотна, бойко расправили зелёные плечи неприхотливые кустарники тальника и ивняка, кое-где поднимались карликовые березки. Дыхание приближающейся осени мазок за мазком меняло облик тундры. Уже в буйной зеленой шевелюре листвы вовсю прозрел желтый цвет увядания и лилово-бурый. Недавно прошедший дождь напоил обмелевшую за лето речушку Воть, где-то севернее впадающую в Сету. Далеко позади будка путевого обходчика: хозяин указал им ближайшую тропу к реке, шумевшей на перекатах. Путешественники быстро приближались к Воти. Они лишь замешкались у прибрежных зарослей густого кустарника, чьи ветви замысловато переплелись, преграждая путь. В ход пошел легкий туристический топорик. Вот и прозрачные струи горной речки. Перекликались птицы, правда, не так напористо и звонко, как это бывает летом. Меж тем с дальних озёр поднимались ввысь косяки гусей, проплыл лебединый клин. Они, видать, готовились к дальнему перелету, или уже прощались с Севером. Над этим маленьким и дорогим человеку миром возвышались упрямо взметнувшиеся скалы и хребты Большого Камня.

Надувная лодка в два захода перенесла наших друзей с одного берега на другой. Торил дорогу Женька Петров, мастер районного узла связи. Опытный турист, альпинист он прежде не один сезон отмахал в маршрутах с геологами по тайге и тундре. Однако Евгений безоговорочно признавал за старшего радиоинженера Игоря Хрипко, который покорил не одну горную вершину в Азии.

– В сравнении с Тянь-Шанем наш древний Камень – игрушка, – утверждал Петров, удобнее взваливая на плечи увесистый вещмешок.

Позади кустарник, до подошвы горы, кажется, подать рукой. Однако, чем ближе Райская, тем труднее идти: крупнее камни, попадаются валуны, всё реже островки изжелта-зелёного мха, приятно пружинящего под сапогами. Где-то внизу осталась одинокая приземистая тут лиственница, пропала и корявая берёзка-кроха. Кругом крупный щебень, камни. Наконец, глаз из этого однообразия выхватывает моховую полянку. Она, как дар судьбы. Здесь привал перед подъёмом.

– Ах, благодать, никак мягче королевской постели, – шутит баба Варя, опускаясь на поляну.

– Да уж, – подхватывает радиоинженер Игорь Хрипко, – ложе, что надо, на таком возлежать бы царским особам.

– Только вольная птица залетает сюда, – торжественно начал было Михаил Трофимов. Степановна обрывает его:

– Не говори красиво, Миша. Лучше рюкзак подгони, а то замаешься.

Минуты покоя, сказочной тишины. Хорошо. Будто они искупались в живой воде. Бодрит горячий кофе из термоса. Ласковый ветерок нежит лицо. «Спать, – шепчет себе Виссарион. – Надо чуток вздремнуть». Ан нет, громкая команда Игоря Хрипко поднимает маленький лагерь на ноги.

– Подъем! Отдыхать будем там, – и тычет пальцем в небо. – Не расслабляться! Теперь порядок восхождения: Михаил, Варвара Степановна и Виссарион отсюда возьмут влево, вон за тот валун. Оттуда прямая тропа, на вершину проложен канат. Дойдёте нормально. Я с Женей пойду вверх по ущелью. Там я ни разу не поднимался. Идет?

– Да идёт-идёт, не едет, – весело перебила его Степановна. И первой ступила на «тропу подвига», как потом она хвалилась.

Виссариону страсть как охота пойти с Хрипко и Петровым. Он помалкивает, знает, что новичку опытные альпинисты не откроют дорогу в ущелье. Выждав момент, сделал вид, будто поправляет носки в сапоге, а сам отстал от Трофимовых и повернул вслед за опытными скалолазами.

– Ээй! Куда ты, Виссарион-Василек?! – шумнула было ему вдогонку баба Варя. – Куда?!

Стражин в ответ махнул рукой, давая понять, что пойдет ущельем. Прибавив ходу, догнал друзей. Те для вида поворчали, потом Евгений протянул Виссариону жесткую ладонь и радостно бросил:

– Молодец! Так и надо. Там настоящему туристу делать нечего, пусть старики по канату поднимаются. Ничего, пошли вверх. Нам не на скалы крутые подниматься. Мы и снаряжения не взяли, ни к чему. Дойдёшь, осилишь. Ты парень крепкий и не робкого десятка.

У каждого из них деревянные посошки, с ними легче брать гору. С камня на камень, с валуна на валун, или вокруг них, как уж придётся. Сто метров в гору, двести, триста. Капли надоедливого пота сбегают по разгоряченным лицам, взмокли рубахи, чуть парят брюки. Сорвал бы Стражин с плеч распахнутую телогрейку, да засунуть некуда, полон рюкзак. В нём обернутые в новые байковые портянки два полосатых арбуза и яблоки в мешочке, сложенные в боковом кармане. Этот груз он забрал на привале у Трофимовых, а Степановне передал свой, легкий. Фф – фу! Жарко парням, будто вышли из парилки. Снизу ущелье безобидно, и ложбина, по которой поднимались к облакам, достаточно широка. Настораживали только древние морщинистые скалы, нередко нависающие над ними. А шли поначалу неосторожно, громко перекликались. Когда преодолели половину пути, Хрипко пальнул из двустволки. Вмиг ожила противоположная сторона склона, ухнули вниз камни. Они дробно стучали по щербастому утёсу, что прикрывал путешественников. Гул камнепада стих.

– Так-то лучше, теперь по макушке никакой каменюга не шлёпнет, – мрачно выдавил Хрипко. – Всем двигаться осторожнее, стенка древняя.

Подъем круче, ощутимее земное притяжение. Рюкзак неумолимо натирает плечи, пот застит Виссариону глаза. Горят подошвы ног. Ему кажется, больше он не ступит ни шагу. Однако ноги упрямо несут выше и выше. Наступает минута, когда надо уговаривать себя: «Ещё один шажок, ещё один метр. Ещё чуть-чуть. Скоро привал». И когда крохотные колокольчики начали вызванивать в ушах и висках, Петров выдавил из себя:

– Хорош, братцы. Перекур.

Уф! Ноги Стражина противно подрагивают, подгибаются. Мелко-мелко дрожат пальцы рук, сигарета никак не попадает в рот. Из коробка высыпаются спички. Коробок выскальзывает из непослушных пальцев, скатывается вниз, не дотянуться. С проклятием поднимается Виссарион, опираясь на посох. Неловкий шажок по зыбким камням, правая нога подворачивается. Охнув, парень валится на бок. Полежал с зажмуренными от боли глазами, присел, снял сапог, размял руками больное место. Прошептал «Отче наш». Пошевелил ступнёй. Ничего страшного, порядок. Смахнув со лба холодный пот, огляделся.

– Что там у тебя? – встревожился Хрипко.

– Пустяки, всё в норме. – И внимательно вгляделся в рябые каменные волны, где-то поблизости коробок спичек. Внезапно в глаза ударил солнечный зайчик. Невероятно! Легче в стоге сена найти иголку, чем в горах зажигалку. Согретая в руках вещица была такой же теплой, как человеческая ладонь. Виссарион точно с кем-то неведомым обменялся рукопожатием. Отсюда, у подступа к вершине, до которой сотня метров, взору открывался широкий простор. Горизонт как бы раздвигался, а рассыпанные у подножия валуны казались мелкой галькой. Друзья уселись в кружок. Передают из рук в руки пластмассовый стаканчик с горячим кофе из термоса, а заодно и найденную Стражиным зажигалку. Её крутят и так и эдак, словно заморскую диковинку. Передохнув, Виссарион осторожно вынимает из рюкзака арбузы и слегка помявшиеся яблоки. Осматривает богатство: слава богу, арбузы целы. Щелкает по их полосатым, пузатым бокам ногтем, в ответ легкий гулкий звук. Хороши. Впиться бы зубами в их ароматную прохладную сердцевину. Но удел другой, украдкой вздыхать, подарки предназначены метеорологам с Райской. Упрятаны бесценные тут гулкие полосатые шары в рюкзак. Пора в путь. Хрипко берёт рюкзак у Стражина, тот раздосадован, порывается его забрать.

– Не спорь, Виссарион, – отстраняет его Хрипко. – Так трэба. Последняя сотка, друг, орешек очень крепкий. Держи мою двустволку. Она не заряжена. На вершине я тебе верну рюкзак.

Чем ближе вершина, тем коварнее гора. То и дело срываются вниз камни, неосторожно сдвинутые ногой или посохом. Туристы медленно карабкаются по каменной стене. Впереди открывается удобная площадка. Перед ней полоса осыпи. Это последнее препятствие. Первым взбирается на выступ Хрипко, за ним Стражин. Замыкающий группу Петров замешкался, поскользнулся, поплыл по осыпи вниз. Стражин мгновенно сорвал с плеча ружье и протянул ложе Женьке. Игорь сбоку подстраховывает журналиста и, подтягивая к выступу Петрова, шутит:

– Ловись, рыбка большая и вот разэтакая.

Лишь только Евгений взобрался на площадку, как справа, легко, точно затычка из рассохшейся бочки, от уступа скалы с треском вывалился здоровенный обломыш, и, набирая скорость, закувыркался вниз. Зашуршала, заскрежетала лавина. Затенькали, заухали на разные голоса, сшибаясь, камни.

– О цэ мощь, – невозмутимо констатирует Хрипко. – А ты, Женька, везуч, як тий карась, що щуку обманув. Ще б хвылына, и быть бы тебе на спине лавины.

Пока Игорь и Евгений незлобиво переругиваются, Виссарион осторожно продвигается в щели, ведущей прямо с каменного выступа в небо – к солнцу, к вершине. Он сантиметр за сантиметром продвигается вперёд, ползёт по морщинистой лобастой скале. Как хочется ему первому ступить на Райскую. Последний рывок всем телом. Встал на ноги. Высота. ВЫСОТА. Дух перехватило. Под ним распростерлись в неведомую даль цепи горных хребтов. Стаями лебедей тянулись прозрачные облака. Непередаваемо чувство слияния с миром, ощущения его гармонии. В какое-то мгновение он почувствовал себя орлом, будто и вправду некогда был им. Такая сила влилась в мышцы! Взмахни ими, и покоришь голубую высь. Прекрасно. И сказочно красиво. А сердцу чуть больно: ему трудно сознавать, что его ход – всего лишь миг Вечности. Зато горы – те вечны, или почти вечны. Но жизнь всё равно волшебство, она чарующе великолепна, невзирая ни на что, ни на какие невзгоды.

– ПО-БЕ-ДА! Здорово, ГОРЫ! Это я, ГОРЫ! – рвётся в высокое чистое небо восторг Виссариона Стражина.

В сборно-щитовом доме метеорологов тепло. Витает в воздухе духовитый пар из кастрюли с борщом, шипит на сковороде жареная картошка.

– Добро пожаловать к столу, как раз к ужину успели, – встречает гостей хозяйка горы техник-метеоролог Зинаида Ивановна Поджидаева.

Пока туристы рассаживаются за столом, она счастливо причитает, принимая из рук Варвары Степановны арбузы, яблоки, огурцы, белый и чёрный хлеб, балык осетрины, домашнее печенье, колбасу.

– Ай да подарок, ай да славный! – Её изумлению нет предела. – Да как вы этакое чудо, – она вертит в руках то один арбуз, то другой, – на гору подняли! Два года скоро без отпуска, вот сколь арбуз не пробовали.

Легким движением ножа срезает хозяйка зеленую шляпку с сухим скрученным хвостиком. Всем почудилось, будто повеяло терпкой горячей землей бахчей. От яблок, высыпанных на стол, поднимался стойкий аромат цветущего сада. Блаженная истома охватила путешественников. Не хотелось ни о чем думать. Только так бы сидеть, расслабив мышцы, ощущая, как унимается в ногах гул и тухнет жар натёртых ступней. Но вот стол заставлен блюдами. Ложки дружно опускаются в тарелки с борщом.

– Не посетуйте, – молвит хозяйка, – борщ в основном из концентратов. Разве вот картошка живая, свежая. Спасибо вертолётчикам.

Все едят, нахваливая. Всё кажется необыкновенно вкусным. Алексей Игнатьевич, глава семьи, подмигивает дочери. Лена поднимается и скрывается в соседней комнате. Вскоре возвращается с большой миской, доверху наполненной ягодами.

– Отведайте, гости дорогие, фирменное блюдо горы Райской, – шутит хозяин. – Быть может, вам и приглянется засахаренная в собственном соку морошка.

Путешественники в восторге. Ягода тает во рту. Поджидаев включает телевизор. Смолкают шутки-прибаутки. На экране музыкальная программа. Изображение устойчивое, превосходный звук. Вот что значит вершина, никаких помех. Внезапно Лена срывается с места и торопливо произносит:

– Ох, извините, пожалуйста, мне пора выходить на связь. Время подходит.

Поджидаев встал, опустил руки на плечи дочки и усадил за стол.

– Отдохни, побудь с гостями. Я передам метеосводку.

Лена за столом по правую руку от Виссариона. Он незаметно наблюдает за девушкой. Вот она поправляет волну иссиня-черных волос, перекрещивает руки с хрупкими нежными пальцами на груди, обтянутой вязаной, вишнёвого цвета, кофточкой. На родителей она, вроде бы, и не похожа: те темно-русые, сероглазые, роста выше среднего. Девочка роста невысокого. У неё правильные черты лица, глаза будто антрацит, чёрные. Магнитом притягивают. Словом, решил Стражин – это настоящая фея горы Райской. Меж тем закончилась телепередача, хозяева укладывают гостей спать. Усталость смежает веки, да не идёт к Виссариону сон. Мысли перескакивают с одного на другое. То думает о маме, которой непременно напишет о своём путешествии, то припоминает недавние стычки с ответственным секретарем газеты, то встаёт образ новой знакомой Лены, то «прокручивает» рассказ Зинаиды Ивановны о житье-бытье на Райской.

– Скоро два года мы на Райской, – отвечала на расспросы хозяйка дома. – До этого жили в Новохолмске. Работали с мужем в управлении гидрометеослужбы. Мы знали, что кадры тут не держатся. Скука точила молодежь, не помогал и телевизор. Кого в управлении ни уговаривали, все отказывались сюда лететь. А сведения со станции просто бесценны. В конце – концов, начальство обратилось к нам. В ту пору Ленка школу заканчивала. Старшая дочь Светлана замужем. На семейном совете решили втроем махнуть на Райскую. Ленка согласилась сразу. Вначале лиха хлебнули, – призадумалась Зинаида Ивановна, вздохнула, видно, нечто вспомнив из той поры.

Помолчала, и продолжила:

– Ничего, со временем пообвыкли. Работаем все техниками-метеорологами. Лена усиленно штудирует учебники, нынче будет поступать в институт, хочет учиться очно.

– Славная у тебя девочка, – поддержала разговор Степановна. И тоже, вздохнув, сказала: – А у меня школьник, в четвёртый класс ходит, Яшей величать. Забавный мальчонка. Вон и Вася подтвердит. Верно?

– Еще, какой забавный. Прелесть паренёк.

– Проказник ты, Васята. Льстишь. А вообще нашего Васю звать Виссарион, – обращается баба Варя к хозяевам. – Толковый журналист. Ему бы цены не было, да с ленцой.

Стражин залился краской, вытер носовым платком пот. Степановна, видя, как неловко стало Виссариону, перевела разговор на другую тему:

– Да, Зина, вы тут неплохо устроились, уютно, чисто, тепло. Но честно сказать, не знаю, смогла бы сама жить среди гор. На миру и смерть красна. Сдюжить без общества, друзей – трудно же.

– Что возразить на это, – вступил в беседу вошедший в комнату Алексей Игнатьевич. – Когда прилетели сюда принимать станцию, так от вида одного домика можно было впасть в уныние. Старый, щелястый, пока натопишь печь, спина взмокнет. Ничего, летом подбросили на вертолете досок, толь, кой-какой стройматериал. Подновили мы втроём наше общежитие. Теперь хоть куда, живи – не хочу.

Чему-то улыбнулся, продолжил:

– Скучать некогда, у нас работушки вволю. Отдохнув после смены, изучаю окрестности станции. Знаю, где и какое зверье и дичь водятся. На учёте все морошковые болотца. Хандрить нельзя, иначе закиснешь, как ребята до нас. Так и живём, не каемся. Сводки с нашей метеостанции нужны управлению позарез.

Прав Поджидаев, незаменим их труд. Не зря каждые три часа вызывают их станцию на связь. Зашифрованные колонки цифр сообщают синоптикам о видимости, облачности, температуре наружного воздуха. Составляются таблицы наблюдения продолжительности солнечного сияния, о чем говорит лента гелиографа. На метеоплощадке ведётся наблюдение за обледенением проводов, и ещё много чего полезного для себя узнают с этой вершины синоптики. Виссарион представил, каково здесь глубокой зимой, когда шквальный ветер вырывает дверь домика из маленьких нежных рук Лены, швыряя в лицо колющие снежные иглы. Тогда, лишь держась за протянутый трос, можно добраться до метеоплощадки. Они, Поджидаевы, решил Стражин, должны обладать большой силой воли, смелостью, они наедине с немилостивой тут к людям Природой. Иначе разве перенести одиночество среди бесконечной цепи холодных, леденящих душу гор. Засыпая, Виссарион с улыбкой вспомнил, как баба Варя дарила Лене свои махонькие золотые сережки-сердечки. Как засмущалась девушка. Потом словно провалился в бездну. Под утро привиделся сон. Будто оступился он у самой вершины и несёт его по осыпи в пропасть. А на одном из каменных выступов расселся Рантов и, ехидно посмеиваясь, приговаривает: «Туда тебе и дорога. Ишь, ты, втюрился – влюбился. В камнепад тебя! В камнепад!» Хочет Виссарион вырваться из плена каменной осыпи, да сил нет. Еще мгновение – и пропасть. И он во всю глотку кричит: «Лена! Лена!» Открывает глаза, а перед ним и впрямь Лена, поправляет съехавшее с его плеч одеяло.

– Вы звали, Вася?

– Да, во сне. А как вы услышали? – спрашивает спросонья, ничего толком не соображая. – Меня Васей баба Варя зовёт, но и вам можно.

– Не знаю как, обычно, услышала и всё. Спите, ещё рано. Моё дежурство по смене.

– Спасибо, уже выспался. А к вам в дежурку можно?

– Ладно, – шепнула Лена, – но, чур, без спросу ничего не трогать.

Устраиваясь в комнате на табуретке, Стражин поинтересовался:

– Не одиноко тут, Лена? Расскажите о себе.

– Да уже привыкла. Работаю, пишу девчонкам письма, готовлюсь на будущий год поступать в институт. Хлопоты разные по хозяйству. Самая большая радость для нас, когда прилетает вертолет с грузом, или, если забредут летом геологи, иногда туристы. Но это так редко! Летом в горных распадках собираю ягоды, даже грибы попадаются. Ставлю зимой капканы на песцов. Ничего, живём.

– Вы храбрая девушка.

– Ну, уж! Таких метеостанций в стране не счесть. Хотя, естественно, живя тут, мы во многом себе отказываем. Цивилизация касается нас краем крыла, не более. И говорите мне «ты».

– Договорились, и вы мне тоже. Вижу томик Блока.

– Из дома взяла. Впрочем, здесь есть небольшая библиотека. Все, кто тут некогда жил, пополняли её. С ней я быстро расправилась. Не поверишь, дни мчат как угорелые, раз – и нет недели, нет и месяца. Знаешь, – она тихо рассмеялась, и тут же исчезли ночные тени под глазами, – у нас лишь кот Ефим бездельник. Нынче сюда биологи специально мышей завезли, так не успели их толком расселить по парам, как кот всех пожрал. Доволен был. Сейчас опять без дела. Лемминги отсюда далеко. Вечером Ефим смотрит вместе с нами телевизор, а днём бессовестно дрыхнет, или вертится под ногами на кухне. Так вот и поживаем на Райской.

Замечательная девчонка, размышлял Виссарион. Этакую фею черноглазую встретить на вершине горы! О, она, наверное, сумеет постоять за себя. И женой кому-то будет верной, не иначе. Не избалована. Вот бы мне такую! Сердце его сладостно защемило. «У, дундук влюбчивый, – упрекнул себя. – Больно ты ей нужен». Хотел он того или нет, да Лена с каждой минутой овладевала его мыслями. Ему казалось, что лучше этой девушки он не встретит. Быть может, знакомство с ней – это судьба!

– Ой, Вася, – прервала его размышления Лена, – зачем с вами в горы пошла Варвара Степановна? Лица на ней нет. Свернулась в калачик, постанывает, как дитя. Не молоденькая ведь, эк её. А она мне сразу понравилась. Будто вся из доброты соткана. Она словно колодец добра не вычерпанного.

– Так и есть. Все в редакции её любят и зовут бабой Варей.

– Ты, правда, журналист? А другие кто?

– Сейчас турист. Хотя в кармане есть командировочное удостоверение, думаю о вашей семье написать. Баба Варя – машинистка, каких поискать. Её муж Михаил – мастер. Игорь и Женя связисты. Они здесь по делу.

– Интригуешь. Рассказывай, не то рассержусь.

– Не надувай, Федора, щёки! – расхохотался Виссарион. – Ладно, слушай, тетя Лена.

– Это я – тетя Лена! Вот натравлю Ефима, он тебя поцарапает, быстро в чувство приведёт. Или Вьюгу науськаю.

– Сдаюсь. Дело вот в чем. Нашему и соседним районам мешают устойчиво принимать телепередачи эти ваши горы. Большое начальство в области крепко задумалось: строить свой телецентр, или установить несколько ретрансляторов. Один из них на горе Райской. Связисты сделают предварительные расчеты. Как новость?

– Впечатляет. Но коли ретранслятор, то будет и обслуга. Как бы не осели тут надолго мои старики. А мне век куковать на горе не с руки. Молодая больно, ничего ещё толком не видела. Мир охота поглядеть. Я обыкновенная девчонка, мечтаю получить высшее образование. Ну, и какая девушка не думает о семье? Разве вредно об этом мечтать? Я уже соображаю, например, в том, какие предельные возможности может испытать человек, живя среди гор. А это уже немало, это определенный жизненный опыт. Не так ли?

– С этим не поспоришь. Да, Лена, прости ради Христа за некорректный вопрос. А папа тебе родной? Не вижу никаких между вами близких черт. Впрочем, можешь не отвечать. Извини.

Девушка смутилась, её щеки зарделись. Она встала, накинула на плечи тёплый платок. Села на табуретку. Полистала томик Блока.

– Дотошный вы народ, журналисты. В нашей семье не принято говорить о том, что тебя интересует. Но так и быть, времени до конца смены предостаточно. Слушай.