Читать книгу Две поэмы и избранные стихи - Владимир Шумилов - Страница 7

Завод – секретный; в нём – отдел;

учёных лучших пригласили,

мозгами чтоб подшевелили,

и чтобы выправить пробел.

Задача – связь найти в природе

нейронов, тонких струн людских

с полями космоса, в каких

хранится в неизвестном коде

и вся история Земли,

и вехи каждого народа,

и душ бессмертных хороводы,

и мысли всякой земной тли.

Коль скоро обнаружат связь,

возможно нашими умами

контакты завязать с мирами —

хоть всю Вселенную излазь.

Ванюшка бегал на подхвате,

толковый малый под рукой

вдруг стал фигурой ключевой

в изобретённом агрегате.

Садишься в кресло, глух и нем,

наденут на голову «дуру» —

всю в проводках аппаратуру, —

могущественный чудо-шлем.

Плетутся звуков кружева,

а ты приёмником работай,

соединяя ноту с нотой,

в картины, образы, слова,

отцеживая микроволны,

которые идут вразлад,

чтобы создать видеоряд

и кадр фактический и полный.

Так воплощаются мечты:

в машине времени летает

твой мозг, а тело пребывает

в тиши, без всякой суеты.

Плывут по Ладоге челны,

удары вёслами по глади

реки ильменистой – и пряди

за бортом плещущей волны.

А то по волоку с надрывом

дружина русичей везёт

свои ладьи до ближних вод,

до неглубокого пролива,

спускаясь в «греки из варяг»

средь городов и шумных торжищ,

лесов бескрайних, чёрных огнищ.

Сказания из древних саг…

Картины льются чередой,

фиксирует аппаратура

то красоту родной натуры,

то как солдат идет на бой.

Перемежаются виденья:

иль правда, или чей-то сказ —

вот всадник скачет в поздний час,

куда подскажет провиденье;

вот горлица оборотясь

девицей красною предстала;

вот меч добротного закала

вдруг достаёт из ножен князь,

как воин, непоколебим:

сразиться с змеем трёхголовым

и даже смерть принять готов он.

Иван внимательно за ним

следит через свои приборы…

И так прошёл примерно год,

в который затяжной поход

устроил доблестный Суворов.

Бил шведов, строил Петербург,

с народом гнал Наполеона

и, как заправский демиург,

сажал наследников на троны;

освоил Север и Сибирь;

Кавказ; и все пути речные;

всю необъятную Россию

изведал вглубь, изъездил вширь.

Не удавалось обнаружить

среди космических полей

каких-нибудь благих вестей

о тех, кто очень-очень нужен:

о брате – где он? И какой?

Не ищет ли давно Ивана,

родню из Ивановых клана?

И как живёт? И что с сестрой?

И тут задёргался экран,

на мониторе аппарата

увидел собственного брата:

«Пред Вами Иванов Степан;

родился часом в Лебедяни;

воспитывался в детдомах;

в предпринимательских кругах

известный бизнес-горожанин;

владеет в Мудленде землёй,

и банком, скважиной, отелем,

мостом, и нефтяным картелем…».

Помехи, кадры вперебой…

Потом мелькнул другой сюжет:

на фотографии потёртой,

на пирсе брошенного порта,

отец стоит, а рядом – дед.

И, будто, дед живёт в Листвянке.

Потом он схвачен, обвинён,

расстрелян как двойной шпион,

отведав жизни каторжанской.

Когда напали на страну,

семью с детьми угнали немцы;

прошли и голод, и Освенцим;

там все и сгинули в войну.

Остался лишь один отец,

еще мальчишкой; остальные —

мужчины рода, молодые, —

познав и порох, и свинец,

кто был убит, кто стал героем.

Отец уехал в Лебедянь

и без родителей, без нянь

и вырос, и богат семьёю.

Но где был дом – труба стоит.

И новый Иванов, в скитаньях,

с надеждами и ожиданьем,

бездомный путь тот повторит.

А на подносе, сделав круг,

застыло яблоко на блюде,

в той стороне, где Ваня – будет…

Закончилась пора разлук.