Читать книгу И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши - Александр Ноздрачев, А. Д. Ноздрачев, Михаил Пальцев - Страница 34

Через несколько дней после свадьбы мы поехали в деревню к моей старшей сестре. После короткого пребывания у них, отправились к родителям Ивана Петровича в Рязань, где провели неделю. Там я наслушалась строжайших жизненных наставлений и лишена была самых примитивных удобств жизни. Этого Иван Петрович вполне не замечал, как не замечал и жизненных затруднений, из которых выручили нас мои скромные сбережения.

Наконец, приехали мы на дачу, нанятую еще весной Иваном Петровичем в Малой Ижоре. Это было уже в августе. На даче все время прожила нанятая им прислуга. С ней я должна была рассчитаться, так как она не пожелала оставаться на такой скучной даче. И в этом опять выразилась хозяйственность моего супруга.

Зато зажили мы прямо упоительно на полной свободе, вдвоем. Морские купания, продолжительные прогулки по лесу, куда мы уходили, взяв с собой еду на целый день, и бесконечные разговоры по вечерам на нашем маленьком балкончике.

Здесь впервые рассказала я о страхе при посещении меня неизвестным, приходившим ночью в школу, и о ночном путешествии под дождем и пешком с полустанка на станцию.

– Ну, какая ты умница! Напиши ты мне об этом тогда, я бы все бросил и примчался за тобой, – говорил Иван Петрович.

Среди наших бесконечных разговоров я как-то заметила:

– Голубчик, ты знаешь мою страсть к систематизации? Правда, смешное слово?

– Смешное-то смешное, да посмотрим, к чему оно будет приложено.

– Помнишь, моя Киечка уверяла всех, что у меня есть даже особая система для сморкания носа? Вот я теперь и думаю поговорить с тобой о системе нашей будущей жизни. Только верь, я никогда бы не начала этого разговора, если бы ты сам в своих письмах не жаловался мне на отсутствие строгих правил в порядке твоей жизни.

Помнишь, как ты сам просил меня в одном из своих писем взять с тебя обещание под «верь!», что ты не будешь никогда употреблять алкоголя ни в каком виде? Пьющий, по твоим словам, никогда не может не перепить. Вот я и беру теперь с тебя слово под трижды «верь», что ты никогда ничего не будешь пить.

Второе: опять на основании жалоб в твоих письмах о потерянном времени за карточной игрой – беру с тебя обещание отказаться от карт.

Затем считаю, что для сохранения общего времени для серьезных работ мы должны оберегать себя от постоянных приятелей (приятели мои, приятели твои и, наконец, наши общие приятели), которые так охотно идут к нам благодаря нашим веселым, обаятельным характерам. Мы будем принимать гостей только по субботним вечерам. Сами же будем ходить в гости, театры или концерты только по воскресеньям.

Затем, кроме этих правил, я прошу тебя исполнять мои личные желания: 1)перестать грызть ногти: мне это очень неприятно, 2)укоротить свою длинную бороду, 3)мыть по утрам шею и уши, и чистить зубы.

Иван Петрович был в восторге от моей программы и дал мне самые серьезные и твердые обещания неуклонно проводить ее в жизнь.

Надо сказать, что вскоре эта программа подверглась порицанию со стороны Дмитрия Петровича, Егора Егоровича Вагнера и Стольникова. Пришли они однажды к нам вечером и не получили никакой выпивки даже после весьма старательных намеков. Дмитрий Петрович подтвердил мои слова, что у нас в квартире никогда не бывает спиртных напитков. Все были очень поражены. Тут начались общие издевательства над Иваном Петровичем.

– Бедняга Ванька, попал ты в женский пансион! Не годится так охотно ложиться под женский башмак. Ведь от тебя останется одна тряпка и т. д. и т. п. Пойдем-ка лучше с нами, уж мы тебя угостим по-приятельски…

И все же после приятно проведенного вечера напились только чая. Стольников при всех поцеловал мне руку (чего он никогда обычно не делал) и громко заявил:

– Хорошо начало. Продолжайте в таком же духе, и при вашем отношении к Ваньке все пойдет отлично.

Иван Петрович остался очень доволен отзывом Стольникова, так как почитал его сильный ум.

Раза три посетили нас старые друзья. Иван Петрович со Стольниковым вспоминал, как он получил реванш за отзывы о нем моего двоюродного брата. Двоюродный брат мой очень желал, чтобы после окончания курса я хотя бы год прожила у него. Ему, вдовцу, трудно было справляться с детьми.

– Тебе, – говорил он – надо отдохнуть и повеселиться. Будем выезжать и принимать у себя. Ты мне напомнишь мою молодость.

Когда же я заявила, что выхожу замуж и показала ему фотографию Ивана Петровича, то, внимательно посмотрев на портрет, он сказал:

– У нас на шхуне служил доктор, как две капли воды похожий на эту фотографию. Большой был подлец и негодяй.

Тут и припомнил Иван Петрович, как крепко любивший его приятель Стольников отговаривал от женитьбы на мне на основании пословицы – «Бог шельму метит». У меня был шрам над бровью от падения в детстве с лестницы.

* * *

Много мы переговорили с Иваном Петровичем, сидя на нашем балконе в Ижоре. Однажды он сказал:

– Знаешь, я вполне согласен с Орловским, что у тебя действительно есть какой-то магнит, которым ты притягиваешь к себе людей. Например, Стольников. Как он был против моей женитьбы на тебе! А теперь – первый твой друг и ничего не делает без твоего совета. А Егорка при каждой встрече говорит мне: «Ванька, ты в сорочке родился, у тебя не жена, а сокровище».

Скажу тебе откровенно, что это мне даже не нравится!

– Голубчик, неужели ты до сих пор меня не понял? Ведь для меня венчание – великое таинство. И то, что я обещала тебе перед престолом божьим, никогда не нарушу я до самой своей смерти. Тебе я богом отдана и буду век тебе верна! Относительно Стольникова скажу: когда я высказала ему свое мнение о тебе и прибавила, что беру на себя все житейские мелочи, чтобы ты свободно шел по научной дороге, то это сделало нас навсегда друзьями. А с Егор Егорычем с самого начала нашего знакомства нас соединяла общая любовь к поэзии и мое нежное участие в его горе по смерти его жены.

Несколько минут мы просидели молча. Потом Иван Петрович сказал:

– Ведь эти чувства являются у меня совершенно непроизвольно. Забудем все это и по-прежнему будем верить друг другу.