Читать книгу Как во смутной волости - А. Кривич - Страница 6

20 июня 2006 года

Наутро сержант долго и неумело снимал у меня отпечатки пальцев, удивляясь обилию мозолей на руках, сам весь перемазался в краске и меня основательно измазал.

– Отловили уголовника, сверлите дырки для орденов, – не удержавшись, съязвил я, отмывая руки.

– По новым правилам у всех берем отпечатки, – пояснил майор, потом достал из шкафа пакет с изъятыми у меня вещами и передал мне по описи.

– Все цело? – вопросил с гордостью.

– Все, все, – буркнул я, оставаясь в уверенности, что, будь я пьян, от показной милицейской честности не осталось бы и следа.

– Распишись, что претензий к содержанию не имеешь.

Расписался, майор тепло попрощался, наказывая не забывать, не стесняясь пользоваться их гостеприимством, и выпроводил меня за дверь. Сервис закончился, добираться до дома придется своим ходом, я закурил и отправился ловить попутку.

Дома никого не было. Пообедав, я забрался в постель и сразу провалился в тяжелый, без сновидений сон. Проснулся уже в двенадцатом часу ночи, попил чаю и пошел на работу. Здесь все уже знали о моих злоключениях, однако никаких вопросов не задавали, ограничиваясь любопытными взглядами. Пропущенную смену мастер оформил как отпуск за свой счет, не поставив мне прогул – хоть тут все благополучно, прогулы на предприятии означали серьезные материальные потери.

Работа моя заключалась в раскряжевке бревен электропилой по заданному размеру. Обычно мы с тремя помощниками напиливали минут за двадцать необходимое количество кряжа и после этого могли полчаса-час, а то и больше, спокойно отдыхать – назвать такой труд утомительным не повернулся бы язык и у отъявленного лентяя. Наступил период летних отпусков, и бригада моя сейчас состояла из школьников и студентов, желающих во время каникул заработать на мотоцикл, компьютер или что там им еще нужно – «пионеров», как их называл мастер. Работу свою пионеры знали хорошо, уже не первые каникулы посвящали заработкам, нужно было лишь приглядывать, чтобы молодой задор не занес их к травмоопасным механизмам.

Напилив кряжа, мы сидели в своем вагончике и расслаблялись в меру своего разумения, я дремал, двое пионеров играли в карты, третий крутил на мобильном свои любимые мелодии. Одна песня, видимо, особенно брала его за душу, он ставил ее уже пятый раз подряд, и, кажется, до пресыщения было еще далеко. Песня по своей жалостности напоминала воровские романсы: в ней юная мамаша рассказывала своей дочери, что на Чеченской войне убили папу, и столько здесь было вытья и соплей, что делалось тошно, мне как-то ближе слова Гудзенко: «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели». Я встал и вышел под звездное небо. Ночная прохлада приятно бодрила, я решил прогуляться в надежде стряхнуть с себя заботы. Пустые иллюзии. Стоило со слуха исчезнуть песне про убитого папу, как собственные неотвязные мысли заполнили мозг, и избавиться от них не было никакой возможности. В который раз я прокручивал мысленно события недавнего прошлого, пытаясь понять, что же произошло в моей семье, в чем причина раскола. Терять контроль над происходящим я начал еще с осени, к весне мне уже не удавалось объяснить себе поступки домочадцев. Мелкие факты, сами по себе не имеющие значения, занозой застревали в мозгу из-за их неестественности, непривычности, необъяснимости. Один из таких случаев, ясно отпечатавшийся в памяти, произошел седьмого марта.

7 марта 2006 года

После ночной смены спалось плохо, провалявшись в постели часов до двенадцати, я встал с тяжелой головой и резью в глазах. Пока закипал чайник, начал разгадывать японский кроссворд, но сосредоточиться никак не удавалось, лишь после третьей кружки чая в голове начало проясняться.

К этому времени со школьного утренника пришли жена и девочки, в доме сразу стало шумно. Младшая, хохотушка, со смешной важностью хвасталась розочкой с духами, которую ей подарили одноклассники, старшая, серьезная семиклассница, с деланным равнодушием показала свой подарок – красивую узорчатую шкатулочку. Девчонки в праздничных нарядах смотрелись прекрасно, настроение у меня сразу улучшилось, я расспрашивал их о прошедшем утреннике, они наперебой пересказывали подробности. Жена ушла на кухню готовить обед.

Только сейчас я обратил внимание, что шторы на окнах задернуты и в комнате сумрачно, попросил дочек их раздвинуть. Вспомнил, как жена вечером, когда я лег отдохнуть перед работой, старательно закрывала окна шторами. Что с ней случилось? Никогда раньше не водилось за ней такой домовитости, а уж шторы висели незакрытыми месяцами. Да и кому за нами подглядывать?

В это время из школы пришел сын-одиннадцатиклассник, вместе с мальчиками из своего класса он организовывал праздник для девочек. Жена вышла из кухни и начала оживленно расспрашивать его, как прошло торжество, кто как был одет, какое было угощение. Оказалось, что он читал на празднике стихи Пастернака, и жена стала просить его прочитать. Слегка поупиравшись, он довольно сносно продекламировал:

Меня удивила наступившая вдруг тишина. Сын простоял несколько секунд с покрасневшей физиономией, потом, сгорбившись, быстро ушел в свою комнату. Неужели так смутился от стихов о любви? Но ведь он только что читал их на публике и, видимо, не смущался. Жена смотрела ему вслед с непонятным выражением лица и продолжала молчать. А ведь по складу своей натуры, который мне известен достаточно хорошо, она должна сейчас молоть что-нибудь восторженное о качестве стихов и таланте чтеца.

Она ушла на кухню, а я еще некоторое время сидел, пытаясь понять причины столь неестественного поведения.