Читать книгу Люди греха и удерживающие - А. В. Гапоненко - Страница 11

А. Гуляев. «Новый год»

В советское время было много праздников, и порядок проведения каждого из них строго регламентировался.

7 ноября отмечали очередную годовщину Великой Октябрьской революции, положившей начало социалистической государственности. 1 мая – Международный день солидарности трудящихся. В эти дни на Красной площади в Москве и в крупных городах проходили военные парады. Мы все смотрели передачу о параде на Красной площади по телевидению и радовались военной мощи СССР, верили, что враги одолеть нас никогда не смогут. После парадов проходили демонстрации трудящихся.

Я в детстве ходил на демонстрации в праздничной колонне вместе с трудовым коллективом завода «Красный квадрат», на котором работала мама. Дети несли красные шары, надутые водородом, и маленькие красные флажки с золотистыми надписями «7 ноября» или «Мир, труд, май». Взрослые на демонстрации несли транспаранты из красной материи с подобающими моменту лозунгами, а также знамена Латвийской ССР и портреты руководителей республики.

Во время демонстраций почему то всегда светило весеннее или осеннее солнце. Когда мы подходили по Комсомольской набережной к трибуне, на которой стояли руководители республики, комментатор выкрикивал праздничные призывы и поздравлял участников шествия с трудовыми достижениями. Обычно это был Петерис Табунс – тогда радиокомментатор и коммунист, а впоследствии депутат Сейма от одной националистической латышской партии. П. Табунс призывал в советское время участников демонстрации крепко сплотиться вокруг ленинского руководства латвийской компартии то на латышском, то на русском языке. Мы дружно кричали и на те, и на другие призывы «ура!». Всем было очень весело. Вечером проходили праздничные салюты и народные гуляния.

Сравниваю советские демонстрации 7 ноября и 1 мая с демонстрациями 11 ноября и 18 ноября, посвященными образованию нынешней, Второй Латвийской республики. Смысловой упор последних праздников делается их организаторами на ночных шествиях с факелами. Потом участники ночных демонстраций зажигают свечи у стен немецкого Орденского замка. Выходит, что массы народа в праздники поклоняются горящему огню и исполняет при этом какой-то тайный языческий обряд у символа немецкой власти над Ригой в Средние века. Как это относится к главной государственной идее построить «латышскую Латвию» не понятно.

Однако вернемся к советским временам.

Отец рассказывал, что с 1945 по 1947 гг. в СССР широко отмечали День Победы, и он был выходным. Потом парад на этот день отменили, хотя продолжили проводить торжественные заседания правительства, посвященные победе советского народа над фашистской Германией, возлагали цветы к памятникам погибшим воинам и устраивали салют. 9 мая перестал быть выходным днем, но народ устраивал массовые гуляния и поминал всех павших за Победу. Дома у нас друзья отца на эту дату всегда собирались вечером за столом помянуть погибших.

Как я понимаю теперь, И. Сталин после войны испугался роста самостоятельности в принятии решений и популярности бывших боевых командиров в народной среде и стал резко понижать их социальный статус. Маршала Победы Георгия Константиновича Жукова он отправил руководить второстепенным военным округом, ряд значимых генералов, для острастки, репрессировал по пустячным поводам. Празднование Дня Победы повышало авторитет военных командиров, и поэтому от него отказались.

При Н. Хрущеве День Победы также публично не отмечали. Он провел два очень крупных сокращения численности армии и флота, дал команду уничтожить часть военной техники, что вызвало недовольство всего командного состава. В офицерской среде его иначе как Никитка и Кукурузник за демобилизации и уничтожение боеспособного вооружения никто не называл. Куда уж в этих условиях было отдавать на празднике почести воинам победителям?

Только когда руководителем компартии стал Леонид Ильич Брежнев, празднование Дня Победы возобновилось. С 1968 года парад стали проводить уже не 1 мая, а 9 мая, правда, только в юбилейные годы. Л. Брежнев сам воевал, с военными хорошо ладил и совсем их не боялся. При нем утвердили звание «Город-герой», он выступил инициатором возведения большого числа памятных мемориалов, стал выделять из бюджета деньги на поддержку ветеранов войны.

23 февраля мы все отмечали День Советской армии. В школе девчонки поздравляли нас в этот день открытками, как будущих воинов. А 8 марта мы поздравляли одноклассниц с Международным женским днем и тоже дарили им открытки, уже как будущим матерям. Кто кому дарит открытки на праздники в младших классах, определял классный руководитель или староста. В старших классах мы уже дарили открытки, или даже цветы по собственному усмотрению. Однако староста класса внимательно смотрел за тем, чтобы символические подарки на праздник достались всем. Ведь были такие девчонки, которым подарить цветы хотел каждый мальчишка, а были, прямо скажем, «серые мышки». Кстати, по моим наблюдениям, из «серых мышек» выросли потом самые хорошие жены и матери. А избалованные вниманием мальчишек девчонки стали сначала вертихвостками, а потом, практически без перехода, стервозными бабами.

В советское время Рождество Христово, Пасху, другие религиозные праздники официально не отмечали, поскольку они не укладывались в рамки коммунистической доктрины. Видел, как народ ходил на двунадесятые праздники на службу в ближайшую к нашему дому Ивановскую церковь, но сам заходить в нее опасался.

На православное Рождество мама запекала курицу целиком (гусь был для нашей семьи слишком дорогим удовольствием) и тушила капусту, и мы вечером всей семьей с удовольствием поглощали это блюдо, не очень рассуждая о сакральном смысле ужина. На Пасху бабушка Марья Ивановна присылала нам по почте посылку, в которой были освященные в церкви куличи и крашеные яйца. Мы их тоже с удовольствием ели. Тут уж тема воскресения Христа в разговорах дома возникала.

Православные, кстати, больше отмечают именно Пасху, а не Рождество, а у католики и протестанты – наоборот.

Конечно, следование русским кулинарным традициям нельзя было назвать проявлением религиозности в православном духе. Нашей соседкой по дому, например, была тетя Люба Дуко, и она готовила на еврейский Новый год замечательную селедку под шубой и фаршированную щуку. Так мы их тоже с удовольствием ели в гостях, но не становились при этом иудеями.

Главным праздником для детей в советское время был Новый год. Дома устанавливалась пахучая елка, ее украшали блестящими стеклянными игрушками, конфетами с бахромой, завернутыми в цветные бумажки мандаринами, грецкими орехами, окрашенными серебряной краской. Поверху все это укутывали цветным бумажным серпантином и «дождиком». На вершину новогодней елки водружали большую красную звезду, а у основания ставили деда мороза и снегурочку из папье-маше. Под елку же укладывались подарки. Вскрывать свертки с подарками можно было только тогда, когда часы на Спасской башне Кремля били полночь. Поэтому детям в новогоднюю ночь разрешали не спать до полуночи.

Весь новогодний вечер мы смотрели телевизор: сначала художественный фильм, потом праздничный концерт и наконец поздравление руководителя партии советскому народу. Вначале дежурным новогодним фильмом была «Карнавальная ночь» режиссера Эльдара Рязанова с Людмилой Гурченко в главной роли, потом «Ирония судьбы» того же режиссера с Андреем Мягковым и Барбарой Брыльской. Э. Рязанов зачем-то пригласил на роль главной героини польку, видимо, поддался тогдашней интеллигентской моде на все заграничное, точнее полузаграничное. Была такая советская поговорка: «Курица не птица, Польша не заграница».

Вообще телевидение играло тогда в нашей жизни уже большую роль. Абсолютно все смотрели в то время телепередачи «Голубой огонек», «Клуб кинопутешественников», «Клуб веселых и находчивых». Дети продолжали смотреть передачу «Спокойной ночи, малыши!». После «тети Вали» эту передачу стала вести красавица Татьяна Веденеева.

Заканчивал писать книгу, как раз добавил несколько строк про советское телевидение. Устал, соскучился по человеческому общению и пошел на открытие книжной выставки в зале ВТ-1, что находится на о. Кипсала. Встретил там у раздела с российскими книгами радиоведущего Аркадия Кареева, стали вспоминать годы нашего детства. И вдруг он мне говорит: «Смотри, среди организаторов выставки Татьяна Веденеева – помнишь такую красавицу телеведущую?» Я оторопел от того, что мои воспоминания внезапно материализовались, и стал всматриваться в стоявшую невдалеке женщину бальзаковского возраста, перенесшую несколько пластических операций. В ее облике уже очень трудно было уловить черты моего далекого детского идеала. Аркадий заметил мою оторопь и сразу предложил: «Хочешь познакомлю? Она стоит рядом с писателем Виктором Драгунским, которого я хорошо знаю». Подумав немного, я отказался. Зачем проверять идеал на прочность, пожимая руку, болтая ни о чем или даже фотографируясь рядом с ним?

В конце декабря – начале января детям можно было пойти на спектакль, который назывался «Новогодняя елка», и получить там подарок. Подарок представлял собой целлофановый мешочек, туго набитый конфетами, мандаринами и грецкими орехами. Подарок сначала вручали тем, кто мог прочесть стишок или спеть песенку. Песенку на память я знал только одну – «В лесу родилась елочка». Она не народная, как многие думают, а написана поэтом Л. Кудашевой. Для меня было мучением публично спеть пару четверостиший этой песни про печальную судьбу лесной красавицы, и я обычно дожидался конца праздника, когда подарки давали всем детям подряд.

Больше всего мне нравилось ходить на новогодние спектакли в городской Дворец пионеров. Он располагался в здании Орденского замка. Там была самая высокая праздничная елка в городе и выступали «настоящие» Дед Мороз и Снегурочка – артисты ТЮЗа. Еще там сооружали горку из листов жести, по которой дети могли съехать на пятой точке с одного этажа замка на другой.

В новое время детей из Дворца пионеров выгнали взашей – как русских, так и латышей. Орденский замок же передали под резиденцию президента восстановленной Второй республики – Гунтиса Ульманиса.

Недавно в президентском замке произошел страшный пожар. Помещения сильно выгорели, было утрачено много находившихся внутри здания художественных ценностей. Дежурный сержантик еле успел вынести из огня президентский штандарт. Убытки составили десятки миллионов евро.

Волей случая, как раз во время пожара я ехал по Вантовом мосту и из окна машины видел, как из-под крыши близлежащей башни замка вырываются ярко красные языки пламени и поднимаются зловеще-черные клубы дыма. Зрелище было завораживающее и многие водители останавливали свою машину, чтобы им насладиться.

Мне же вспомнилась библейская история про Содом, на жителей которого Господь пролил дождем серу и огонь за грехи их. Жители этого города были склонны к противоестественным совокуплениям, в том числе и со своими детьми, пытались даже насильно овладеть тремя ангелами, пришедшими к ним с инспекционной проверкой. Проверка выявила, что в городе нет десяти праведников, требовавшихся для объявления амнистии. Среди правящей этнократической элиты нашей республики точно так же не было требующего количества праведников и пожар вполне мог быть вызван пролившимся с неба дождем огня и серы. Так, что я постарался побыстрее ретироваться с Вантового моста. Старался даже не оглядываться, чтобы не разделить судьбу жены праведника Лота, которого ангелы вывели с семьей из города. Глазевшая с удовольствием на разразившийся в ее городе пожар жена Лота была, по версии Библии, превращена в соляной столп.

Власти правильных выводов из случившегося не сделали. Последствия пожара ликвидировали, но детям замок не вернули. Жди новых несчастий. Ясно же, что пожар был знак свыше для всей правящей этнократической верхушки Второй Латвийской республики, которая вознамерилась пышно отпраздновать столетие прихода к власти, позабыв о нуждах детей и стариков, мужчин и женщин, русских и латышей. В сложившихся условиях за свою честь и достоинство приходилось опасаться кому угодно, даже ангелам.