Читать книгу Сердце Родины. Серия «Фронт Культуры» - Аджиджиро Кумано - Страница 5

Дождавшись, когда шефа перестанут беспокоить, Марина привычно занесла утренний кофе. Однако Амир Сулейменович даже не заметил этого, напряженно вчитываясь в лежащие на столе истории болезни пациентов палаты №2030 второго хирургического отделения. Они были внушительные от заключений врачей и листочков с анализами, с пачками снимков и дисков, с данными лабораторных исследований.

Несмотря на схожесть медицинской информации, он только сейчас отметил, что пациенты были совершенно разными. Каждый со своей историей и судьбой. Со своим характером и со своими взглядами на жизнь. Но заключение врачебной комиссии было одинаково тоскливо безучастным и пугающе безапелляционным. Каждому из них требовалась трансплантация сердца. Каждому срочно нужен новый пламенный мотор вместо расшатанного нервами, привычками и попустительством разболтанного, старого движка.

Все эти четверо имели абсолютно равные права на оперирование. В золотые для Центра времена можно было не особо заморачиваться очередностью, поскольку поставки шли вовремя, и можно было с уверенностью сказать, что если не сегодня, то завтра новое сердце поступит. Но обрушившиеся на них невзгоды и повсеместная истерика заставили всех, врачей и пациентов, бороться за свое право работать и жить.

Первый из пациентов, писатель Тельман Газизович Султанов, был старым клиентом Центра. На шестом десятке лет он оставался натурой яркой, смелой, творческой, слыл пламенным народным трибуном. Как пациент писатель прошел все мыслимые и немыслимые этапы лечения, но его категоричный подход к жизни не способствовал улучшению здоровья. Поговаривали, случись в стране честные выборы главы государства, Султанов мог бы стать народным кандидатом. Тем временем, желание писателя выразиться тонуло в ежедневной рутине. Литературные произведения Султанова давно не издавали. Вводили запреты. Преследовали. Но он неистовствовал в публицистике. Писал в газеты и журналы, при этом медленно сгорал сам в себе, и каждый публичный порыв оставлял след на горячем сердце Тельмана Газизовича.

Амир Сулейменович вспомнил нашумевшие статьи оппозиционного писателя: «Элита уводит за рубеж народные средства», «Простят ли нефтяные компании предательство Лидера?», «Зеленый передел собственности: что скрывают новые технологии?»

– М-да… Только Султанов может позволить себе такие слова, – усмехнулся директор, – и такие темы.

В этот раз Тельман Газизович поступил в центр экстренно. Врачи Центра буквально вытащили Султанова с того света. И то, что он выжил, можно было считать чудом. Он находился в критическом состоянии. Исаев мог его понять. От писателя внезапно ушла жена. Редко кто из мужчин в таком возрасте может к такому отнестись спокойно. Супруга и боевая подруга в течение десятилетий преданно подставляла свое хрупкое плечо писателю, чье революционное сознание горело на мысленных баррикадах. Почему она вот так и вдруг демонстративно разорвала отношения с супругом? И почему эта ситуация поставила его буквально на грань между жизнью и смертью? Все пытались разгадать эту загадку.

Врачи привели Тельмана Газизовича в чувство и перевели в стационар. В истории болезни поставили отметку: «экстренная трансплантация», но она некстати затянулась. Отпускать его «на волю» никто не решался. Он так и лежал, впитывая в себя грусть и боль общей палаты. Он жутко устал, но пытался шутить и вернуться к своей обычной жизни.

Вторым пациентом палаты №2030 был Артур Гарин. Блогер, айтишник и любимец персонала. Он появился в центре после сильного приступа, и главный врач однозначно вынес решение о включении его в список тех, кому операцию нельзя откладывать.

При этом руководство Центра пошло на совершенно неординарный шаг. Кто-то из молодых сотрудников предложил использовать популярность пациента-блогера, чтобы через него информацию об их деятельности и услугах узнало как можно больше людей.

Артур, мучаясь бездельем в ожидании операции, с радостью бросился участвовать в рекламной кампании Центра с условным названием: «Сердце Бонивура». Он сосредоточенно писал тонны постов на тему трансплантации в социальные сети, о своей готовности лечь на операционный стол ради науки. Писал без устали, поражая многословием и готовностью делиться всем, что происходит у него в палате. Его подписчики узнали подробности больничного меню, сходили с ним в туалет и на уколы, засветились на рентгене и полежали под капельницей. Женская половина Центра была быстро завоевана юным сердцеедом, налево и направо обещавшим краснеющим медсестрам продвижение их страничек в Инстаграме.

Третий пациент пришел сам, проявив трепетно встреченную всеми готовность к полной оплате вперед. И немного сверху. На всякий случай. Давлетгереев Ринат Олегович, предприниматель. Он возглавлял одну из крупнейших строительных компаний Квазистана. Когда кого-то интересовали подробности, Давлетгереев лишь отмахивался и говорил: «Да строим мы… в основном школы, поликлиники…».

Когда Давлетгереев появился, то выглядел совершенно уставшим от жизни человеком. Было видно, что он многого достиг, но каждое достижение сказалось маленьким рубцом на его сердце.

Он не обладал «писательской» способностью впадать в уныние, и не пытался как блогер получить все «на халяву», так что сразу завоевал всеобщее уважение. Казалось бы, Давлетгереев мог требовать к себе особого отношения, ведь он за все платил вперёд, особо не вникая в детали. Но Ринат Олегович оказался человеком простым, сразу отказался от ВИП-палаты. Амир Сулейменович понял, что большое и доброе сердце бизнесмена устало переживать. Чувствовалось, что ему нужны отдых и новые силы, мир обычных вещей и простого общения. Предприниматель перепоручил все дела помощникам и стал тихо следовать обычному больничному распорядку: послушно ходил на процедуры, сидел в очередях, проводя время в разговорах со стариками.

Четвёртый пациент палаты №2030 – Тимур Алиханович Тарханов – поступил в Центр по государственной квоте. Появился тихо, несмотря на то, что был известным чиновником и импозантным мужчиной, положительно выделявшимся на фоне офисного планктона Нуркента. Те, кто интересовался политикой «высоких коридоров» знали, что Тимур Алиханович слывёт восходящей звездой политики, и состоит на особом счету у руководства страны.

Между тем, Тарханов, как дисциплинированный госслужащий, послушно обходил всех врачей, с готовностью показывая справки из различных больниц и клиник. Его история болезни была самой исчерпывающей и хранила всевозможную информацию о сорокапятилетнем пациенте.

Интуиция работника госучреждения подсказала директору Центра, что поступивший к ним вице-министр энергетики часто задумывается о своем предназначении, о возможностях и реальных потребностях. Достигнув высот государственной службы, Тарханов стал размышлять о сути вещей. Он был на пороге больших внутренних изменений. Либо головокружительного рывка наверх, что требовало качественных изменений, либо тихого превращения в тех, кто говорит: «живем для детей…», «может, им лучше будет…», и просматривают каталоги зарубежных вузов, чтобы отправить потомков подальше от карающего отечественного образования. Забывая про себя. Про то, что еще на что-то способен.

Сам Тимур Алиханович, несмотря на свой высокий пост, моментально обрел имидж скромного и, как у нас любят говорить, «обычного человека». Вначале он показался всем скучным, даже занудным. Через неделю все с удивлением обнаружили, что ни один пожилой пациент клиники не оказался вне его заботливого внимания. Он много беседовал с ними о жизни, об их семьях, порой и о Боге. Чувствовалось, что он искал какие-то смыслы, время от времени погружаясь в книги, которые были сложены аккуратной и внушительной стопкой на его тумбочке.

Амир Сулейменович закрыл последнюю папку. В задумчивости он подошел к окну и отрешенно уставился на безликий город, который жил своей безмятежной жизнью за бетонным забором Центра. Только биллборд, стоявший прямо напротив его окна, ярко бросался в глаза, призывая достойно встретить очередной партийный съезд. Кажется девятнадцатый. А хотелось уже увидеть двадцатый.

«Кто из этих четверых больше всего нуждается в трансплантации? – думал руководитель Центра, ведь для каждого это был вопрос жизни, а может и смерти, – Чья же сейчас очередь жить?».

Формально должен был вступить в силу принцип очередности. На первый взгляд все просто – кто первый, тому и преимущество, но Амир Сулейменович понимал, что решение будет трудным. Он вытащил из шкафа редко надеваемый белый халат и вышел в приёмную.

– А день-то, какой хороший… И пройдёт мимо нас с вами! – директор улыбнулся привставшей Марине.

Секретарша понимающе улыбнулась, глядя, как начальник выходит в коридор.