Читать книгу Немой свидетель - Агата Кристи - Страница 7

Описанные выше события я узнал, естественно, значительно позднее. Но подробно расспросив разных членов семьи, по-моему, я изложил предысторию вполне точно.

Мы с Пуаро занялись этим делом как раз благодаря письму, полученному от мисс Аранделл.

Я отлично запомнил тот день. Письмо доставили жарким и душным утром в конце июня.

Проверяя утреннюю корреспонденцию, Пуаро с привычной педантичностью совершал давно сложившийся ритуал. Беря каждое письмо, он тщательно изучал конверт, потом аккуратно вскрывал его ножом для разрезания бумаги. Содержимое конвертов внимательно прочитывалось, и каждое письмо отправлялось в одну из четырех стопок, выложенных на столе за чашкой с шоколадом. (На завтрак Пуаро неизменно пил шоколад – отвратительная привычка.) И такой утренний ритуал исполнялся почти с машинальной методичностью!

Точно так же произошло и в данном случае, разве что однажды пристальное внимание к чьему-то посланию слегка замедлило ритм раскладки.

Я сидел возле окна, поглядывая на проезжающие по улице автомобили. Недавно вернувшись из Аргентины, я с особым волнением воспринимал суматошное движение лондонской жизни.

Повернув голову, я с улыбкой заметил:

– Пуаро, в качестве скромного Ватсона я рискну сделать один логический вывод.

– Очаровательно, друг мой. И какой же?

Приняв соответствующую случаю позу, я напыщенно заявил:

– Сегодня утром вы получили одно необычайно заинтересовавшее вас письмо!

– Браво, вы можете соперничать с самим Шерлоком Холмсом! Да, вы совершенно правы.

– Вот видите, Пуаро, – рассмеявшись, добавил я, – как хорошо я изучил ваши привычки. Если вы перечитываете письмо, то сие означает, что оно вызвало особый интерес.

– Да, Гастингс, вот посудите сами.

И мой друг, улыбнувшись, передал мне то самое распечатанное письмо.

Весьма заинтригованный, я взглянул на него, но через мгновение слегка скривился. Убористый неразборчивый почерк свидетельствовал о старомодном стиле отправителя, и к тому же послание занимало целых две страницы.

– И мне обязательно надо все это прочесть, Пуаро? – жалобно спросил я.

– Ах, нет, никакого принуждения. Разумеется, необязательно.

– Может, вы сообщите мне, о чем тут говорится?

– Я предпочел бы, чтобы вы сделали собственное заключение. Но не беспокойтесь, если вам не хочется затрудняться.

– Нет-нет, мне просто хочется понять, о чем там речь, – поспешно возразил я.

– Едва ли вы поймете, – сухо заметил мой друг. – В сущности, это послание совсем ничего не проясняет.

Месье Эркюлю Пуаро

Уважаемый сэр!

После долгих сомнений и колебаний я решилась написать (последние два слова перечеркнуты и написаны новые) набралась мужества написать вам в надежде, что вы сумеете помочь мне в деле сугубо личного характера (слова «сугубо личного» подчеркнуты трижды). Признаюсь, что ваше имя мне небезызвестно. О ваших талантах упомянула мисс Фокс из Эксетера, и хотя мисс Фокс тоже не знакома с вами лично, но жена ее брата (чье имя, простите, я не могу назвать, никак не припомню) в высшей степени одобрительно отзывалась о вашей доброжелательности и осмотрительности («в высшей степени одобрительно» подчеркнуто одной линией). Я не спрашивала, разумеется, о том, какого рода («какого рода» подчеркнуто) расследование вы проводили для нее, но со слов мисс Фокс поняла, что дело имело тягостный и конфиденциальный характер (последние четыре слова подчеркнуты жирной линией).

Я оторвался от чтения этих закорючек.

– Пуаро, мне продолжать разбираться? – спросил я. – Она когда-нибудь доберется до сути?

– Продолжайте, друг мой. Терпение.

– Терпение! – проворчал я. – Такое впечатление, что паук искупался в чернильнице, а потом отправился в долгую прогулку по листу почтовой бумаги! Помнится, моя двоюродная бабушка Мэри строчила мне письма примерно такими же каракулями!

И я вновь углубился в расшифровку послания.

Попав сейчас в затруднительное положение, я вдруг подумала, что, возможно, вы согласитесь предпринять для меня жизненно необходимое расследование. Дело таково, как вы без труда поймете, что требует крайней осмотрительности и, вероятно, в сущности, едва ли мне стоит даже упоминать, насколько искренни мои надежды и мольбы («мольбы» подчеркнуто дважды) о том, чтобы возникшие у меня ужасные подозрения объяснились совершенно невинно. Порой люди склонны придавать слишком большое значение фактам, кои могут иметь совсем другое, весьма тривиальное объяснение.

– Не хватает какого-то листа? – озадаченно пробормотал я.

– Нет-нет, всего хватает, – усмехнулся Пуаро.

– Но такое окончание не имеет никакого смысла. О чем, собственно, она говорила?

– Continuez toujours…[4]

– «Дело таково, как вы без труда поймете…» Нет, это я уже читал. Ах, вот еще новые строчки. – И я углубился в чтение.

В данных обстоятельствах мне решительно не с кем посоветоваться у нас в Маркет-Бейсинге (я глянул на обратный адрес: графство Беркшир, Маркет-Бейсинг, Литлгрин-хаус), но в то же время вы, естественно, поймете, насколько я встревожена («встревожена» подчеркнуто). За последние дни я не раз упрекала себя в чрезмерном воображении («воображение» подчеркнуто трижды), но тревога моя продолжала нарастать. Возможно, я придаю неуместно большое значение тому, чему на поверку найдется пустяковое объяснение («пустяковое» подчеркнуто дважды), но меня не покидает ощущение смутной опасности. Я четко понимаю, что мне необходимо окончательно разрешить все сомнения. Тревога выматывает мою душу и наносит ущерб здоровью, и я пребываю в сложном положении, поскольку не могу никому здесь довериться («никому здесь» подчеркнуто жирными линиями). По здравом рассуждении вам, конечно, может показаться, что мои смутные опасения не стоят выеденного яйца. Фактической ситуации, возможно, найдется самое невинное объяснение («невинное» подчеркнуто). Тем не менее, каким бы обыденным ни казался этот несчастный случай с мячиком моего питомца, я испытываю все большие сомнения и опасения. И поэтому мне крайне желательно узнать ваше мнение и рекомендации по данному делу. Надеюсь, вы не откажете мне в любезности и сообщите, какое вас устроит вознаграждение и что вы посоветуете мне предпринять в данной ситуации?

Должна подчеркнуть еще раз, что никто здесь не знает о моих подозрениях. Известные мне факты кажутся на редкость простыми и незначительными, но здоровье мое пошатнулось, и я лишилась привычного самообладания. Я уверена, что беспокойство такого рода весьма плачевно сказывается на моем состоянии, и чем больше я размышляю о случившемся, тем глубже осознаю, что мои подозрения оправданны и никакой ошибки тут быть не может. Разумеется, я не могу и помыслить о том, чтобы поделиться ими с кем-то из моего ближайшего окружения. Надеюсь как можно скорее получить ваш совет по данному делу.

С совершенным почтением,

Эмили Аранделл

Я перевернул листы и пробежал пристальным взглядом по каждой странице.

– Но, Пуаро, – недоуменно произнес я, – что все это значит?

– Что именно вы имеете в виду? – пожав плечами, спросил мой друг.

Я раздраженно похлопал пальцами по страницам:

– Что это за особа? Почему не могла эта миссис… или мисс Аранделл…

– Скорее всего, «мисс». Стиль письма выдает типичную старую деву.

– Да, – согласился я, – настоящую нервную старую деву. Почему она не могла прямо написать, в чем, собственно, заключаются ее подозрения?

– Как говорится, – вздохнул Пуаро, – прискорбный недостаток использования порядка и методики в умственном процессе, а когда недостает порядка и методики, Гастингс…

– Вы совершенно правы, – поспешно вставил я. – Работы маленьких серых клеточек практически не заметно.

– Я бы так не сказал, друг мой.

– А я скажу. Какой смысл в написании столь бестолкового письма?

– Минимальный, верно, – признал Пуаро.

– Целых две страницы пустой болтовни, а толком ничего не сказано, – продолжил я. – Вероятно, какая-то неприятность приключилась с ее объевшейся комнатной собачонкой – страдающим одышкой мопсом или скулящим пекинесом! – Я с любопытством взглянул на своего друга. – И однако же вы дважды прочли ее послание. Право, не могу понять, Пуаро, причин вашей заинтересованности.

– Вы, Гастингс, – с улыбкой откликнулся Пуаро, – вероятно, отправили бы его прямиком в мусорную корзину?

– Боюсь, так с ним и следует поступить, – подтвердил я, недоуменно уставившись на письмо. – Полагаю, я, как обычно, плохо соображаю, но не могу заметить ничего занятного в данном послании!

– Тем не менее в нем есть один крайне важный момент, и он сразу меня заинтриговал.

– Погодите! – воскликнул я. – Ничего пока не говорите. Дайте-ка я попробую сам его отыскать.

Очевидно, я повел себя глупо, но во мне проснулся какой-то мальчишеский азарт. Я еще раз вдумчиво перечитал каракули. И в итоге удрученно покачал головой:

– Нет, ничего стоящего не заметил. Я понял, что старая дама переполошилась, но ведь это свойственно большинству подобных особ! Возможно, дело совсем пустяковое или, напротив, весьма сложное, но я не понимаю, по каким признакам вы склоняетесь к сложному варианту. Разве что ваша интуиция…

Пуаро сделал протестующий жест:

– Интуиция! Вы же знаете, как мне не нравится это слово. «Шестое чувство подсказывает мне…» – такой ведь ответ вы подразумеваете? Jamais de la vie![5]Я склонен рассуждать логически. Задействовать маленькие серые клеточки. В этом письме есть один серьезный момент, который вы, Гастингс, даже не удостоили вниманием.

– Ну ладно, – устало сказал я. – Сдаюсь.

– Сдаете? – переспросил Пуаро. – Что сдаете?

– Я сам сдаюсь, выражение такое. В том смысле, что я предоставляю вам право порадоваться, сообщив мне, где я сглупил.

– Не сглупили, Гастингс, а просто проявили невнимательность.

– Неважно, покончим с этим. Так что же за интересный момент? Полагаю, что «несчастный случай с мячиком питомца» никак не мог вас заинтересовать!

Пуаро не счел нужным ответить на мою остроумную реплику.

– Интересной мне представляется дата.

– Дата?

Я взял письмо. В верхнем левом углу страницы было написано: «17 апреля».

– М-да, – задумчиво протянул я. – Действительно странно… Семнадцатое апреля.

– А сегодня у нас двадцать восьмое июня. C’est curieux, n’est ce pas?[6]То есть прошло больше двух месяцев.

Я с сомнением покачал головой:

– Вероятно, это не означает ничего особенного. Простая ошибка. Задумалась старушка и вместо «июня» написала «апрель».

– Даже в этом случае с тех пор прошло десять или одиннадцать дней – странный факт. Но на самом деле ошибаетесь именно вы. Взгляните на цвет чернил. Это письмо написано больше десяти или одиннадцати дней назад. Нет, дата «семнадцатое апреля» не подлежит сомнению. Но вот почему письмо не отправили?

Я пожал плечами:

– Обычное дело. Старушка передумала его отправлять.

– Тогда почему же она не уничтожила конверт? Почему хранила его больше двух месяцев и отправила только теперь?

Признаюсь, на такой вопрос у меня не нашлось ответа. Более того, я не смог придумать никакого более или менее удовлетворительного объяснения.

– Понимаете, – кивнув, продолжил Пуаро, – в том-то и дело! Да, это, бесспорно, загадка.

– Так вы собираетесь ей ответить? – спросил я.

– Oui, mon ami[7].

Тишину в гостиной нарушал лишь скрип пера Пуаро. Утро стояло жаркое, даже душное. Из окна доносился запах пыли и гудрона.

Пуаро поднялся из-за стола с готовым письмом в руке. Открыв ящик, он достал квадратную коробочку и извлек оттуда почтовую марку. Увлажнив ее специальной миниатюрной губкой, он уже приготовился наклеить марку на конверт.

Но вдруг замер с маркой в руке и энергично тряхнул головой.

– Нет! – воскликнул он. – Пожалуй, так действовать нельзя.

Пуаро разорвал свое послание и выбросил его в мусорную корзину.

– Совсем не так надо браться за это дело! Необходимо ехать, друг мой.

– Вы надумали ехать в Маркет-Бейсинг?

– Точно. А почему бы и нет? Стоит ли нам сегодня задыхаться от духоты в Лондоне? Разве не приятнее подышать свежим деревенским воздухом?

– Ладно, коли на то пошло, – одобрительно заметил я. – Может, поедем на машине? Недавно я приобрел подержанный «Остин».

– Отличная идея. Роскошный день для загородной поездки. Вряд ли даже понадобится теплое кашне. Достаточно летнего пальто, шелкового шарфа…

– Дорогой мой, вы же не на Северный полюс собираетесь! – удивленно запротестовал я.

– Дабы не подхватить простуду, следует соблюдать осторожность, – менторским тоном изрек Пуаро.

– В такой жаркий день?

Невзирая на мои возражения, Пуаро предпочел облачиться в желтовато-коричневое легкое пальто и замотать шею белым шелковым шарфом. После того как он аккуратно высушил увлажненную марку на промокательной бумаге, мы вместе вышли из комнаты.