Читать книгу Горе невинным - Агата Кристи - Страница 4

Подобное заявление должно было бы потрясти слушателей. Однако оно скорее оставило их равнодушными. Калгари рассчитывал столкнуться с проявлением волнения – невероятного, смешанного с недоверием счастья, – с начавшимися расспросами…

Ничего подобного не последовало. В глазах его собеседников царили недоверие и подозрительность. Гвенда Вон хмурилась. Эстер смотрела на него круглыми глазами. Впрочем, это можно было посчитать естественным – подобное утверждение трудно воспринять с ходу.

Лео Эрджайл нерешительно проговорил:

– Доктор Калгари, вы хотите сказать, что согласны с моей точкой зрения? Вы считаете, что он не отвечал за свои действия?

– Я считаю, что он этого не делал! Вы способны это понять? Или это вам не по силам? Он не убивал. Он не мог этого сделать. Лишь по чрезвычайно неудачному стечению обстоятельств он не смог доказать свою невиновность. Это мог сделать я.

– Вы?

– Это я подвозил его на машине.

Он произнес эти слова настолько просто, что на какое-то мгновение никто не мог поверить своим ушам. Однако прежде, чем собеседники его пришли в себя, течение разговора прервалось. Открылась дверь, и в библиотеку вошла женщина, встречавшая его в прихожей. Она сразу взяла быка за рога.

– Я тут проходила мимо и слышала, как этот человек говорит, что Джеко не убивал миссис Эрджайл. Почему он так говорит? Откуда ему знать?

Лицо ее, только что казавшееся ожесточившимся и воинственным, вдруг дрогнуло.

– Я тоже должна все слышать, – проговорила она жалобным голосом. – Я не могу оставаться снаружи, в полном неведении.

– Конечно же, Кирсти. Вы тоже член семьи. – Лео Эрджайл представил ее: – Мисс Линдстрём, доктор Калгари… Доктор Калгари говорит невероятные вещи.

Шотландское имя Кирсти озадачило Калгари. Женщина превосходно владела английским, однако в голосе ее угадывалась слабая иноземная интонация. Она заговорила полным обвинения тоном:

– Вам не следовало приходить сюда и говорить подобные вещи… нельзя расстраивать людей. Они пережили большое горе. И теперь вы огорчаете их подобными новостями… Все, что случилось, случилось по воле Божьей.

Привычное для такого утверждения самодовольство произвело на Артура неприятное впечатление. «Должно быть, – подумал Калгари, – эта особа принадлежит к числу тех отвратительных людей, которых радует всякое несчастье. Что ж, лишу тебя этого удовольствия».

Он продолжил сухой и быстрой скороговоркой:

– Без пяти семь в тот день я подсадил в свой автомобиль молодого человека, голосовавшего на шоссе Редмин – Драймут. Я отвез его до Драймута. Мы разговаривали по пути. Он показался мне симпатичным и обаятельным юношей.

– Джеко, несомненно, обладал особым обаянием, – согласилась Гвенда. – Все находили его привлекательным. Его подводил характер. Да и жизнь испортила его, – задумчиво добавила она. – Однако люди заметили это не сразу.

Мисс Линдстрём повернулась к ней и с возмущением выпалила:

– Нельзя так говорить о мертвых!

Лео Эрджайл несколько резковатым тоном проговорил:

– Прошу вас, доктор Калгари, продолжайте. Что помешало вам вовремя объявиться?

– Да! – Эстер задохнулась от негодования. – Почему вы увильнули… остались в тени? Мы публиковали объявления в газетах. Как вы могли оказаться таким злым, таким эгоистичным…

– Эстер… Эстер… – осадил ее отец. – Доктор Калгари все еще рассказывает нам свою историю.

Калгари посмотрел на девушку в упор.

– Я слишком хорошо понимаю ваши чувства. И знаю, что именно ощущаю… что буду чувствовать до конца своих дней… – Взяв себя в руки, он продолжил: – Итак, в тот вечер движение на дороге было очень оживленным. И я высадил этого неизвестного мне молодого человека в центре Драймута уже много после половины восьмого. Что, как я понимаю, полностью оправдывает его, поскольку полиция совершенно определенно заключила, что убийство было совершено между семью и половиной восьмого.

– Да, – проговорила Эстер. – Но вы…

– Пожалуйста, потерпите. Чтобы вы все поняли, мне придется чуточку вернуться назад. Перед этим я два дня гостил в Драймуте, в квартире моего друга. Сам этот человек, моряк, в это время находился в море. Он также предоставил мне свою машину, которую держал в частном гараже. В тот самый день, девятого ноября, я должен был возвратиться в Лондон. Я решил отправиться вечерним поездом, а днем посетить старую нянюшку, любимицу нашей семьи, жившую в маленьком домике в Полгарте, примерно в сорока милях к западу от Драймута. Свою программу я выполнил.

Уже не крепкая памятью ветхая старушка узнала меня и была очень рада моему посещению… она совершенно разволновалась, потому что прочитала в газетах, что я «отправляюсь на полюс», как она выразилась. Я не стал особо задерживаться у нее, чтобы не утомлять старую женщину, и на обратном пути решил не возвращаться в Драймут по прямой прибрежной дороге, по которой ехал туда, а сделать крюк на север, чтобы посетить старого каноника Пизмарша, в библиотеке которого хранились некоторые очень редкие книги, в частности ранний трактат по навигации, отрывок из которого я хотел скопировать. Почтенный годами джентльмен отказывается заводить в своем доме телефон, который считает дьявольской выдумкой, как, кстати, и радиоприемники, телевизоры, кинофильмы и реактивные самолеты, посему мне приходилось рассчитывать на удачу. Мне не повезло. Дом его был заперт – каноник очевидным образом куда-то отлучился. Какое-то время я провел в кафедральном соборе, a потом повернул назад в Драймут по главной дороге, таким образом, завершая третью сторону треугольника. Я ощущал, что у меня достаточно времени для того, чтобы забрать свой чемодан из квартиры, возвратить автомобиль в гараж и сесть в поезд.

Как я уже говорил, по пути я подобрал незнакомого мне молодого человека и, высадив его в городе, закончил собственную программу. Оказавшись на вокзале, я решил, что располагаю некоторым запасом времени, a потому вышел из вокзала на главную улицу, чтобы купить сигарет. Когда я переходил улицу, из-за угла на скорости выскочил грузовик и сбил меня. Согласно свидетельствам прохожих, я поднялся на ноги целым и вполне нормальным. Сказал, что со мной всё в порядке, что мне нужно успеть на поезд, и поспешил вернуться на вокзал. Но когда поезд прибыл в Паддингтон, я был уже без сознания, и меня на «Скорой» отвезли в госпиталь, где обнаружили, что я получил сотрясение мозга… Полагаю, что подобный запаздывающий эффект не является чем-то необычным.

Когда спустя несколько дней я пришел в себя, оказалось, что я не помню ничего ни о несчастном случае, ни о возвращении в Лондон. Последним, что сохранилось в моей памяти, было посещение моей старой нянюшки в Полгарте. После этого у меня в голове оказалась полная пустота. Меня обнадежили тем, что подобная ситуация не так уж редка. Не было никаких причин предполагать, что эти забытые часы моей жизни имеют какое-то значение. Никто, ни сам я, ни кто-то еще не мог даже предположить, что я проезжал в тот вечер по дороге Редмин – Драймут.

До моего отбытия из Англии оставалось немного времени. Я оставался в госпитале, в полном покое, без всяких газет. После выписки я немедленно поехал в аэропорт, чтобы отправиться в Австралию и там присоединиться к экспедиции. Существовали некоторые сомнения в том, что я остался физически годным для участия в работах, но вскоре я все уладил. Собственные приготовления и тревоги не позволяли мне тратить время на сообщения об убийствах, ну, а кроме того, после ареста подозреваемого общественное волнение улеглось, и к тому времени, когда дело дошло до суда и начались подробные публикации, я уже находился на пути в Антарктиду.

Калгари умолк. Все молча ожидали продолжения рассказа.

– Открытие мне довелось совершить примерно месяц назад, после возвращения в Англию. Мне потребовались старые газеты для упаковки образцов. И моя хозяйка извлекла стопку таковых из своей кладовки. Расстелив одну из них на столе, я увидел на листе фотографию молодого человека, лицо которого показалось мне знакомым. Я попытался вспомнить, где встречал его и кто он. Мне это не удалось, однако самым странным образом я вспомнил сам разговор с ним – речь шла об угрях. Сага о жизни угря заинтриговала его. Но когда? И где? Я прочитал столбец; оказалось, что молодого человека звали Джеком Эрджайлом, его обвинили в убийстве. Также он сообщал полиции, что его подвозил мужчина в черном седане.

И тут вдруг память об утраченном куске моей жизни разом вернулась ко мне. Это я подсадил в машину изображенного на фото молодого человека и довез его до Драймута, расстался с ним в центре города и вернулся в квартиру… перешел через улицу, чтобы купить сигарет. Я вспомнил даже сбивший меня грузовик… но после этого ничего, полная пустота до пробуждения в госпитале: я ничего не помнил о том, как вернулся на вокзал, как ехал в поезде до Лондона. Я читал и перечитывал заметку. Суд состоялся больше года назад, дело успели практически забыть. «Это тот самый молодой человек, который прикончил свою мать, – сумела припомнить моя хозяйка. – Не знаю, что там было дальше – наверное, его повесили». Я прочитал газеты за имевшие отношение к делу числа, а потом отправился в контору «Маршалл и Маршалл», осуществлявшую защиту обвиняемого на суде. Там я узнал о том, что опоздал и не смогу освободить несчастного от тюрьмы, так как он умер от пневмонии. И хотя восстановить справедливость в его отношении уже не представлялось возможным, можно было очистить от обвинения его имя. Вместе с мистером Маршаллом мы посетили полицию. Дело доложили государственному обвинителю. Маршалл не сомневался, что тот представит его министру внутренних дел. Конечно, вы получите от него официальное отношение. Он задержался с ним лишь потому, что я хотел первым известить вас. Я ощутил, что это одновременно моя обязанность и испытание, через которое я не могу не пройти. Понимаете ли, я никогда не избавлюсь от ощущения своей вины. Если б только я более внимательно переходил улицу… – Калгари смолк. – Я понимаю, что ваши чувства ко мне не могут быть дружественными – пусть с технической точки зрения я невиновен, – все вы имеете полное право обвинять меня.

Гвенда Вон проговорила с теплой и дружественной интонацией:

– Что вы, нам не в чем винить вас. Просто так вышло… Невероятное, трагичное стечение обстоятельств – и ничего более.

– А там вам поверили? – спросила Эстер.

Калгари с удивлением посмотрел на нее.

– Там, в полиции – поверили вам? Что, если вы все придумали?

Артур против желания улыбнулся.

– Я – очень надежный свидетель, – негромко проговорил он. – У меня нет никакого личного интереса в этом деле, a кроме того, они очень внимательно подошли к расследованию… запросили в Драймуте медицинские и прочие свидетельства. Ну конечно, Маршалл был осторожен, как и положено адвокату. Он не хотел пробуждать в вас надежды до тех пор, пока не будет уверен в успехе.

Шевельнувшись в своем кресле, Лео Эрджайл впервые заговорил:

– Что именно вы имеете в виду под словом «успех»?

– Прошу прощения; действительно, это слово здесь неуместно. Ваш сын был обвинен в преступлении, которого он не совершал, был отдан под суд и осужден… умер в тюрьме. Справедливость в его отношении восстановить невозможно. Однако ошибку правосудия необходимо по возможности исправить. Министр внутренних дел, по всей видимости, посоветует королеве даровать ему полное прощение.

Эстер расхохоталась.

– Прощение за то, чего он не совершал?

– Понимаю. Терминология всегда подводит нас. Однако, насколько я понимаю, обычай требует того, чтобы в Палате общин сделали запрос, из ответа на который будет следовать, что Джек Эрджайл не совершал того преступления, за которое был осужден, и об этом факте будет объявлено в газетах.

Калгари умолк. Все вокруг молчали. Услышанное, по его мнению, явно потрясло присутствующих. Впрочем, потрясение, рассудил он, должно быть радостным.

Артур поднялся на ноги.

– Боюсь, – объявил он нерешительным тоном, – что больше мне сказать нечего… Незачем повторять, насколько мне жаль, что обстоятельства сложились столь неудачно, и снова просить вашего прощения – все это вы уже слышали. Трагедия, окончившая жизнь Джека, омрачила и мою собственную. Но, по крайней мере, – в голосе его прозвучала просьба, – это кое-что значит – знать, что он не совершал свой жуткий поступок, что его имя – ваше имя – будет оправдано в глазах света…

Если он надеялся получить ответ, такового не последовало.

Лео Эрджайл горбился в кресле. Гвенда вглядывалась в его лицо. Эстер смотрела перед собой округлившимися трагическими глазами. Мисс Линдстрём что-то пробурчала себе под нос и покачала головой.

Остановившись в беспомощности у двери, Калгари посмотрел на них.

Ситуацией распорядилась Гвенда Вон. Подойдя к нему, она положила ладонь на его руку и негромко проговорила:

– Уходите, доктор Калгари. Потрясение оказалось слишком сильным для них. Им необходимо время, чтобы прийти в себя.

Кивнув, Артур вышел. На лестничной площадке к нему присоединилась мисс Линдстрём.

– Я выпущу вас, – проговорила она.

Оглянувшись за закрывавшейся дверью, Калгари заметил, что Гвенда Вон опустилась на колени перед креслом Лео Эрджайла, и несколько удивился этому.

Перед ним на площадке караульным застыла мисс Линдстрём, отрывистым тоном проговорившая:

– Вам не вернуть его к жизни. Так зачем же вы обрушили на них все эти переживания? Они уже успокоились, забыли обо всем этом… Теперь они будут страдать. Всегда лучше оставить старые раны в покое.

В голосе ее слышалось неудовольствие.

– Следует восстановить его доброе имя, – возразил Артур Калгари.

– Благие намерения!.. Всегда-то они хороши. Но вы не думаете о том, что все это значит. Мужчины никогда не думают. – Она топнула ногой. – Я люблю их всех. Я пришла сюда в сороковом году, чтобы помочь миссис Эрджайл, – когда она затеяла детский сад для детей, чьи дома были разрушены бомбежкой. Чем их можно было утешить?.. Все делалось ради детей. Это было почти восемнадцать лет назад. Но и теперь, после ее смерти, я остаюсь в этом доме, чтобы приглядывать за ними… следить, чтобы в доме было чисто и уютно, чтобы все хорошо ели. Я люблю их всех – да, я люблю их… и Джеко – пусть он и был безнравственным человеком! O да, я любила его. Пусть он и был негодяем!

Мисс Линдстрём резким шагом направилась прочь. Было похоже, что она забыла о своем намерении проводить его до двери. Калгари неторопливо спускался по лестнице. И когда он возился с непонятным замком на двери, за спиной его на лестнице прозвучали легкие шаги. Это спускалась Эстер. Отодвинув задвижку, она выпустила Калгари из дома. Он остановился, посмотрев на нее в полном недоумении, не понимая, откуда взялся этот трагический и укоризненный взгляд.

– Зачем вы пришли сюда? – проговорила она едва слышным голосом. – Боже, зачем вы это сделали?

Артур беспомощно посмотрел на нее.

– Не понимаю вас. Разве вы не хотите, чтобы память вашего брата очистилась от вины? Не хотите, чтобы в его отношении было восстановлено правосудие?

– Ах, вот оно что – правосудие! – Женщина словно швырнула это слово в лицо Калгари.

– Не понимаю… – повторил он.

– Вам нужно правосудие! Зачем оно теперь Джеко? Он мертв. Теперь важен не Джеко! Не Джеко, а мы!

– Что вы хотите сказать?

– Теперь важно не кто виноват. А кто не виноват. – Она схватила его за руку, впилась в нее пальцами. – Теперь значимы мы. Разве вы не понимаете, что именно сделали сейчас со всеми нами?

Он, недоумевая, смотрел на нее.

Снаружи из темноты появилась мужская фигура.

– Вы – доктор Калгари? – проговорил он. – Такси ждет вас, сэр. Чтобы отвезти в Драймут.

– Ох… э… благодарю вас.

Артур вновь повернулся к Эстер, но та уже отступила внутрь дома.

Хлопнула дверь.