Читать книгу Без права на память - Альбина Демиденко - Страница 10

Сексуальные игры Вовчика привели к не очень хорошим событиям. Командование гарнизона, особенно после приезда «высокопоставленного папочки», смотрело на «развлечения» молодого лейтенанта сквозь пальцы. Лиля ждала, когда муж одумается и вспомнит о ребенке и семье. А Вовчик, воспользовавшись вседозволенностью и безнаказанностью, жил своей жизнью, своими страстями.

Поволочившись за Кудравой, он вдруг увлекся официанткой из офицерского кафе. Фаина была дамой далеко не молоденькой, перешагнувшей тридцатилетний рубеж, невысокого роста и пышных форм. В гарнизоне все знали, что в свое время она входила эскорт-группу и пользовалась благосклонностью командующего.

В те времена ей, как и всем подобным дамам, командование выделило хорошие квартиры, укомплектовав за счет дивизионных средств, всем необходимым для комфортного времяпрепровождения проверяющего вышестоящего комсостава. И, несмотря на то, что ни одна приличная семья с такими девицами дружбу не водила, командование всегда относилось к ним благосклонно и одаряло всевозможными благами. Кто же ее знает, какое влияние она имеет на Ивана Ивановича или Михал Михалыча. Это только по закону, жена – стена. А на опыте всех времен историю делают любовницы да фаворитки.

Вот и Фаина была из числа так называемых фавориток. Престарелый командующий, любитель пышных форм, давно комиссован в отставку, но в составе проверяющих комиссий всегда находился кто-то желающий прижаться к округлому бочку доступной и опытной в постели молодушки.

В повседневной жизни все эти девочки и дамочки вели благопристойный образ жизни, дебошей и оргий не устраивали (политотдел свою работу вел исправно). Среди них были и такие скромницы с опущенными глазками, что не посвященный человек ничего заподозрить не мог.

Фаина не из числа скромниц. В перерывах между приездами комиссий, она успевала морочить голову молодым лейтенантам, которые почитали за честь оказаться в постели с, хоть и бывшей, но все же, любовницей командующего. В гарнизоне ее называли «Переходящее Красное Знамя».

Несмотря на весь этот пышный шлейф, Вовочку Фаина держала на длинном поводке, чем приводила в бешенство. Поставив себе задачу уговорить девицу, он все свободное от службы время проводил либо в кафе, либо у Фаины. Чуть ли не каждый вечер он выяснял отношения с другими претендентами. Весь гарнизон с любопытством наблюдал за развитием событий. Только дети не обсуждали этот любопытный факт. Дети и Лиля, жена Вовчика.

Лиля всегда жила своей обособленной жизнью, не принимая участия в мероприятиях гарнизона. Прожив два года в городке, она практически ни с кем не была знакома. Если раньше это было связано с работой в рабочем поселке, то после рождения ребенка, она полностью посвятила себя сыну и мужу. Сидеть на лавочке с женщинами и обсуждать «события», бегать по общественным мероприятиям у нее элементарно не хватало времени. Даже обязательные прогулки с малышом она использовала для чтения книг, хождения по магазинам.

Вовочка с рождением сына дотаций на домашние расходы не увеличил, поэтому женщине пришлось заниматься шитьем и вязанием. Она так увлеклась процессом вывязывания различных кофточек и шапочек, что все свободное время возилась с клубочками, что-то распуская, что-то сматывая. В последнее время у нее появилось еще одно, не менее увлекательное занятие.

После своего отъезда из Москвы, Лиля не прервала общения с Ниночкой. Она знала, что подружка тоже вышла замуж за офицера, который в отличие от Вовчика окончил военную академию и служил в генштабе, но ездил в командировки в войска. У них родился сын на полгода раньше Антоши. Ниночка осталась учиться в аспирантуре и работала при университете. Жила молодая семья в офицерском общежитии и родители мужа, чтобы как-то помочь, взяли малыша к себе, в Новосибирск. Ниночка очень скучала по сыну и часто ездила к родителям. Однажды проездом она побывала в гостях у подружки, и с первых часов общения поняла, в какую непростую ситуацию попала Лиля.

Вернувшись в Москву, Нина переговорила с преподавателями, которые помнили прилежную и умную студентку Костромину, и сожалели, что девушка не продолжила учебу в аспирантуре. Может быть поэтому Ниночке удалось договориться о публикации работ своей подружки в университетском журнале.

– Ниночка, что ты придумала, какие еще работы? Я скоро забуду таблицу умножения! – пыталась остановить Лиля подругу, когда та сообщила новость по телефону.

– Вот и вспомнишь. И не только таблицу умножения! Лилька, у тебя не голова, а дом советов! Разве можно так оглупеть, чтобы всю себя целиком посвятить мужу и совершенно забросить любимое дело?

– У меня сейчас малыш и он требует внимания.

– У миллионов женщин есть малыши, тем не менее, они продолжают жить активной жизнью! И не возражай! В конце концов, вспомни свою бабушку. Разве о такой судьбе для своей внучки она мечтала? В память о ней ты не должна отступать от намеченной цели!

– Ну, хорошо, хорошо! Присылай темы, я посмотрю, – последний аргумент сработал, и Лиля согласилась с подружкой.

Нина только этого и ждала. Ближайшим нарочным темы были высланы. Лиля по вечерам допоздна сидела над разработками и статьями, стараясь как можно доступнее и лаконичней изложить материал. Она остро почувствовала, как стосковалась по своей работе, по своим интересам, по той, прежней, наполненной мыслями, идеями и целями, жизни и была благодарна подружке за протянутую руку помощи. Она была востребована, у нее появилась своя аудитория. Первые две статьи прошли очень успешно. Более того, редакция журнала «Алгебра и логика» предложила Лиле опубликовать материал и «по желанию автора редакция готова рассмотреть вопрос о сотрудничестве и публикации материалов новых разработок в данном направлении».

Так уж совпало, но в период Вовкиного очередного загула заболел малыш. Ничего серьезного не было, у малыша резались зубки, но откуда было знать молодой мамочке, что это бывает с каждым ребенком и необходимо перетерпеть, переждать. Малейшее отклонение состояния здоровья ребенка вызывали у Лили дикий страх, переходящий в панику. Малыш капризничал, у него за день неоднократно менялось состояние. Его раздражало все. Он тянул ручонки к игрушке, затем бросал ее и просился к маме не руки, тискал в ротик свой кулачок или первый попавшийся предмет. Маленькие розовые десна набухли и слегка потемнели. Врач, которого обеспокоенная мать, пригласила домой, успокоила.

– Что вы, мамаша, так квохчете. Все идет нормально. У него зубки режутся. И вы когда-то так же мучились. Посмотрим, если через неделю не прорежутся, привезете к нам, сделаем надрез.

– Какой надрез? Вы что, в ротике у него будете оперировать?

– А где же еще? И не оперировать, а надрезать.

– Но это больно!

– Конечно, больно. Лучше если сами прорежутся. Не хотите надрез делать, ждите.

Перепуганная Лиля по несколько раз в день заглядывала в ротик малыша, выискивая признаки прорезавшегося зубика. По ночам малыш часто просыпался и, чтобы не беспокоить мужа, она перебралась с ребенком в другую комнату.

Вовчик приходил поздно. В резкой форме высказывал жене, что ему не нравилось. А не нравилось ему все: Лилин вид, усталый и неприбранный, завтрак, поданный не на той тарелке, не так сваренный кофе, печенье, плохо отглаженная рубашка. Мало ли в чем можно выразить свое недовольство и сорвать дурное настроение. Дома Вовка выплескивал всю свою неудовлетворенность, благо жена смотрела на него с благоговением и молчаливо сносила любые капризы и оскорбления. И чем больше она молчала, тем разнузданнее он себя вел.

Доведенный недоступностью Фаины до бешенства, однажды Вовчик сорвался. Был теплый августовский вечер и он, как обычно, сидел в беседке во дворе, наблюдая за окнами знакомой квартиры. У Фаины в этот вечер собралась компания друзей. Вовчика на посиделки не пригласили, и он злился, угадывая по силуэтам за окном, с кем танцует хозяйка.

Компания долго, бурно веселилась и лишь за полночь стала расходиться. Владимир высмотрел всех, кто ушел. По его подсчетам лишь один из гостей, остался в квартире с Фаиной. Вот они вышли на балкон покурить, потом отразились на оконном стекле их силуэты, медленно движущиеся в танце, затем свет погас. Это была точка кипения гнева и раздражительности ревнивого наблюдателя. Он кинулся в подъезд, одним броском одолел лестничный марш до второго этажа и рванул на себя дверь. Хлипкий замок легко поддался и она с треском распахнулась. В следующее мгновение он оказался в Фаининой спальне. Дикий крик женщины не остановил, а лишь подстегнул Вовчика. Одним ударом он свалил на пол не ожидавшего наскока соперника, не позволяя ему подняться, с остервенением пинал и пинал его ногами, пока тот не затих.

От страха Фаина вжалась в угол кровати. Она уже не кричала, она молила небеса о своем спасении. Оставив соперника, Вовчик повернулся к ней.

– Что испугалась? Не бойся, Вовчик тебя в обиду никому не даст. Вовчик лишь вые…. тебя по-мужски, чтобы знала, какой он сладенький! Зачем тебе, детка, такой хлюпик? – От этих слов Фаине стало еще страшнее, и она потянула на себя одеяло, словно оно могло ее защитить. – Не бойся, моя крошка! Тебе понравится, вот увидишь! – он навалился на Фаину.

На следующий день весть, что Вовчик изнасиловал Фаину, и избил Петрова, мгновенно облетела гарнизон. Взрослые полушепотом передавали друг другу, как измученная, в разорванном пеньюаре Фаина утром выползла на лестничную клетку и постучала к соседям, умоляя о помощи, как нашли в бессознательном состоянии Петрова, как патруль скрутил Вовчика и в ниглеже доставил на гауптвахту. Такого ЧП в гарнизоне еще не было! На Вовчика завели уголовное дело.

Когда Лиле сообщили о случившемся, она не поверила. Не мог ее муж избить человека до полусмерти. Она не помнила случая, чтобы он выяснял с кем-то из мужчин отношения при помощи кулаков. Она допускала, что получив отказ от Фаины, Вовчик мог применить силу, добиваясь своего. Это Лиля не единожды испытала на себе. Но не надо было изначально поощрять его ухаживания, не стоило Фаине кокетничать с чужим мужчиной. В тот же день она выпросила у командира разрешение увидеть мужа.

– Я не верю, что Владимир совершил такой проступок! Не верю! Это все недоразумение! Я уверена, что вы разберетесь и отпустите его домой. А сейчас прошу, позвольте мне только на него взглянуть!

Ее просьбы были так искренни, что командир сдался и позвонил в комендатуру.

– Комендант, пропусти под мою ответственность эту, – командир запнулся, подыскивая слова, – «капитанскую дочку», пусть пообщаются. Да, присмотри там за идиотом, как бы чего еще не натворил. Эх, дочка! Не заслуживает он твоих слез! – с отцовской нежностью произнес он, провожая Лилю из кабинета. – Бежать тебе от него надо, а не хлопотать.

Когда Лиля вошла в камеру, муж лежал, отвернувшись к стене.

– Вовочка, ты спишь? – Тихонько позвала она, боясь нарушить его сон.

– Чего тебе? Зачем пришла?

– Вовочка, я тебе котлеток принесла. Ты, наверно, голоден. Здесь плохо кормят.

– Ты чего, дура, приперлась? Кто тебя звал? Котлеток она принесла! – Вовчик грубо рассмеялся и сел на край койки, на которой только что лежал. – Мне твои котлетки на х… не нужны. Катись к…

– Вовочка, ты расстроен? У тебя вон рубаха разорвана. Тебя били? Ты ведь не мог этого сделать?

– Мог – не мог. Сделал! – Вовчик постепенно успокаивался. – Чего ты тут приволокла? – Лиля подала ему пакет с едой. – Ступай. Принеси мне белье чистое и одежду. Это все провоняло.

– Вовочка, скажи, ты не виноват. Ведь, правда?

– Не твое дело. Ступай, принеси одежду чистую. Да отцу позвони срочно. Ступай, чего зеньки вылупила.

– Сейчас, сейчас. Я мигом.

Когда Лиля на углу возле магазина переходила улицу, навстречу ей попалась одна из подружек Фаины. Завидел Лилю, она издалека закричала:

– Глянь-ка, бежит красавица московская! Небось, на губу бегала, муженька проведывала? Ты бы лучше его ночами ублажала, чтобы он с голодухи на чужих баб не кидался, как кабель неудовлетворенный!

Каждое слово женщины кнутом било и обжигало Лилину душу. Чуть ли не бегом, она влетела в квартиру и всем телом привалилась к закрытой двери, словно боялась, что сейчас дверь откроется и за ней следом влетит эта крикливая женщина со своими обвинениями. Сердце колотилось, и с каждым его ударом Лиля понимала, осознавала – все правда, правда, правда! Вовочка совершил преступление и она, его жена, виновата в этом. Это она не досмотрела, она не остерегла, она не предупредила его. «Что же мне делать, что? Как же мне жить? Как дальше людям в глаза смотреть!» – Она со стоном упала на пол, забилась в слезах и горе. От ее стона и плача проснулся сынишка и захныкал вначале потихоньку, затем все громче и громче. Лиля ползком, не было сил подняться, добралась до кроватки сына и, уткнувшись лицом в теплое тельце малыша, забилась в плаче.

– Маленький мой, хороший мой, как же мы теперь жить будем? Что будет с нашим папкой? Как нам жить дальше? – рыдала в голос женщина, прижимая к себе хрупкое тельце малыша, словно искала в нем защиту и опору.

– Эй, ты чего это голосишь? – в квартиру незаметно вошла Настя. – Я иду, слышу рев, толкнула дверь – открыто. Чего случилось?

– Во-во-вовчик, – заикаясь, сквозь слезы произнесла Лиля.

Настя прошла на кухню, намочила полотенце холодной водой из-под крана и, вернувшись, вытерла зареванное лицо подружки.

– Успокойся. Видишь, ребенка напугала, глупая. Подумаешь, Вовчик. Так ему и надо, гадине. Сколько я тебе говорила: «Возьми мужика в руки». А ты? Вот попустительство твое и довело до такого состояния. Вот он и вообразил, что ему все можно, все позволительно. Нашел ведь дурак на кого бросаться, на Фаинку. Да это Переходящее Красное Знамя и так дало бы, зачем его насиловать. Дурак, одно слово.

– Зачем ты так о нем?

– Ой-ей-ей! Ты его еще и защищать будешь. Вон лучше ребенком займись. Совсем испугала своим криком, да Антоша?

– Настя, что мне делать? Как дальше жить? – жалобно пролепетала Лиля.

– Ой, слушай, не смеши меня! Как жить? Да живи, как жила. Это же не ты натворила, а он. Вот пускай и отвечает по полной. А ты-то при чем?

– Но ведь это мой муж?

– Муж, муж! Объелся груш. Я бы такого мужа давно под зад коленкой спровадила. А ты, небось, еще и защищать его собралась?

– А кто же ему руку помощи подаст?

– Вот дура, вот дура! «Руку помощи», – передразнила Настя подругу. – Вот кто его воспитал такого, тот пускай и подает. А ты уноси ноги от него и побыстрее, пока он тебе и твоему ребенку жизнь не искалечил основательно.

– Ох, я и забыла. Вовчик просил отцу позвонить.

– Вот-вот. Папаша приедет и отмажет подонка-сыночка. Звони уж, чего там.